Нарушенное обещание - Лондон Стефани. Страница 28
— Это доставляет мне определенный дискомфорт, да, — кивнула Дарлин. — Но мне надоело чувствовать себя вот так. Каждый день — борьба, и, по-моему, после пяти непростых лет пришла пора вновь обрести твердую почву под ногами.
Надежда расцвела в груди Элис. Это была самая конструктивная идея из всего, о чем когда-либо говорила мать.
— Сколько сеансов у тебя уже было?
— Только четыре, но я хожу туда каждую неделю.
— Почему ты мне не говорила?
Таймер пискнул, и Дарлин вытащила из духовки поднос с печеньем, поставив его на разделочную доску. Потом развязала фартук и повесила его на крючок рядом с плитой. Элис наблюдала за медленными, аккуратными движениями матери.
— Почему, мама?
Дарлин подошла к Элис и заключила ее в объятия. Худощавые руки матери обхватили ее с настойчивой жаждой того, кто истосковался по душевной теплоте. Потрясенная, Элис на миг замерла, а потом стиснула Дарлин в ответных объятиях. Когда же они в последний раз вот так обнимались?
— Я волновалась, что у меня ничего не получится, и не хотела снова тебя подвести. Это не первая моя попытка.
— Правда? — в изумлении отстранилась Элис.
— Я пробовала спустя примерно год после… — Мать осеклась. — И еще раз около года назад. Но бросала все после двух сеансов. Я волновалась, что и теперь будет точно так же.
— И?..
— Надеюсь, на сей раз все иначе. У меня еще случаются срывы, но сеансы приносят некоторое облегчение. — Дарлин погладила дочь по голове. — Я знаю, мы с твоим отцом не слишком явно демонстрировали свои чувства, пока вы с Ричем росли, но мы очень сильно любили вас обоих. Мы хотели, чтобы вы были сильными и независимыми… В сущности, мы думали, что, обращаясь с вами строго, даже жестко, мы вырастим вас именно такими.
Слезы обожгли глаза Элис, и, повинуясь инстинкту, она отчаянно заморгала, чтобы прогнать их.
— Мне очень жаль, что мы не были более открытыми с тобой и Ричем, — продолжила Дарлин. — Но никогда ведь не поздно начать, не так ли?
— Да, никогда не поздно. — Элис взглянула в серые глаза, как две капли воды похожие на ее собственные. — Я так рада, что тебе помогают!
— Я тоже, малышка. Иногда нам нужно, чтобы кто-то помог нам измениться к лучшему. Мне потребовалось немало времени, чтобы осознать это.
Элис тут же вспомнила Кола и его упрямое желание изводить ее вопросами. Кол всегда так поступал, всегда бросал ей вызов, подкалывал ее, боролся за нее. Элис помрачнела.
— Что-то не так? Я расстроила тебя? — забеспокоилась Дарлин.
— Нет, ничего, пустяки. — Элис натянула на лицо улыбку и только тогда осознала всю иронию ситуации. Сейчас, после всех этих лет, мать сделала над собой невероятное усилие и открыла ей душу. А она, Элис, продолжала вести себя как всегда. — Если честно, кое-что все-таки произошло.
Дарлин разомкнула объятия, положила несколько печений на тарелку и вместе с заварочным чайником отнесла на кухонный стол, где в вазе красовались свежие ирисы. Мать, должно быть, и принесла эти цветы. Элис достала из шкафа две чашки.
— Расскажи мне.
— Кол сейчас в Австралии.
Дарлин кивнула:
— Я знаю.
Элис удивленно вскинула брови:
— Откуда?
— Вчера вечером мне звонил твой брат.
Ага, понятно. Элис разлила чай, ожидая, пока мать продолжит.
— Я устроила ему хороший разнос! Он не имел ни малейшего права вмешиваться в твои отношения с Колом. Ведь этот парень всегда был от тебя без ума.
— Что, правда?
— Когда мы приютили его у себя, Рич говорил мне о том, как волнуется, что Кол все время трется возле тебя. Но я доверяла Колу. Его отец, может быть, и был пьянчугой, но хорошего человека я вижу с первого взгляда. В противном случае не смогла бы так долго проработать в полиции, — улыбнулась Дарлин. — Кол всегда заботился о тебе, всегда защищал тебя, когда вы с братом ссорились.
