Евангелие от святого Бернарда Шоу - Кроули Алистер. Страница 24

наконец, насколько мне известно, отвергнуты. Но повторю ещё раз, что я не собираюсь обсуждать здесь разногласия экспертов о датировке евангелий, и не потому, что не знаком с ними, а потому, что самые ранние списки — это греческие рукописи четвёртого века н. э., сирийские же — это переводы греческих, благодаря чему палеографическим экспертам не составляет труда прийти к любым выводам, соответствующим их вере или неверию; и они никогда не добьются успеха в том, чтобы убедить других экспертов, кроме тех, кто верит или не верит в то же, что и они сами. Поэтому я предполагаю, что даты исходных повествований не могут быть определены и что нам следует наилучшим образом использовать отчёты самих евангелистов.

Как мы видели, различия между ними столь значительны, что несомненным остаётся лишь то, что мы имеем дело с четырьмя совершенно разными авторами; но, в конце концов, в вопросе ожидания Второго Пришествия они сходятся на том, что Иисус прямо и недвусмысленно обещал его при жизни своих современников. Все верующие составляли евангелия после смерти последнего из этих современников; но нельзя опровергнуть или опустить традицию этого обетования на том основании, что оно так и не сбылось и теперь уже не сбудется никогда, потому что в противном случае пришлось бы согласиться с иудеями — непримиримыми критиками христиан — в том, что Иисус был или мошенником, или жертвой заблуждения.

Все евангелисты, кроме Матфея, явственно заявляют, что веруют; но даже изложение Матфея не слишком похоже на скептическое. Поэтому я считаю вопросом здравого смысла, что, не считая заимствований, евангелия восходят к повествованиям, написанным в первом веке н. э. Я говорю и об Иоанне, поскольку, так или иначе, можно заявить, что он защитил свои позиции, уверяя, что Христос, возлюбивший его более других, одарил его чудесной жизнью до Второго Пришествия, и сделать вывод, что Иоанн жив по сей день; однако я не могу поверить, что литературный фальсификатор мог бы надеяться спасти ситуацию столь возмутительными притязаниями. Кроме того, в истории Иоанна есть много эпизодов, более близких к реальной общественной жизни, чем простая хроника Матфея или сентиментальный роман Луки. Возможно, это связано с тем, что Иоанн, по всей видимости, был более мирским человеком, чем прочие, и знал, как не может знать простой летописец или романист, что на самом деле исходит из книг и с церковных кафедр. Но это может быть и потому, что он видел и слышал случившееся, а не собирал предания о нём. Палеографы и датировщики первых цитат могут говорить всё, что им заблагорассудится: притязания Иоанна на то, что он пишет как очевидец (тогда как другие всего лишь компилировали истории), подтверждаются определённым правдоподобием, с которым может обращаться ко мне тот, кто проповедовал новое учение и спорил о нём, равно как и записывал рассказы. Это правдоподобие может быть драматическим искусством, созданным при помощи знания общественной жизни; но даже в этом случае мы не должны забывать, что лучшее драматическое искусство есть управление пророческим инстинктом истины. Быть может, Иоанн вовсе не был человеком, верующим во Второе Пришествие и, тем не менее, называющим его дату после того, как она прошла. На самом деле, нет никаких оснований отказываться от вывода, что подлинники всех евангелий датируются периодом, когда ещё сохранялась возможность того, что Второе Пришествие случится в назначаемый час.

Мистер Шоу принимает как данность, что Иоанн хоть в какой-то степени является автором евангелия, носящего его имя, но подтверждение этой точки зрения почти до смешного косвенное. Во главу угла ставится 24-й стих 21-й главы: «Сей ученик и свидетельствует о сём, и написал сие; и знаем, что истинно свидетельство его». Соотнесение с Иоанном делается на основании того, что ученик, который «свидетельствует о сём» — это ещё и ученик, которого любил Иисус (Ин. 21:20). Но нет никаких, кроме церковной традиции, подтверждений тому, что этот ученик был именно Иоанном, если мы признаем первостепенным литературный факт, что автор евангелия как раз старается не отождествлять себя с ним. Считается, что это из-за скромности Иоанна. Но основание для действительного сопоставления на удивление

несущественно. С такими доказательствами добрый народ Джорджии вряд ли вынесет приговор негру за кражу курицы.

