Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка (Романы) - Бээкман Эмэ Артуровна. Страница 54

Но Бенита тут же поняла, что только что перечисленные достоинства Рихвы — одна лишь видимость; это ее мозг ищет защиты от новых тисков, и мысли стараются зацепиться за более удобные представления. Бенита была просто не в состоянии копаться в поисках подоплеки и объяснения событиям последних дней. Кинув взгляд на ворота риги и на телеги беженцев, Бенита подумала, что ей хочется лишь одного, чтобы люди, собравшиеся в Рихве, спали как можно дольше. Никого не видеть, ни с кем не общаться. Вот и от брани Трехдюймовки она убежала за кучу хвороста и понуро сидела там на чурбане, пока не услышала шагов.

Пастор, заложив руки за спину и опустив голову, прогуливался дорогой, по которой гоняли скот. Заметив его, Бенита притаилась между кучей хвороста и стеной амбара. Она пробыла там довольно долго. Крапива жгла ноги. Но приходилось терпеть, так как погруженному в свои мысли пастору это место казалось, видимо, самым удобным для прогулки.

Бените никого не хотелось видеть, она смертельно устала и от людей, и от их поступков. Она не хотела видеть ни Йосся, ни ребенка, ни свекрови. Бенита убеждала себя, что ей точно так же безразлично, тут ли еще ветеринарный врач или уже покинул Рихву.

Сейчас Бените необходимо было найти уголок, где она могла бы отдохнуть так, чтобы никто не мешал ей. Идти в дом не хотелось. А захвачен ли беженцами сеновал над конюшней и над хлевом, она не знала. Так она и стояла здесь, на краю поля, колеблясь и размышляя, где бы найти уединенное место и охапку сена, чтобы растянуться на нем.

Но Бените помешали. Из-за живой изгороди, держа свою лошадь под уздцы, показался хозяйский сын из-под Раквере; он шел по направлению к торфяному навесу. Жеребенок, родившийся ночью, трусил за кобылой. А следом за ними брела вымазанная мукой цыганка и несла под мышкой желтое одеяло.

Парень поставил лошадь между оглоблями, взял прислоненный к колесу хомут и надел его кобыле на шею.

Девчонка безучастно стояла рядом и трепала жеребенка за уши.

Куда они думают направиться?

С этим вопросом Бенита подошла к молодым.

— Уходим, — нехотя ответил парень, он был так занят лошадью, что даже не удосужился взглянуть на Бениту.

— Лошадь с жеребенком не жаль? — медленно протянула Бенита.

— Уходим, — повторил парень.

— Рано еще кобылу запрягать. Жеребенок не поспеет за ней, придется бросить труп где-нибудь в канаве.

— Уходим, — как заведенный, еще раз повторил парень.

— И как вам только не совестно зря губить животных? — уговаривала его Бенита.

— А людей можно? — выпалил парень, со злостью кинул вожжи и угрожающе шагнул к Бените.

Бенита грустно улыбнулась.

— Что вы знаете о жизни? — подходя еще ближе, крикнул парень в лицо Бените. — Что вы знаете о человеческих страданиях? Живете здесь, на захолустном хуторе, одна забота — набить брюхо и завалиться спать! Что вы знаете о земле и народе? У вас куриные мозги, вам не понять мучений и издевательств! Для вас только животное представляет ценность, потому что оно стоит денег! Человек не стоит ничего, на него нет цены, он как навозный жук, которого можно раздавить сапогом!

Девчонка-цыганка подошла к разгневанному парню и тряхнула его за плечи. Запряженная в телегу кобыла запряла ушами, и только жеребенок, у которого пока еще отсутствовало представление об оттенках человеческого голоса, спокойно тыкался носом в брюхо матери. Оглобля мешала ему, жеребенок вытянул шею, чтобы дотянуться до сосков.

Бенита, рассеянно смотревшая на жеребенка, и на этот раз ничего не ответила хозяйскому сыну из-под Раквере.

— Взгляните на эту девчонку, рядом со мной, — чуть потише сказал юноша. — Вся ее родня убита. Братья и сестры, родители и родители родителей. Весь ее народ уничтожен. Может быть, она вообще последняя цыганка на свете. Так и ее сделали немой!

Бенита и девушка долго и внимательно разглядывали друг друга.

— Она одна осталась в живых, да и то благодаря случайности.

На этом месте всхлипывание девчонки прервало рассказ парня.

