Королевский путь - Плейди Джин. Страница 76
Она замужем, а он женат. Разве здесь может быть надежда на то, что они когда-нибудь поженятся? Больше всего на свете Мария хотела выйти за него замуж. Только брак с ним принесет ей утешение и покой. Ей страшно хотелось прекратить их прелюбодеяние, но это возможно, лишь обнародовав их связь.
Все дни, что она была в Джедборо, ей казалось, что она умирает. Босуэла перевезли в тот же самый дом, где была она. Хоть раны и были очень серьезны, по прошествии нескольких дней не осталось сомнений, что он выживет.
Комната Марии была над его комнатой. Пока ее придворные развлекали ее музыкой, она постоянно думала о Босуэле. Она поняла, что между ними встали Дарнлей и Джин Гордон…
Она попыталась уйти от грустных мыслей, задумавшись о своем новом наряде. На новое платье собирались потратить уйму тканей: двадцать с лишком метров шелковой ткани, четыре метра тафты, три метра великолепного черного бархата и около двадцати метров роскошной шотландки…
Да к чему это все?! То, что раньше радовало, не представляло для нее больше никакого интереса…
К ней как-то заходил Дарнлей. Он был, как всегда, угрюм. Он отправил за границу несколько писем, сообщив Филиппу Испанскому, что друзья Марии — Джеймс Стюарт, Босуэл и Мортон — протестанты. Именно граф Меррейский причинил так много вреда католической вере в Шотландии. Дарнлей ожидал, что Филиппу сразу станет ясно, насколько по-другому пойдут дела в Шотландии, стань Дарнлей королем.
Ему даже не было особого дела до того, что она повернулась к нему спиной. Она вообще с ним редко когда разговаривала. Она намекает, что не хочет с ним говорить? Ну и ладно. И без Марии на свете полно женщин. Он вскоре ушел, и голова его кишела мыслями о собственном величии.
Мария поднялась с постели и отправилась навестить Босуэла. Рана на бедре не зажила, и двигаться он еще не мог.
— Эх, — сказал он, увидев ее, — нам обоим не повезло, да?
— Я думала, вы умерли, — тихонько проговорила она. — Мне так сказали…
— Я встану, как только затянутся раны.
— А что у вас с головой? — тихо спросила она, приподняв повязку и взглянув на рану.
Марию затрясло.
— Милый мой… мне страшно подумать, как легко могло случиться самое ужасное…
Он взял ее руку и поцеловал.
— Я сегодня ничего не могу… — сказал он, — а жаль…
— Вы скоро поправитесь. Я сама буду ухаживать за вами.
— Может, я должен вызвать Джин, чтобы она присмотрела за мной…
Лицо Марии вспыхнуло.
— Не надо! Я сама присмотрю!
Он ухмыльнулся.
— Вы ездили в Криктон? — требовательно спросила она. — Вы виделись с ней?
— Да.
— И вы…
Он рассмеялся.
— Я обещаю, что вскрою себе раны, если вы будете говорить такие вещи.
— Так вы… вы!.. — закричала она.
— Моя дорогая королева, а что вы думаете? Я ей муж, не так ли? Я ее давно не видел…
Слезы ярости выступили у Марии на глазах.
— Иногда я спрашиваю себя, как долго я буду любить вас.
— Я понимаю вас, но вы не должны задавать себе такие вопросы. И не надо ревновать. Она моя жена, а вы — любовница. Я доволен этим.
— А я нет!
— Ну хватит. Как вы можете изменить это? Вы можете уйти от меня, если хотите.
— Вам нет никакого дела!
— Вы увидите, есть ли мне дело или нет… Как только я встану, мы встретимся в той славной мастерской… как в первый раз…
— Вы не должны были появляться в Криктоне, — настаивала она.
Он лишь пожал плечами.
— Вы ее цените больше, чем меня! — возмущалась Мария. — А я слышала, что она не очень-то вас любит. Она мечтает об Александре Огивье. Она предпочитает его вам, а вы… вы едете увидеться с нею!
— Она нравится мне, — сказал он спокойно. — Я в восторге от нее. Нет никого, даже отдаленно похожего на Дженни.
— Да, и есть множество похожих на королеву!
— Нет. Есть только единственная королева и единственная Дженни. Я в восторге от обеих.
