Евангелие от святого Бернарда Шоу - Кроули Алистер. Страница 68
вся схема спасения — лишь ничтожная попытка обмануть Бога; попасть на небеса, не заплатив по счетам. Напроситься, выторговать вечную жизнь и принять её как подарок вместо того, чтобы заслужить её — это низко, даже если мы с неуважением относимся к Силе, чьего снисхождения добиваемся; а ожидать ещё и венца славы! — это было для Ибсена слишком; и заставило его воскликнуть: «Ваш Бог — всего лишь старичок, которого вы обманываете», — и хлестать скорпионовым жалом полумёртвую совесть XIX века, возвращая её к жизни.
«Потому, будь даже у всех нас умственная способность верить в Искупление, мы должны отказаться от этого намерения, на что у нас есть безусловное право. У каждого, кому предлагают спасение, есть неотъемлемое естественное право ответить: “Нет уж, спасибо: Я предпочитаю сам в полной мере отвечать за свои поступки; не по мне это — сбросить все грехи на козла отпущения: я был бы куда менее осторожен, совершая их, если бы знал, что они не будут мне ничего стоить”.
Кроме того, есть ещё точка зрения Ибсена: этого несгибаемого моралиста, для которого вся схема спасения — лишь ничтожная попытка обмануть Бога; попасть на небеса, не заплатив по счетам. Напроситься, выторговать вечную жизнь и принять её как подарок вместо того, чтобы заслужить её — это низко, даже если мы с неуважением относимся к Силе, чьего снисхождения добиваемся; а ожидать ещё и венца славы! — это было для Ибсена слишком; и заставило его воскликнуть: “Ваш Бог — всего лишь старичок, которого вы обманываете”, — и хлестать скорпионовым жалом полумёртвую совесть XIX века, возвращая её к жизни».
Есть и другой вариант этого аргумента, основанный на гуманитарной почве. Позволим себе сослаться на него:
«Нет, вашу версию рассказа
Не оскорблю я даже фразой!
Возьму Христа, тварь Божью вашу,
На свой манер его раскрашу.
И этой сцены апогеем
В печальной жизни круговерти
Волшебной — до и после смерти —
Узнаем цену Назарею...»
«Был молод я. Они мне пели:
“Что б ты ни думал, что б ни делал,
Тебе вовек не отбрыкаться
От Иоанна, 3, 16!”
Всё так! Я поумнел, и снова
К той мысли возвращался; но
Не мог забыть я всё равно,
Что скорбная природа слова,
Бесовский пропуск меж стихов,
Плоды жестоких антитез,
Сарказм и Яблоко Грехов,
Посул тех адских мук безмерных,
Что столь удобен для неверных, —
Всё это муками Небес Сведёт на нет, воздев на дыбе,
Всю нашу благосклонность к “Рыбе”!..» «Итак, страшнее нет несчастья:
Не знаю горше я проклятья,
Чем Иоанна, три, шестнадцать.
Но ныне всяк свободный люд Горазд считать, что всех спасут Слова Господн. Но смотри!
Господь не это говорит!
Читай-ка дальше!..»
«.Мир кровью, знаю, истекае:
Плоды греха? — Мне всё равно,
Признаюсь вам я сразу. Но Я ваши доводы достану,
И вмиг расстроят ваши планы Они лукавейшей из фей.
Я докажу: Христос — злодей Немилосердный (будь он Бог),
Коль мукам радоваться мог,
Спасая тех, кто трепетал И льстил. О, будь я всемогущим!
Я не дурак, чтоб в райских кущах Транжирить власть на тех, кто звал Меня бы Богом: эту власть Я применю на тех, кто пасть Не убоялся (не на тех,
Кто презирал меня тайком):
Им — арфы и небесный смех;
Иным же — сера с кипятком!
Но вы спасения хотите
Для всех неверны: так опять
Писанье жаждут изолгать
Те, кто Христа зовут «Спаситель»!
(О том же в Ведах речь!) И хоть
Столь многое простил Господь,
Я не встречал еретика (Немыслимо!) средь англикан, Католиков иль методистов —
Средь тех, кто, называя исто Себя приверженцем Христа,
Во гневе б не скривил уста,
Когда замечу я, что Божья Всемилость стоила б дороже, Расширясь ввысь иль в глубину И обнимая Сатану Иль бедного Искариота.
Ведь их обоих Бог (не кто-то?) Создал. Всеведущий, как есть! Благой? Тому порука — честь! Он из Себя создал все души (Учтите! дабы не принять,
За друга Шеллинг меня!)
