Путь небес. Преодолевая бурю - Райт Крис. Страница 26

Повелитель Смерти настороженно слушал, в загрязненных системах его брони что-то клокотало.

— Я пришел к тебе, — мягко произнес Луперкаль, — потому что больше не к кому. Хан нависает над моим флангом, его легион уцелел, его ярость не остыла. Бури сдерживают Джагатая, но он найдет способ прорваться. Нельзя позволить ему жить, ты это знаешь. Со смертью Ястреба рухнет последняя преграда.

Нависнув над сгорбленным братом, Хорус обхватил его за шею обеими лапами.

— И тогда, — выдохнул он, приближая бородавчатое лицо Мортариона к своему, — мы вдвоем возглавим наступление. Ты сохранил свой легион непорочным. Я доволен тобой. Для нас наступает решающий момент.

Примарх по-прежнему сомневался. Его глаза сверкнули, сухие губы дернулись.

— Вы с Джагатаем были истинными братьями, — сказал Мортарион. — Одной крови, можно сказать.

— Мы все были братьями. Не думай, что меня опечалит еще одна смерть.

— А что, если ты просто не можешь убить его сам?

Луперкаль ответил не сразу:

— Ты действительно так считаешь?

— Тебе это в голову не приходило?

Промолчав, магистр войны выпустил Мортариона и отступил.

— Думаю, теперь я способен лишить жизни кого угодно. Особенно после того, как увидел… грядущее. — Он снова взглянул на генетического брата, уже не так уверенно, почти затравленно. — Когда придет час, когда Он окажется в моей хватке, я не стану колебаться. Хотя бы в этом я уверен.

Владыка Барбаруса слушал, тяжело дыша. Даже после всех актов мятежа воображать финал представления не хотелось. У всех восставших примархов руки были в крови, они брели в ней по горло, но одно дело — истреблять смертных и совсем другое — убить живого бога, пусть ложного и ослабевшего.

— Я не вправе отвести взор от Терры, — продолжил Хорус. — Ты не представляешь, как тяжела моя ноша. Пусть даже мы открываем иному миру путь в нашу реальность, пусть древние сущности повинуются мне, как побитые псы, все старые кошмары полководца — учет потерь, снабжение, графики операций — остаются прежними. Я не могу отвлекаться. Окно возможностей сужается с каждым потерянным днем.

Мортарион все еще молчал.

— Мы добрались до первых линий обороны Дорна, — сказал Луперкаль. — Эти внутренние железные стены охватывают сотню миров. Каждый из них будет сражаться до последнего вздоха. Даже Пертурабо, даже мне не добиться там легких побед. — Магистр войны снова пристально посмотрел на мертвенно-бледного брата. — Поэтому Хана нужно уничтожить.

— У него легион, как и у меня. Здесь тоже не будет легкой победы.

— Тебе помогут. Эйдолон уже охотится за ним, ты присоединишься к лорду-командующему.

Повелитель Смерти грубо захохотал:

— О, теперь понимаю, что тебе хочется увидеть. Меня — рядом с этим… существом. Возможно, порой ты еще не прочь повеселиться.

Хорус не улыбнулся:

— Фабий сделал его смертоносным.

— Да, да, мы все такие. — Мортарион вновь сухо закашлялся и сменил позу, словно от неудобства. — Значит, Эйдолону известно, где собирается Пятый легион?

— Он идет по их следу.

— То есть мы все еще охотимся.

— А как же иначе?

— Верно, — мрачно улыбнулся примарх.

Вздохнув, он отстраненно шевельнул пальцами в латной перчатке. Громадные вмятины и борозды, покрывшие доспех в бою на хрустальной пыли Просперо, остались нетронутыми. Они служили напоминанием о незаконченном противоборстве. На открытой половине лица Мортариона вспыхнуло нечто вроде нетерпения, желания завершить начатое.

— Я изменился после прошлой встречи с Ханом, — сказал Повелитель Смерти.

— Но еще не принял всех даров.

— И не собираюсь. В отличие от тебя, я не погрязаю в порче. Я использую ее. Контролирую. Держу в рамках.

Магистр войны промолчал. Его глаза, черные снаружи и внутри, ничего не выражали.

— Итак, ты даешь слово? — наконец произнес Мортарион. — Ты дождешься меня. Мы вместе атакуем Тронный мир.

Луперкаль поднял Коготь к слабому голубоватому свету, как будто оружие теперь было для него символом верности клятвам.

— Неужели я когда-нибудь лгал, даже Отцу? — спросил он. — Придет время, когда обман исчезнет, поскольку правда и ложь одинаково бессмысленны в царстве грез. Я принесу такой порядок в Галактику, поэтому ты следуешь за мной, как прежде следовал за ним.

— Иначе, чем за ним.

— Но да, я даю тебе слово.

— И я обещаю тебе. — Мортарион взялся за Коготь латной перчаткой, которая скрылась между огромными молниевыми лезвиями. — Он будет пойман и он будет убит.

Осталось неясным, обрадовало ли это магистра войны. Хорус просто кивнул — слегка, помечая еще одну выполненную задачу, еще одну преграду, убранную с дороги к Трону.

— Сообщи, когда исполнишь. — Он высвободил латную перчатку брата и опустил Коготь. Над примархами кружили студеные ветра Призрака. — Сразу после этого начнется решающий штурм, и мы возглавим его вместе.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава восьмая

Вздрагивая, Илия Раваллион опустилась на корточки. Прижавшись спиной к стене, она потерла озябшие ладони. На Эревайле было холодно. Ей следовало прихватить защитный комбинезон, а не только старую униформу. Впрочем, тогда Илия сочла необходимым надеть прежний мундир. Когда-то он немногое значил, но теперь цвета и символы верности стали жизненно важными.

Оказалось, что форма ей уже не по размеру. Одежда не изменилась, съежилась сама женщина. Безжалостные годы отнимали у Раваллион способности, за которые ее всегда ценили. Илия спрашивала себя, замечают ли подобные ухудшения в легионе. Вслух бойцы ничего не говорили, но, как показалось генералу, обходились с ней еще заботливее.

Закрыв глаза, она попыталась справиться с дрожью. Издали доносились мощные разрывы снарядов — шел обстрел постепенно сдвигавшегося северного фронта. В этом мире Белым Шрамам противостояли одни из самых порченых Детей Императора, но драться мутанты не разучились. Даже превзойденные числом и застигнутые врасплох, они бились с невероятной стойкостью, как и все космодесантники.

Пожалуй, это было омерзительнее всего. Илия находила такую черту отталкивающей даже в своих защитниках. Любой воин легиона являлся машиной для убийств, лишенной страха и жалости к себе. В безвыходной ситуации, где человек, не прошедший Вознесение, беспомощно опустил бы руки, космодесантник продолжал сражаться, искать любые пути к победе, полагаясь на почти безграничное хитроумие и изобретательность. Чтобы покончить с легионером, ему нужно было буквально порезать глотку на лоскуты. Чтобы покончить с одним из вычурных уродов Фулгрима, часто требовалось намного большее.

И бойцы гордились тем, какие они есть. Раваллион слышала, как в братствах повторяли друг другу одни и те же фразы: «Мы не отступим. Мы храним веру. Мы держим клятву».

Когда Илия уставала до изнеможения, что происходило нередко, ей хотелось заорать на легионеров.

«Вам только хуже от этого! — крикнула бы она. — Будь у вас хоть капелька воображения, вы сейчас удирали бы прочь!»

Но Раваллион молчала, а Белые Шрамы не менялись. Они сохранили прежнюю неукротимость, хотя улыбались реже. Война утомила бойцов. Внешне они, как и раньше, изображали веселье — возможно, надеялись, что в каком-то неопределенном будущем вновь смогут радоваться без притворства. Или, быть может, больше им ничего не оставалось.

Объятая раздумьями, Илия сидела с закрытыми глазами, поэтому не сразу поняла, что в комнате есть кто-то еще. Впрочем, даже способный на многое Есугэй как будто не умел бесшумно передвигаться в доспехе. Кроме того, за долгие годы в керамит въелся запах благовоний.

— Как там дела? — спросила Раваллион, не открывая глаз.

Женщина почувствовала, как грозовой пророк подошел и склонился над ней. Ощутив беспокойство Таргутая, она испытала раздражение.

— Этот город возьмем через час, — сказал Есугэй. — В остальных идет зачистка.