Химия без прикрас (СИ) - "agross". Страница 22

«Тяжелые выдались смены. Похоже, ты приносила удачу.»

Почему-то от этого сообщения веет и грустью, и теплотой одновременно. И я даже не могу объяснить, от чего голос Дмитрия Николаевича в моей голове, озвучивший сообщение, сказал это без своего привычного злобного сарказма. “Ты приносила удачу”. При мне на сменах никто не умер. Много всего было, но смертей не было. Это значит…

Это значит, что он сейчас, скорее всего, курит в открытое окошко у себя на кухне и, глядя на кружащие в морозной ночи снежинки, устало потирает переносицу.

***

Каникулы — это понятие очень неопределенное, особенно для того, кто собирается через четыре месяца поступать в ВУЗ. Особенно в медицинский ВУЗ. Иначе, как объяснить тот невероятный факт, что почти все учителя нашего лицея во время каникул активно занимаются репетиторством?

Поднимаясь по припорошенным снегом ступенькам школы, мне вдруг показалось, что в моей жизни не изменилось ничего. Что не было никакого Лебедева со Стегловым, не было «люстры», мигающей в ночной темноте, не было водителя Пятачка с лицом уголовника…

Зато одноклассники, весело хохочущие в холле, были всегда. И их обидные замечания, что я слишком поспешно убежала с вечеринки Наумова, были словно заранее заготовлены, чтобы испоганить мне настроение перед предстоящими занятиями. Жаль рядом нет Хвостовой… Она бы точно проложила бы маршрут «пешей эротической прогулки», куда следовало бы отправится этим уродам.

— … А ведь и Паша потом исчез! — продолжала свои гадкие умозаключения Королёва Ника. — А потом сидел злой-презлой. Расстроила ты парня, Мариночка! Видать, совсем ты у нас бревно!

— Ты такая наблюдательная! Успела и Степанову в рот залезть, и за ходом вечеринки следить! — огрызнулась я.

Вообще, я обычно не обращаю внимания на различные выступления в мой адрес. Просто привыкла проходить мимо, задрав подбородок и изобразив из себя слепо-глухо-немую. И то, что сейчас я вдруг ответила Королёвой, является шоком даже для меня самой. Я уж молчу про саму Королёву со своими гиенами. Она вытаращилась и стала открывать и закрывать рот, быстро-быстро, будто не в силах подобрать достаточно унизительное оскорбление в мой адрес.

— Решила характер свой показать? — наконец, ощетинилась она.

— Королёва, выбери другой объект для издевки, а то ты становишься неоригинальной, — не обращая внимания на дальнейшее поливание моей скромной персоны грязью, вешаю пуховик в раздевалке и замечаю в конце коридора силуэт Дмитрия Николаевича, идущего рядом с Лидочкой. Прекрасно. Значит, на уроке он будет очень зол…

— А чего это ты к химику на допы зачастила так? — Королева решила уцепиться за что-нибудь другое, не зная, с какой стороны ко мне подобраться. Хотя, с первым вариантом она практически угадала, меньше всего мне хотелось, чтобы вокруг меня и Наумова расползались какие-то слухи на пустом месте.

— Тебе-то какая разница, — презрительно фыркая, переодеваю обувь.

— Хочешь опыта поднабраться, чтобы Наумова потом порадовать? — не унимается эта фурия.

— Радовать одноклассников таким образом — это по твоей части.

— Ах ты, тварь! — зашипела Королёва.

— Какие-то проблемы? — голос химика раздался где-то над нашими головами, как раз в тот момент, когда наша принцесса поднялась со скамьи в холле и угрожающе зашагала в мою сторону.

— Вовсе нет, — ответила я за Нику, которая при виде Дмитрия Николаевича стала торопливо поправлять прическу.

— Ника, вы кого-то ждете здесь? — Лидочка, выпятив грудь, показалась из-за спины химика, недовольно нахмурив белесые бровки. Меня внезапно осенила забавная мысль, что наша классная видит в Королёвой самую настоящую соперницу! В общем-то, это не удивительно. Что бы кто ни говорил, а Ника была действительно привлекательной. И, как и большая половина женщин в нашем лицее, старалась обратить на себя внимание химика. Другое дело, что вдобавок к этой привлекательности ей досталась еще и легкая «шлюховатость»…

— Мы Пашу ждем после вашего факультатива, — пропела Королёва, стрельнув глазами на химика. Значит, Наумов теперь на дополнительные по биологии ходит? — Марина, наверное, тоже хотела с ним пообщаться, да, Мариш?