И в цепь Судьбы, что не порушить, Сковал их все. «Я не пойму,
К чему все Ваши “почему”?»
Мои?! «В Ком нет несовершенства»! Но вот о чём я. Между строк
Коварный уготовлен рок Стремленьем к вечному блаженству Той лучшей жизни; эта боль Порой необходима; коль Прославлены в итоге будут,
Смогли бы Сатана с Иудой Простить межвременье беды, Простить ошибки сотворенья, Стальное лезвие среды,
Когда б их ждало избавленье От этой проклятой вселенной.
Иначе ж! Вознесу свой глас,
Свой выбор сделаю тотчас,
Как Прометей, — пылай, экстаз! —
И пировать, ликуя, буду,
Меж Сатаною и Иудой.
Боль не посмеет в сердце биться: Лишь к тем, кто в пламени томится, Душа любовью возгорится,
И среди скорби тех дорог Пойму я — и поймёт Небесный —
В аду, над непроглядной Бездной, Что умер Он, и Я есть Бог.
Пусть мне ответит, наконец,
Сей лжебожественный Творе, Где началось Земли крушенье — Боль смерти, мора и рожденья; Боль с горем счастье не посмеют Сосватать: верно, быть беде С тем знахарством позорным, где Слепая Вера — панацея!
Лишь человек эгоцентричный Измыслить мог сей план отличный: Одна Земля средь звёзд иных,
Один он средь зверей земных —
Пред Богом выше остальных;
Забыл он бренную юдоль,
Забыл он сотворенья боль, —
Нет, не немой! — но боль забыл он, Которая всю жизнь пронзила (Вот замер, притаясь, геккон
Пред безмятежным мотыльком!);
Все жизни — спицы в колес — Всегд! — нетрудно догадаться (Теперь, в кристальных чувств красе!): Ни арфам славой не владеть,
Ни пальме, ни венцу, но, братцы, Кресту!.. И худший из людей,
К последним грешникам причислен, Куда как милосердней мыслит!
Нет! у вещей короткий век:
Истлеют, растворятся вскоре (Нирвана! Ах! Безбрежность моря!) Способен только человек Страданьем вечным истязаться, Злодею-Богу поклоняться И даже — ах! не счесть стыда! —
Ему подобным быть! всегда!..
Но нет, избавлюсь я тогда От веры этой глупой, дикой;
Вовек не покорюсь стыду Пред Ним склониться. Никогда!
Прочь, отвратительный владыка
Жестоких сонмов! Я пойду,
Чтоб, чресла препоясав — да! —
Приют от этих мук великих
Искать — не в Небесах — в Аду!»
Христианское вероучение
А теперь зададимся вопросом о том выборе, что дан тебе твоей природой. Честный учитель, желающий поведать непосвящённому факты о христианстве, не может, думаю, разместить эти факты иначе, чем я, в сколь угодно существенной мере. Если показать детям, с одной стороны, агитатора-атеиста, а с другой — монахиню-проповедницу из монастырской школы (со всеми иными вербовщиками, расположенными между этими крайностями), их не стоит перегружать напрасными дискуссиями о том, существовал ли когда-то такой человек как Иисус. Когда Ю сказал, что кампании Иисуса Навина неправдоподобны, Уотл не стал спорить об этом: он доказал подобным же образом, что кампании Наполеона тоже были неправдоподобны. Предметом исследования Юма являются только вымышленные персонажи: ничто и никогда не сделает Эдуарда Исповедник и святого Людовика более реальными для нас, чем Дон Кихот или мистер Пиквик . Нам стоит пресечь обсуждение, заявив, что существованию Иисуса есть точно такие же подтверждения, как и существованию любого другого человека его времени; и то, что ты не можешь поверить ни в одну из рассказанных тебе Матфеем историй, опровергает существование Иисуса не более, чем то, что ты не веришь рассказам Маколе , опровергает существование Вильгельма III . Евангельские повествования в своей основе дают вам биографию, вполне надёжную и достоверную с чисто светской точки зрения, если ты согласуешь всё, что Юм, или Гримм, или Руссо, или Гексли, или любой современный епископ отбросил бы как фантастику. Не вдаваясь в тонкости, ты можешь стать последователем Иисуса точно так же, как последователем Конфуция или Лао-цзы, и потому можешь называть себя иисусианином или даже христианином, если считаешь (что вполне допустимо для строгого секуляриста), что все пророки вдохновлены Христом, а все люди в целом — его миссией.