— Но я… я могу дать вам значительно больше, чем она.
— Что именно?
— Мою любовь… себя… мое уважение… мое…
Она обвила руками его шею.
— Пожалуйста… не будьте таким жестоким. Вы должны любить меня. Как вы можете ехать к ней… зная о моих чувствах?
— Она может задать похожий вопрос… и у нее на то больше оснований… Вы спрашиваете, что она мне может дать такого, чего вы не можете… Она может родить мне детей.
— А я нет?
— Они будут незаконнорожденные. Теперь вам все понятно.
— Да замолчите вы! — закричала Мария. — Есть одна вещь, которую она никогда вам дать не сможет, а я смогу. Я говорю о короне.
Его глаза загорелись, и это было единственным знаком, что она затронула самое нежное в нем — его честолюбие. Они поняли, что отныне между ними все будет по-другому.
* * *
Королева в окружении знати отправилась из Джедборо в Эдинбург. Босуэл чувствовал себя достаточно хорошо для путешествия и тоже поехал вместе с ними. Рана на бедре зажила, но голова была еще в бинтах, однако это мало беспокоило его, ведь ходить-то уже было можно.
Они остановились на отдых в Крейгмиллере, где Мария и сидела этим вечером в одиночестве в своих покоях.
Она представляла себе, что за планы бродят в голове у Босуэла. Мария обратила внимание, что его отношение к ней несколько изменилось. Он был страстен как и прежде, стараясь, как, впрочем, и она, восстановить прежнее взаимопонимание. Но было еще кое-что: она могла предложить нечто большее, чем Джин Гордон; она сказала об этом, и он принял ее предложение.
Мария была не в состоянии избавиться от мыслей о Дарнлее. Иногда у нее перед глазами возникала картина: муж лежит на полу, вцепившись ей в платье… Как только она с отвращением начинает отворачиваться от него, то вместо его лица возникает лицо Давида…
— Пресвятая Дева Мария, — часто молилась она, — заступись за меня. Позволь мне умереть, я знаю, так будет лучше… Я — прелюбодейка. Дай мне умереть до того, как я совершу более страшный грех…
Дверь покоев открылась, и она подумала, что пришел Босуэл. Она не ошиблась, но он был не один. С ним вместе пришли граф Меррейский, Мэйтленд, Аргайл и Хантлей. Они встали перед нею — пятеро мужчин, непримиримые в борьбе за власть. К ней обратился Мэйтленд:
— Мадам, есть один человек, который принес много горя не только вам, но и всей стране. Я говорю о вашем муже, лорде Дарнлее.
Она подняла склоненную голову и натолкнулась на горящие глаза Босуэла.
— Как известно, — продолжал Мэйтленд, — он пытался наладить связи с Испанией и Римом. Его цель — причинить вам вред, вам — человеку, который всегда делал ему только хорошее! Мадам, конечно, он ваш муж, но неужели вы будете терпеть такое поведение?
— Я ничего не могу с этим поделать. Все, что возможно, так это держать его под присмотром, чтобы он действительно не сделал чего-нибудь плохого.
— Вовсе нет, Ваше Величество. Если вы простите Мортона, Рутвена и всех остальных, кто сослан, мы, ваши подданные, найдем способ, как развести вас с вашим мужем. Это необходимо не только для успокоения Вашего Величества, но и для мира в королевстве… Он ведь говорил, что не успокоится, пока не сделает какую-нибудь гадость вам или стране.
Мария почувствовала на себе взгляд Босуэла. Его глаза мерцали так же, как в тот его первый визит в мастерскую… О чем он грезил сейчас, о ее теле или о ее короне? Она постаралась не выдать волнения.
— Я согласна с вами, граф Мэйтленд. Но развод обязательно должен быть законным, и я не соглашусь ни на что, что может поставить под сомнение право моего сына на наследование трона.
Босуэл произнес:
— Все будет в порядке. Мои родители разведены, но за мной сохранено право наследования.
— Но мой сын — принц, граф Босуэл.
— Не имеет значения, Мадам. Мы устроим это дело так, чтобы не навредить принцу.
Заговорил граф Меррейский:
— Пресвитерианская Церковь будет против развода.
Босуэл скривил губы, а Мэйтленд сказал: