Отшельник (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 29
Да, это была я. Там, на экране, я стояла на коленях и ублажала Бакита, там я орала и стонала как заведенная, лизала его сапоги, позволяла ему делать с собой такое, от чего меня начало тошнить.
- Смотри, - Макс толкается в мое тело, а я затуманенными глазами смотрю на экран, где кто-то, каким-то дьявольским образом уничтожал меня, как личность. Потому что это не могла быть я. И это и не была я… ЭТО НЕ Я! Я точно знаю, что это не я! Я пропала… мне никто теперь не поможет. По щекам градом потекли слезы.
- Нравится, как он тебя трахает? Нравится? - его голос срывается, и мне кажется, что он плачет… вместе со мной сейчас. Каждый толчок болезненный, сильный, отчаянный. А я остекленевшим взглядом впилась в экран и понимаю, что меня все же убили и украли мою жизнь, и счастье. Я сама себе уже не верю… а Макс. Макс предпочел поверить тому что видит, не мне. Кто угодно поверил бы. Закрыла глаза, понимая, что это не просто конец, а это и есть смерть… Вот что убило его. И он уже не воскреснет.
Макс вдруг зарычал, впиваясь в мои бедра до синяков, дрожа всем телом и изливаясь в мое тело, пока на экране Бакит продолжал иметь ту, что так похожа на меня саму.
Мой муж замер ровно настолько, чтобы унять судороги больного наслаждения и прийти в себя. А потом, наконец, вышел из меня, скрипнула змейка, а я так и осталась стоять с закрытыми глазами, опираясь на стол. Услышала, как он прошел по комнате, скорее угадала, что к бутылке, стоящей на подоконнике. Сделал глоток. Чиркнула зажигалка, и запахло сигаретным дымом. Я медленно выпрямилась и пошатнулась, схватилась за стол, чтобы не упасть.
- Я еще не решил, что сделаю с тобой. Ты останешься здесь. Пока.
Одернула юбку и как в тумане осмотрела комнату, поднимая с пола свитер, кутаясь в него в попытках прикрыть наготу. Макс снова смотрел в окно. Опираясь стиснутыми кулаками на подоконник. На проклятое черное небо без звезд.
- И когда решишь? – спросила тихо.
- Не знаю. Когда-нибудь решу.
- Дай мне уехать к Андрею, Максим. Отпусти меня.
Пользуясь секундами, пока он снова похож на себя, пока его голос нормальный и в воздухе не витает его безумие. Но мои слова взорвали его мгновенно. Через секунду он уже стоял возле меня, сжимая мои плечи и заглядывая в глаза.
- Отпустить? Ты еще ничего не поняла, Дарина? Я не отпущу тебя. Я скорее убью, но не отпущу. От меня не уходят. Разве что туда, - кивнул головой на потолок.
Смотрит на мои щеки с размазанными слезами, на разбитые губы, и опять взгляд становится мягче, руки, сжимающие мои плечи, дрожат.
- Я бы многое хотел простить тебе, маленькая. Так много, что самому мерзко от этого… Но я не могу… не могу. Зачем ты так с нами? Со мной, с братом, с Савой?
Может он и заслужил смерти… но вот так низко и подло. Беспомощного старика. Била бы меня, Графа. Как ты могла?
Я снова не понимала, о чем он, его дрожь и истерика передавались и мне. До боли хотелось прижаться к нему, вернуть обратно из мрака, в который он погружался, выдернуть его оттуда. Он жрал его, я чувствовала это сама. Мрак его поглощал и все же выпускал на короткие промежутки. Секундами просветлений.
- Смерти? – переспросила очень тихо.
- Зачем убила отца? Убивала бы нас… Выстрелила бы мне в голову. Я бы не сопротивлялся. Бл***ь, я бы сдох с удовольствием… а ты… Почему же ты мразь такая, а? – говорит сквозь зубы, а мне снова становится страшно, что он обезумел.
- Кого убила? – повторяю за ним, стараясь не сорвать его, не сковырнуть что-то такое, что снова сделает его невменяемым.
- Отца моего, - хрипло, тихо, вкрадчиво.
- Савелия?
И он вдруг оттолкнул меня с такой силой, что я отлетела к стене и сползла по ней на пол.
- Хватит! Я не могу так больше! Хватит играть в эту невинность! Хватит, мать твою, не то я задушу тебя! Да! Ты, сука такая, убила нашего отца, потом поехала к своему любовнику и хотела удрать с ним, а он продал тебя! Продал мне! Не ожидала? Это было неожиданно, да? Пытаешься выжить? Пытаешься спасти свою шкуру? Кто ты? Кто.Ты.Такая? Я смотрю и не понимаю, что же ты за дрянь?
- Я никого не убивала, - сама говорю, а собственный голос, как чужой, ненастоящий. Я должна говорить что-то другое. Наверное. Только не знаю, что. Я тоже погружаюсь во тьму.
- Ты нас всех убила. Мы все теперь мертвецы. Мы кладбище, а не семья. Ты нас похоронила заживо. Настала твоя очередь умирать, Дарина. Медленно и мучительно умирать. Здесь. В этом доме. Если ты веришь в Бога – молись.
Он вдруг просто ушел. Вот так взял и вышел, а потом послышались шаги по лестнице, и через несколько минут отъехала его машина.
А я так и сидела на полу, глядя на экран, где после кадров грязного совокупления с Бакитом, появилось изображение больницы… И я, застыв на коленях, смотрела, как там… все та же женщина убивает старика. Она убивает его, а в агонии я сама. Я кричала. Громко кричала, срывая горло и сходя с ума от отчаяния.
Бакит выполнил свое обещание - теперь я понимала каждое его слово, но он ошибся в одном – я не в аду, ад поселился во мне, и я горю живьем, с меня кожа струпьям облезает. Кому мне молиться, когда любимый человек меня проклял… он и был моим Богом. Я молилась и верила только в него. Мне больше не во что верить.
ГЛАВА 14
От бессонницы меня шатало из стороны в сторону. Я сбилась со счета, сколько не спала. Кажется, я сижу здесь целую вечность, но на самом деле около недели. Все мысли только о том, что произошло, и как Бакит меня подставил.
Тысячи вопросов и ни одного ответа. Одно понимаю, если выберусь отсюда, то я лично раздеру Бакита на куски. За все, что он с нами сделал. С нами со всеми. Это не моя личная трагедия. Он нашу семью разодрал на ошметки. И я даже не представляю, что там происходит за стенами этого дома. Как там мой брат? Что он думает обо всем этом? Как держится после смерти отца? Считает ли меня убийцей, как и мой муж? Хоть кто-то сомневается в этом? Кто-то верит мне? А потом понимала, что не могу требовать, чтоб верили. Они не знают меня. Никто из них. Всего три года прошло, как я появилась в семье. Они все приняли меня, но они имеют право сомневаться. Как мне доказать? Как? Где они взяли эту тварь, так похожую на меня? Сама смотрела на нее, и казалось, что с ума сошла. И моментами сомнения… в собственной вменяемости. Только я знала, что не могла сделать ничего из того, в чем меня обвиняют. И да, я все же видела, что это не я. Но как это объяснить и доказать другим?
Мне вообще казалось, что я живу какими-то обрывками. От слёз опухли глаза, я не смотрела на себя в зеркало, чтобы не видеть. Вот это отражение загнанного животного. Я почти не натыкалась на прислугу, либо им было приказано меня избегать, либо здесь ее и не было почти.
У меня появился своеобразный ритуал. С первыми лучами солнца обходить весь дом, каждую комнату и думать потом, как я бы их обставила, кто жил бы в них. Как выглядели бы мы с Максимом в этом доме вместе. Зачем он купил его и начал в нем ремонт? Когда купил? И почему я об этом ничего не знаю?
В той жизни, где он его покупал, он представлял нас вместе? Иногда то, что кажется таким простым, таким обыкновенным, таким будничным, вдруг начинает казаться нереальным счастьем, когда остается в прошлом. Мне всегда и на все отмерялось по крупицам. Нет, я не жалела себя… я просто почти не могла вспомнить, когда в своей жизни я вообще была счастлива. Пожалуй, в глубоком детстве, еще с мамой, потом уже с Максом, и то недолго.
На какие-то минуты я забывала обо всем. А потом снова волной накатывало отчаяние, от которого хотелось умереть. Самое страшное, когда тебя обвиняют и не дают ни единого шанса оправдаться, ни единому слову не верят. Да, я понимала, почему… Теперь понимала. И я слишком хорошо знала Макса, чтобы осознавать, что он никогда не простит меня… не даст мне даже возможности заговорить. В такие секунды я падала на колени и выла, как раненое животное. «За что?»… Бесполезный и такой отчаянный вопрос, скорее, кому-то там, наверху. Не себе и не Максу. Почему так мало счастья мне выпало? Почему я наказана за то, чего не совершала? Когда он приедет сюда? Приедет ли ко мне хотя бы когда-нибудь? Андрей знает об этом? Но я была уверена, что нет. Брат не знал. Макс умел скрывать то, что хотел скрыть. Умел скрывать от всех, и сейчас он меня спрятал, чтобы терзать и казнить за то, что причинила ему боль.