— Нечего болтаться здесь, идите в буфет, — строго сказала Лидочка, а затем, дотронувшись до плеча Дмитрия Николаевича, добавила: — Надеюсь увидеть вас после урока в учительской.

От моего взгляда не укрылось, как слегка передернуло химика, но он, постаравшись не подавать вида, подтолкнул меня в спину, чтобы как можно скорее убраться с глаз Королёвой и биологички. Хотелось как-нибудь позлорадствовать, но после того, как эта размалеванная кукла информировала меня о содержании свежих сплетен, ощущение было такое, что я вымазалась в вонючей грязи.

Но Дмитрий Николаевич не дал мне даже на минуту расслабиться и погрузиться в собственные мысли. Сказав, что в кабинете химии он будет говорить со мной только о том, что касается химии, Лебедев с особой строгостью, присущей ему во время уроков, разбирал со мной сложнейшие задания, то и дело терпеливо себя сдерживая, чтобы не сообщить мне, какая же я тупая. И, когда через час мой мозг показался мне выжатым, я, жалобно взглянув в лицо преподавателю, получила разрешение покинуть класс.

— Дмитрий Николаевич, — неуверенно проговорила я, застыв на пороге кабинета.

— Чего тебе, Дмитриева? — устало ответил химик. Меня удивило, что он не направился в лаборантскую, чтобы по привычке выкурить сигарету среди ядовитых реактивов, а сняв халат и повесив его на спинку кресла, тоже прошел к двери.

— У меня вопрос, не касающийся химии, — осторожно начала я.

— Тогда задашь его вне кабинета, — он подошел ближе и вытянул руку, от чего я невольно попятилась, пока не врезалась в дверь, но его ладонь схватилась за ручку двери, чтобы открыть ее. — Из-за ваших перепалок я не успел покурить, а в лаборантской теперь починили датчик дыма.

Спустившись с лестницы и начав одеваться, я увидела, как химик торопливо вышел из лицея, на ходу доставая из кармана сигарету и чуть ли не прикуривая в дверях. И выйдя за ним следом, я остановилась, как вкопанная. На крылечке стоял Наумов, глядя на меня в упор, а Дмитрий Николаевич курил чуть дальше от него, в нескольких шагах, нервно потирая шею. И все бы ничего… Мне бы просто взять и снова превратиться в слепо-глухо-немую и пройти мимо Паши, но только он, преградив мне дорогу, схватил меня за запястье.

— Димон, подожди, поговорить надо! — пробасил он.

— Не надо, — предательски дрогнувшим голосом ответила я.

— Димон, просто я подумал…

— Паша, если ты меня не отпустишь, я закричу, — на этот раз тон получился поуверенней, но, потеряв из виду химика, меня внезапно охватила паника.

— Марин, — назвал меня по имени Наумов. — Ну перегнул я палку! Ты теперь игнорировать меня будешь? Нравишься ты мне! — с этими словами он потянул меня к себе, видимо, посчитав, что такое признание в симпатии должно подкрепиться объятиями или поцелуем… В памяти всплыло едкое «я тебе кто, папочка?»…

— Наумов! — Дмитрий Николаевич, оказавшийся на крыльце школы, докурил сигарету и, бросив ее в урну, сделал несколько шагов к нам. — Руки убрал.

— Дмитрий Николаевич, мы разберемся, — насупившись, ответил Паша, но хватку все-таки ослабил. Я тут же юркнула за спину химика.

— Вы уже разобрались, теперь даже учителя в курсе вашей бурной личной жизни, — химик нервно засунул руки в карманы пальто.

— Нет у нас никакой личной жизни, — недовольно буркнул Наумов.

— Зато слухи вокруг нее есть, — спокойно заметил Лебедев, а затем, повернувшись ко мне, проговорил: — Там, по-моему, брат твой приехал, посмотри, его машина?

Брат? Он же сегодня работает… Но потом поняв, что это прекрасный предлог, чтобы уйти, я как можно скорее зашагала к выходу и, увидев в торце дома знакомый старенький «Фокус», остановилась около него.

Химика не было около десяти минут. Я уже начала всерьез беспокоиться. Но вскоре он показался в свете вечерних фонарей, куря на ходу и ослабляя коричневый шарф, словно тот был намотан слишком туго.