Пастырь Добрый - Фомин Сергей Владимирович. Страница 127

   Следует сказать несколько слов и о проповедях и службе в церкви отца Алексия.

   Отец Алексий служил сам истово, благоговейно, будучи весь погруженным в молитву. Тем не менее во время службы, даже Литургии, ему приходилось исповедывать, так как было много народа. Исповедывал он быстро, любил и ценил, когда кающийся сам, без вопросов называл свои грехи. Перечисление же грехов по особым трафаретным памяткам он, как мне кажется, не любил, хотя, вероятно, не отрицал их в принципе. Он ценил живое и искреннее осознание своих грехов. Такие памятки о грехах были приняты в монастырях, в том числе и Оптиной Пустыне, но на Маросейке мне никогда не приходилось о них слышать.

   Для разъяснения приведу пример из такой памятки: «Согрешила неблагоговейным хождением в церковь, согрешила, что ходила в нечистоте, с нечистыми мыслями молилась и приходила к причастию, согрешила блудным воззрением и скверными помыслами и т. д.»

   Что касается проповедей отца Алексия, то следовало бы ожидать, что он будет рассказывать случаи из своей пастырской практики и будет всюду выводить нравственные заключения. Это было в проповедях, но только отчасти.

   Обычно он приносил том Четий Миней на русском языке и читал житие какого–нибудь мученика, именно мученика, а не святого в другом чине: святителя, преподобного, юродивого и т. д.

   Он говорил о том, как они страдали, но ведь они такие же люди, как и мы. Вот Тимофей и Мавра, недавно только поженились, а уже Господь призвал Тимофея к мученическому подвигу. Прочитает несколько абзацев и дает комментарии в приложении к современной жизни, о том, как мы должны любить Господа и твердо верить в Него, не взирая на все страдания.

   Некоторые догадывались, что темой мученичества на своих проповедях он как бы предсказывал грядущие скорби, которые должны были постигнуть нас.

   Печатается по машинописной копии из архива Е. В. Апушкиной. Автор неизвестен.

«Пастырь добрый». Александра Ярмолович

   Молитвами святых отец, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную.

   В Твоем вечном царстве — царстве веры, надежды и любви, — упокой, Господи, душу верного раба Твоего о. Алексея, человека Божия и его св. молитвами прости моя согрешения.

   Родной, дорогой мой старец и батюшка, прости меня, что не писала до сих пор и что осмеливаюсь писать теперь, когда многое из подробностей позабыла.

   Яркий след твоего учения остался в душе моей, но иногда не смогу воспроизвести все выражения, все слова твои.

   Всякий раз при пении «вечной памяти», особенно в твоей церкви, я даю снова и снова обещание, что хотя подо мной и вокруг меня все рушилось, свято хранить твои заветы. По своему нерадению не выполняю его.

   Прости и помоги, дорогой старец и батюшка.

   Мы с мужем лишились всего нашего имущества, лишились единственного сына, замечательного мальчика, как все о нем отзывались; лишились бабушки, которая меня воспитывала и заменяла нам обоим мать. Внешние условия жизни были очень трудные, и я, придя в отчаянье, что все кругом рушится, стала искать такой жизни, которая дала бы нам покой, радость, и которую никто бы не мог у нас отнять.

   Я слышала не раз от бабушки про какую–то духовную жизнь и про святых, но оставляла это все всегда без внимания, теперь же решила посмотреть, что эта жизнь из себя представляет, и начала с жадностью читать без всякой системы и как попало французские и русские духовные книги. Меня интересовало в них только одно: действительно ли эта жизнь дает радость и тишину, которых никто отнять не сможет. Каким путем это достигается, об этом я тогда не думала. Духовный отец у меня уже был. Он спас меня от физической и нравственной смерти после смерти сына. Постепенно он приучил меня исповедоваться и причащаться чаще, чем я это делала раньше.

   И вот раз, прочитав беседу преп. Серафима с Мотовиловым и потеряв от восторга голову, я бросилась к духовному отцу моему, прося «дать» мне то, о чем говорил преподобный Серафим.

   Тут уж начались мои искания христианской жизни. Муж мой не отрицал Бога, какого–то, но и только.