— Отойди, если не можешь слушать, — попросил парень. — Я должен кое-что разъяснить этой тупой крестьянке.

Девчонка залезла в телегу, съежилась и с головой накрылась желтым атласным одеялом.

С лица Бениты не сходила судорожная усмешка. И как Бенита ни старалась, она никак не могла освободиться от нее.

— Когда девчонка прибежала к нам, я на коленях умолял своих родителей, я раскровенил ноги, ползая перед ними, пока они не согласились пустить девчонку жить в баню.

Парень вздохнул.

— С тех пор моя школьная подруга стала белить лицо и бессловесной тенью сновать между конюшней и хлевом. В комнаты ее не пускали. Зато на лесном покосе она могла вкалывать сколько душе угодно — тут мои родители были добренькими.

Вы думаете, легко было снести все это? У отца девчонки в Соотага было хозяйство, как в ту пору у всякого порядочного человека. Что с того, что он свой хутор сдавал в аренду. Чем девчонка была хуже меня? Нет, затолкали в угол и сделали из нее бессловесную белую рабыню.

— Ваши родители просто боялись, что за укрывательство цыганки их посадят в тюрьму, — обронила Бенита.

— Подлецы! — взорвался парень. — Они не взяли нас с собой, когда убегали. Отец сказал — или девчонка или мы! А ведь тогда им уже нечего было бояться.

Парень перевел дыхание и посмотрел на телегу, где вместо девчонки возвышалась лишь бесформенная кучка, покрытая желтым одеялом.

— Значит, так вы и отправились вдвоем на жеребой кобыле, — пробормотала Бенита и почувствовала, как с лица сходит судорожная улыбка.

— Ох, чего только я не пережил в пути, — по-детски вздохнул парень и почесал заросший пушком подбородок. — Да и здесь мы не избежали проклятия, которое повсюду преследует цыган. Я кое-что знаю, но пусть это останется при мне! — важно закончил парень и посмотрел Бените в глаза.

— Девушка во всем призналась вам? — осторожно спросила Бенита.

— Очевидно, кое-что она утаивает. Все открыть нельзя, если слишком много будешь знать, появится желание накинуть петлю на шею, — упрямо сказал парень.

Хозяйский сын из-под Раквере отвернулся от Бениты и стал возиться с чересседельником. Отпихнув жеребенка в сторону, он обошел вокруг лошади и убедился, что все сделано как надо. Концом сапога парень ударил по переднему колесу и озабоченно стал разглядывать переднюю ось телеги.

Неожиданно лицо парня просветлело, и он сказал Бените:

— Отец девушки каждую весну запрягал лошадь, сажал жену и детей и — куда глаза глядят! Что поделаешь, он предъявлял к жизни требований побольше, чем наш мужик, который с утра до вечера гнет спину в поле. Человек хотел видеть мир. Помню, мальчишкой я однажды встретил их семью на ярмарке. Когда они уезжали, радостные и веселые, в кибитке, запряженной вороным жеребцом, я долго смотрел им вслед. Они исчезли в клубах дорожной пыли и палящего солнца. У меня дух перехватило от зависти.

Девчонка-цыганка отодвинула край одеяла и выглянула, глубоко вдыхая в себя воздух.

— Сейчас поедем, — пообещал парень.

— Никуда вы не поедете! — Это произнес Йоссь, который стоял в воротах, прислонившись к столбу.

Заметив хозяина Рихвы, девчонка закричала страшным голосом.

— А эта что еще орет? — показал Йоссь на цыганку. — Чего это она размалевалась?

— Ты погоди, погоди, — старался успокоить девушку парень.

— Набедокурили в риге, пораскидали тюки, — приближаясь, говорил Йоссь. Подойдя к телеге, он схватился за нее и заорал — Сперва поглядим, что вы стибрили, а потом выгоним вас из Рихвы, как паршивых псов!

— Йоссь, перестань, — взмолилась Бенита. Ей было невмоготу разговаривать с Йоссем.

Девчонка-цыганка снова натянула на голову одеяло, парень теребил в руке вожжи. Йоссь, опершись о телегу и приподняв одну бровь, в упор смотрел на парня.

— Я — хозяин этого хутора. Я не потерплю, чтобы всякая проходимка-цыганка портила настроение моим гостям. Я не выношу воровства. Чего это вы так заспешили? Господа торопятся как на пожар, — насмешливо произнес Йоссь, — потом с меня начнут требовать, если что пропало.