Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка (Романы) - Бээкман Эмэ Артуровна. Страница 55

— Они ничего не взяли, Йоссь, — вспылила Бенита и подняла глаза. Муж и жена уставились друг на друга. Бенита словно впервые заметила, что волосы на висках у Йосся поредели, что ворот его свитера болтается и что Йоссь давно не брал в руки бритвы.

— С меня хватит. Хватит, хватит, хватит, — истерически пробормотал парень. Как безумный, он стал хватать со дна телеги сено и кидать его на обочину дороги. Вытянув вперед ногу, Йоссь носком сапога ворошил сено.

— Давай, давай, — повелительно крикнул он, когда парень немного замешкался. Девчонка-цыганка стояла в телеге, закутавшись в желтое одеяло, словно ей было холодно. Краем одеяла со щеки девушки стерло белый слой и теперь одна половина ее лица казалась тяжелее другой.

— Чаша переполнилась, — звонко воскликнул парень. Девушка вскрикнула.

Парень схватил спрятанную на дне телеги винтовку и стал целиться в Йосся.

— Не валяй дурака, — Йоссь презрительно приподнял верхнюю губу и обнажил желтые прокуренные зубы.

— Чаша переполнилась, — повторил парень.

— Перестаньте! — закричала Бенита, но голос ее утонул в вопле девчонки.

— Молчать! — заорал парень.

Женщины умолкли.

— Мерзавец! Старый козел! Мерзавец! — ясно и раздельно произнес парень. — Сейчас мой черед. Моя чаша переполнилась, — повторил он больше для себя, чем для других.

— Не паясничай, — пересохшими губами пробормотал Йоссь.

Парень выстрелил.

Резвившийся на обочине канавы жеребенок налетел на Бениту и сбил ее с ног. Кобыла в паническом страхе понесла в сторону большой дороги, телега громыхала, колеса застревали в колее. Девчонка съежилась в комочек. Хозяйский сын из-под Раквере на бегу вскочил в телегу. Парень держал винтовку, подобно копью, словно ему предстояло пронзить стерегущую их неведомую стражу. Бенита с трудом приподнялась, кляня про себя Йосся, который не соблаговолил прийти ей на помощь. Бенита чувствовала себя такой старой, что ей трудно было подняться. Сумасшедший парень выстрелом испугал жеребенка, и тот понес. Хоть и маленький, а с разбегу свалил Бениту. Когда так неожиданно падаешь, обязательно ушибешься. Бенита почувствовала жжение в руке. Проклятый парень со своей винтовкой. Все-таки Йоссь мог быть повнимательнее к своей жене и хотя бы помочь ей подняться.

Бенита огляделась, но Йосся нигде не было. Неужели он, шальная душа, побежал за телегой? Да пусть себе катятся на все четыре стороны! Почему хозяева Рихвы должны переживать из-за каждого беженца?

Бенита села и увидела, что на краю поля, за ворохом брошенного сена, лежит какая-то фигура в синем свитере с отвисшим воротом.

Бенита вскочила.

За ворохом сена ничком лежал Йоссь.

— Послушай, Йоссь, ну чего ты боишься? — пристыдила его Бенита. — Не годится мужчине быть таким трусом. Если б все мужчины впадали в такую панику, некому было бы воевать. Как первый выстрел заслышат — так ложатся на землю и боятся голову поднять…

Слова текли сами собой. Бенита удивилась, что так спокойно, по-матерински отчитывает лежащего ничком хозяина Рихвы. От этих наставлений ей самой становилось легче на душе. Йоссь не спорил, очевидно, в самом деле стыдится, что так испугался выстрела. Даже не решается поднять голову и взглянуть на жену.

— Йоссь, — сказала Бенита, увидев, что муж продолжает лежать. — Может быть, ты хочешь спать? Царь природы устал, ему пришлось выхлебать столько самогону! Встань, я отведу тебя на сеновал или домой в постель. Отдохнешь.

Муж не шевельнулся.

— Тебе стыдно, Йоссь? — с надеждой спросила Бенита.

Порыв ветра подхватил стебельки из вороха сена и отнес их на редкие волосы Йосся.

— Это даже хорошо, что стыд еще не совсем перевелся на свете. — Бенита не понимала, почему она так много говорит. — Йоссь! — крикнула она повелительно и, отодвинув ногой охапку сена, подошла к мужу.

Монотонно повторяя про себя, что каждому положено самому справляться со своим горем, она отстранила от себя всех, кто пытался ее утешать. Бенита оставалась безучастной, когда беженцы, сочувствуя несчастью, обрушившемуся на Рихву, с готовностью взяли на себя все хлопоты. Просто удивительно, какими деятельными становятся люди, когда в доме появляется покойник. Даже у завзятых лодырей и бездельников руки сами начинают тянуться к работе.

Конец жизненного пути человека влечет за собой уйму хлопот.

Едва успели положить обмытого и одетого в свадебный костюм хозяина на скамью, как беженцы, озабоченные тем, что надо раздобыть гроб, стали выяснять у Каарела, где бы достать доски?

На хуторе не нашлось даже обрезка приличной доски, так как хозяйских лошадей уже давно не посылали на лесопилку. Хутор Рихва содержался в образцовом порядке, и поэтому здесь годами не появлялось нужды не только в серьезных плотницких работах; даже ясли, крепко сколоченные когда-то, не требовали ремонта.

Однако не может же человек остаться незахороненным. Если умер хозяин хутора, к тому же еще у себя дома, надо предать его земле подобающим образом. На поле брани можно обойтись без помпезности, как и в местах расстрела, где жертвы сваливают в общую могилу. Но когда покойник в единственном числе — на общепринятую церемонию обращается огромное внимание.

Бенита услышала доносившиеся из кухни вжиканье рубанка и стук молотка. Сомнения не было, мужчины сколачивали гроб для Йосся. Только она не знала, что они взяли те самые дубовые доски, которые один из беженцев вез для себя. Бенита не слышала, как торговались беженцы, предлагая их владельцу любой товар, лишь бы он отказался от своего имущества. Тот упирался и даже показал выжженные на досках знаки, свидетельствовавшие о том, что этот пиломатериал должен быть использован для одной-единственной цели. В конце концов владельцу досок пришлось сдаться. Правда, он не потерял чувства собственного достоинства и не взял предложенных ему полушубка, поросенка и мешка муки. Махнул рукой и тогда, когда унылая пара, приоткрыв брезент на своем возу, предложила ему соль и железо. Совесть не позволяла ему поживиться на таком деле, хотя он и знал, что в тяжелые времена мешок соли перетягивает мешок золота.

Сняв с воза дубовые доски, беженцы стали наперебой оказывать их владельцу знаки внимания. Женщины приветливо улыбались ему — в той мере, в какой допускал траур, мужчины приподнимали шапки и пожимали руку.

Сейчас они строгали и стучали на рихваской кухне, ибо хозяину надлежало получить гроб, достойный его.

Когда после первого потрясения Бенита снова собралась с мыслями, ее охватил страх за Минну. Но старуха на удивление быстро оправилась от удара, потом-то она, наверное, будет плакать ночи напролет. Когда сын был обряжен, старая хозяйка вышла во двор и стала ходить вокруг флагштока, спрашивая совета у каждого беженца. На похоронах хозяина флаг с черным крепом должен быть приспущен, утверждала Минна. Однако никто не знал, какой флаг надо вывесить. Минне просто не верилось, что даже образованные мужчины не могут ей ничего посоветовать. Взяв Рикса за руку, она подвела его к комоду, выложила на стол три флага: трехцветный, со свастикой и, наконец, красный, который в год советской власти один или два раза водружался на флагшток, и потребовала внести в это дело ясность.

Старуха держала Рикса горячей рукой за запястье и повторяла, что черный креп у нее имеется, пусть только скажет, к какому флагу его прикрепить.

Рикс, съежившись, стоял возле старухи, рот у него кривился, лицо было виноватое, словно он отвечал за войны, революции и прочие волнения, охватывающие народные массы.

Бенита глядела из окна на картофельное поле и вдруг почувствовала в своей руке маленькую ладонь. Она не повернула головы, было выше ее сил смотреть сейчас на своего и Йоосепа ребенка.