   Думалось — сама найду и ему дам эту новую жизнь. Уверена была, что можно своими силами дойти до этого самой. Не было проповеди, которой бы я не слыхала; не было такого торжественного богослужения, которого бы я не посещала. Муж сердился, так как я стала уже пренебрегать своими домашними обязанностями. Отец духовный уговаривал меня терпеть, жить тихонько, как все, и что Господь Сам подаст все нужное в свое время. Но я ему тогда не верила. Да и кому я поверила бы тогда?!

   Мне было мало книг когда–то, кем–то написанных, мне мало было очень красивых, но подчас непонятных богослужений, — мне нужно было видеть живого святого, чтобы самой убедиться, что то, о чем говорили древние Отцы Церкви, действительно может быть.

   О современных старцах я имела мало представления. По монастырям мы никогда не ездили. Знала, что где–то, в какой–то Оптиной пустыни существует отец Анатолий, к которому очень страшно ездить, так как он человеку говорит все его грехи. К прозорливым священникам относилась с предубеждением. Я хотела жизни первохристианских веков; я хотела жизни, описанной в древних Патериках, жизни, которую только и признавала за настоящую.

   Раз приходит ко мне родственница и говорит:

   — Вот ты «интересуешься» духовной жизнью, пошла бы посмотреть на этого священника, о котором я тебе уже говорила. Тетя (бабушка моя) очень хотела всегда, чтобы ты к нему сходила, но тогда ты была вся в хозяйстве и этим не интересовалась. Он замечательный священник и прозорливый даже. (Я поморщилась). Он мне в жизни много помог. Зовут его о. Алексеем и церковь его в начале Маросейки, налево: маленькая, розовая, с чугунной дверью.

   Прошло довольно времени. Я подумала, почему бы и не пойти посмотреть на этого священника. Прихожу к вечеру, лестница полна народу. Это мне очень понравилось, так как я жила с народом, жила его верой и все дорогое ему было и мне дорого. Разговоры очень хорошие слышу: того батюшка утешил, того на путь истинный направил, тому совет хороший дал. Рассказывали случаи вроде чудес даже.

   Я видела, что попасть вне очереди невозможно и пошла в церковь. Народу там было много. Вместо певчих какие–то монашки.

   Протискалась вперед, меня вскоре оттеснили за арку. Все мне в церкви не особенно понравилось. Не то монастырь, не то приход. Вдруг во время «Хвалите» народ заволновался, пронесся шепот: «О. Алексей идет».

   Я внимательно посмотрела на проходящего священника: небольшого роста, лицо доброе, но в общем ничего особенного. Народ, как архиерею, давал ему дорогу. Я стала следить за всеми его движениями, прислушиваться ко всякому его возгласу.

   Вынесли Евангелие, о. Алексей стал благословлять. Он смотрел вдаль уставшими глазами и, казалось, не замечал народа, подходившего к нему.

   Ну, подумала я, ты тоже не святой, раз устал от наших немощей. Святой не должен и не может уставать. Вот если ты сейчас мне скажешь так, что я увижу, что ты знаешь о моем желании попасть к тебе, тогда я в тебя поверю. Я подошла одна из последних; он просто благословил меня. Я ушла из церкви, так как не служба была мне нужна; но все же решила опять придти сюда; мне хотелось узнать, в чем здесь дело.

   На святости о. Алексея я поставила крест. Не раз еще приходила и всякий раз народ стоял на лестнице и даже во дворе. «Монашки» в церкви были неприветливые и я от них толку никак не могла добиться. Меня начало задевать за живое: ты мне не даешься, ну погоди же, все равно дойду до тебя и узнаю, в чем дело.

   И вот я попросила родственницу мою дать мне рекомендательную записку, так как заметила, что с запиской пропускают без очереди. Мне этого очень не хотелось делать, но решилась, видя, что иначе проникнуть нельзя. Ждать очереди я не имела возможности, я нужна была постоянно дома. В записке было: «Пожалуйста, дорогой батюшка, помогите моей двоюродной сестре, очень одинокой». Долго лежала записка у меня. Наконец мне стало совестно. Нехотя пошла, решившись добиться чего–нибудь во что бы то ни стало. Прихожу, народ пропускает, стучусь и подаю записку.