— Точно, а ведь так и было! — Элис вспомнила, как Кол вставал между ней и Ричем всякий раз, когда они яростно ссорились. Кол всегда был ее защитником.
— И он всегда возил тебя на занятия балетом. Он уверял, что просто хочет помочь, но я-то знала, что причина была посерьезнее. — Мать сделала глоток чая. — Почему он здесь?
— Сегодня похороны Артура.
— И ты не идешь? — Прежняя Дарлин, со сдвинутыми бровями и поджатыми губами, на миг вернулась.
— Я хотела пойти, но Кол сказал, что Артур не заслужил моего появления там. — Элис сглотнула вставший в горле ком. — И, по-моему, я огорчила его.
— Чем?
— Он сказал, что любит меня. — Элис разломала печенье, чувствуя, как неестественно, срываясь на визг, звучит ее собственный голос. Наверное, именно так и бывает, когда открываешь кому-то душу.
— И?..
— И я ответила, что не могу дать ему то, чего он хочет.
— Ты любишь его?
Вопрос матери лишил Элис дара речи. Самозащита всегда была ее излюбленным способом действия, но сейчас ноющая боль в груди стала невыносимой. Элис таким непостижимым усилием воли сдерживала чувства, что едва могла выносить это напряжение.
— Любовь — не такая сложная и неудобная штука, как представляют себе люди, — еле заметно улыбнулась Дарлин.
Элис судорожно выдохнула и провела пальцем по цветочному узору на чашке:
— Она пугает.
— Если пугает, значит, он тебе небезразличен.
— Так и есть, — еле слышно, одними губами произнесла Элис. Неужели все это время она любила Кола и не позволяла себе почувствовать это? Когда неделю назад он впервые пришел к ней в студию, Элис хотелось закричать от ярости, прогнать его. Но еще в ее душе всколыхнулось какое-то необычное чувство, слабая смесь надежды и облегчения…
Кол притягивал ее к себе снова и снова, демонстрируя ей, что она может быть сердечной и откровенной, что она может помогать другим, что она может говорить о прошлом. Никто другой ни за что не стал бы ей так близок — и никто другой ни за что не стал бы продолжать попытки достучаться до нее после вечных отказов.
— Только ты одна можешь понять, любишь ты его или нет, Элли. — Дарлин крепко сжала ее руку. — Я хочу, чтобы ты была счастлива. Ты достойна этого — ты заслужила это всем тем, что сделала для нашей семьи.
— Я люблю тебя, мама. — Голос Элис дрогнул. Она и вспомнить не могла, когда в последний раз говорила кому-то о любви — даже своей матери.
— Я тоже тебя люблю.
После ухода Дарлин Элис долго сидела за кухонным столом, не в силах пошевелиться. Она не знала, сколько прошло времени, но когда поднялась, солнце уже начинало садиться.
И тут вся чудовищность ситуации дошла до ее сознания. Кол уезжал навсегда. Он улетал завтра, и она причинила ему столько боли, что он вряд ли когда-нибудь приедет снова… Черт, если бы не смерть его отца, Кол наверняка вообще никогда не вернулся бы на родину!
Элис стало дурно. Она никогда больше не увидит его голубые глаза, никогда не забудется от его поцелуя, под искусными ласками его рук… Но так было лучше для них обоих.
Она любит его. Она не могла определить, когда именно полюбила Кола, но это необычное будоражащее ощущение, охватывавшее ее изнутри всякий раз, когда он оказывался рядом, наконец-то обрело название. Она любит его — и позволила ему уйти, потому что сама мысль о том, как однажды утром он проснется и осознает, насколько она эмоционально несостоятельна, казалась ей невыносимой.
Это могло произойти после какой-нибудь ссоры, когда Колу вздумалось бы обсудить произошедшее. Это могло произойти после какой-нибудь потери, когда от нее ждали бы проявления печали и ранимости. А что, если однажды у них появится ребенок, и она не сможет проявлять любовь, необходимую для того, чтобы растить юную душу?
Эта эмоциональная несостоятельность была непреодолимой, а Кол заслуживал лучшего — находиться рядом с той, кто сможет любить его со всей необузданной страстью и неистовством нормального человека.
Глаза вдруг защипало, и Элис потерла их кулаками, удивившись, что чувствует влагу. По щеке скатилась одна большая слеза, за ней, оставляя на коже влажную дорожку, последовала другая.