Далее можно отметить, что этот аргумент в пользу авторства Иоанна отчасти опровергается им самим. В стихах, приведённых выше, подразумевается, скорее всего, что книга была записана кем-то, кто заявлял, что является учеником Иоанна, а при подготовке документа, по всей видимости, использовались как беседы с ним, так и его рукописи. Это евангелие является смесью из более противоречивых элементов, чем другие евангелия. Ибо в нём пытаются соединить с более или менее еврейскими историями не речения бродячего аскета, но гностические или ессейские спекуляции.

Ортодоксы соотносят этого Иоанна с автором Откровения, и здесь мы вновь погружаемся в невероятнейший водоворот противоречий. Конечно, вполне вероятно для писателя переходить от более ранней манеры к более поздней, менять взгляды, увеличивать познания; но редко можно найти подобное развитие у простого рыбака. Крайняя сложность интеллекта свойственна, скорее, грекам или финикийцам. Ничего подобного не найти ни в каких еврейских документах этого периода. Скорее уж, это напоминает папирус Брюса.

Представляется вполне очевидным, что евангелие — весьма неуклюжая попытка согласовать некоторые рукописи общего направления вроде Евангелия от Марка с обычным мистическим трактатом. Эффект подобен тому, как если использовать очаровательный сборник цитат «Мудрость Бернарда Шоу» для заполнения пробелов в диалоге «Киппса». Кажется совершенно невероятным — и для примитивнейших умов, и для умов вроде моего — относиться к этому евангелию как-то иначе.

Шоу игнорирует взгляды экспертов на датировку евангелий на том основании, что эксперты грызутся между собой. По его мнению, этого достаточно, чтобы склониться в пользу того, что, каким бы старым ни был документ, никто не сможет с точностью утверждать, что он хотя бы отчасти не скопирован с ещё более раннего документа, написанного, быть может, современником описанных в нём событий. Единственным исключением из этих правил должны быть случаи простой исторической констатации, точность которой доподлинно подтверждена другими источниками.

Забавный пример датировки последнего рода — «пророчества аббата Иоганна». Здесь этапы войны в Европе описаны простейшей системой символов. Вплоть до битвы на Марне отчёт демонстрирует похвальную точность. После же неё всё идёт наперекосяк. Из этого нетрудно сделать вывод, что пророчество — не древнее, но написанное сразу после того, как немцы были изгнаны из Парижа. Это тем более несомненно, что человек, ответственный за «пророчества», долгие годы известен как шарлатан, литературный фальсификатор и шут выдающихся способностей. Как можно заметить, до некоторой степени подобный аргумент лежит в основе заключений мистера Шоу о датировке евангелия. Он довольно многословен, чтобы приводить его дословно, но главное в нём то, что Иоанн якобы надеется прожить до Второго Пришествия Христова; и в нём утверждается, что «Иоанн вовсе не был человеком, верующим во Второе Пришествие и, тем не менее, называющим его дату после того, как она прошла». Из этого делается вывод, что Иоанн был жив, а не мёртв, когда писал евангелие.

Мистер Шоу весьма наивен, если предлагает нам своё личное впечатление как человека, изучающего литературу, что это евангелие было написано очевидцем. Он говорит: «Притязания Иоанна на то, что он пишет как очевидец (тогда как другие всего лишь компилировали истории), подтверждаются определённым правдоподобием, с которым может обращаться ко мне тот, кто проповедовал новое учение и спорил о нём, равно как и записывал рассказы. Это правдоподобие может быть драматическим искусством, созданным при помощи знания общественной жизни; но даже в этом случае мы не должны забывать, что лучшее драматическое искусство есть управление пророческим инстинктом истины». Не много ли я потребую от мистера Шоу, если попрошу его увидеть во сне победителя Дерби в трёх забегах?