Бремя чести (СИ) - "Darling Jen". Страница 27
— Нет, — испугался Аткас. — Нет, ты ошиблась! С чего тебе так показалось? Ты что, сама владеешь этой самой Силой?
Лицо девушки омрачилось.
— Дело в том, что сэр Эри подобрал меня в порту, — нехотя призналась она. — Я там... подрабатывала себе на жизнь. Каким образом, думаю, нет нужды говорить. Так чтоб ты знал — подобный род деятельности пробуждает в девушках некое подобие Силы… Дает малую толику искры, с которой мы можем видеть волшебство, чуять его, как собаки чуют дичь. Я была совсем крохой, когда попала в порт. Мне было очень тяжело, зато я завладела волшебным Зрением.
Аткас сначала не понял, а, поняв, заалел весь — от шеи и до самых кончиков ушей.
— Но тебе всего лет тринадцать! — наконец смог выговорить он.
— Мне пятнадцать, и мы, наверное, почти ровесники, — ответила Эста. — Я просто так выгляжу. А что касается леди Ивесси, то вокруг нее просто разлита аура Силы. Особенно, когда она сердится. Ох, и задаст она жару Сакаре!
Она хихикнула, и Аткас ей вторил. Потом Эста посерьезнела и попросила:
— Обещай мне, Аткас, что никогда не будешь воровать ни в городе — это опасно, ни у сэра Эри — это просто глупо, потому что даже я в таком случае буду вынуждена выдать тебя страже.
Аткас вторично покраснел, на сей раз от гнева:
— Ко всему, что принадлежит сэру Эри, я и пальцем не притронусь! Это словно… Словно у младенца пеленку украсть!
— А что до города... Чтоб ты знал: почти все дома надежно защищены от грабителей завесами Силы, а по рынку ходит стража, имеющая Зрение. Постарайся не пускать в ход свои… свои маленькие хитрости, назовем это так.
Аткас потряс головой. Если честно, сложно представить, как можно воровать без этих, как выяснилось, волшебных, уловок. С ними вероятность того, что его поймают, была близка к нулю. А без уловок он был самым обычным парнем, не слишком ловким, не больно хитрым, в общем, таким, как все. Видно, с воровством придется покамест погодить…
Глава 4
Постепенно Дженна стала понимать, какие силы приводят в движение отлаженный механизм Медовых Лужаек. В первый вечер пребывания в поместье Экроланда она вообразила, что здесь всеми и вся вертит госпожа Сакара. Ей даже показалось, что она опекает хозяина, чуть ли не принимает за него все решения.
Но на следующий день она увидела удивительную картину: милейший дворецкий Престон вступился за нищих ребятишек, зашедших с черного хода и попросивших «чего-нибудь покушать, а то животы с голоду своротит». Он разрешил им посидеть на кухне и полакомиться остатками завтрака. И вступился перед кем — перед самой госпожой Сакарой! Та недовольно фыркала, глядела на то, как чумазые дети жадно поглощают ароматные куски омлета, посыпанные тертым сыром, и молчала. Впрочем, Дженна, увидевшая эту сцену краем глаза, вначале решила, что последнее слово осталось за поваром Тимом, поскольку кухня являлась его вотчиной.
На обед девушка совместными усилиями с Эстой уговорила Тима соорудить пышный капустный пирог, а на горячее — жареную курочку. Как ни странно, но госпожа Сакара ни словечка не вымолвила, съела все, что было на тарелке и даже потянулась за добавкой, — уж больно хороша вышла у Тима курочка, сочная, с коричневой хрустящей корочкой, с нежным розовым мясцом внутри.
Однако когда Дженна шла в библиотеку, еще в пути расхваленную на все лады сэром Экроландом, ей показалось, что слышит в гостиной громкие голоса. Подойдя ближе, она убедилась, что там и вправду ведется разговор между госпожой Сакарой и сэром Экроландом. Несносная старуха, не стесняясь в выражениях, обозвала Дженну «наглой девкой» и «проходимкой». Самым вежливым определением в ее устах оказалось: «бесцеремонная особа».
Дженне стало интересно, что скажет в ее защиту рыцарь, но из-за закрытой двери донесся только неразборчивый, успокаивающий монолог. Потом госпожа Сакара придушенно вскрикнула: «Ведьма»!.. Голос рыцаря ненадолго тоже повысился, Дженне удалось разобрать только: «Волшебница, Сакара, сильная волшебница!», а дальше его голос опять зажурчал тихо и мирно.
Словно огретая пыльным мешком по голове, Дженна прошла несколько шагов дальше по коридору, а потом остановилась, заледенев. Все-таки не удастся сохранить ее постыдный секрет. Старуха кому угодно выболтает ошеломляющую новость, и пойдут по дому слухи, один нелепей другого. Почему Экроланд счел нужным рассказать госпоже Сакаре правду?
К счастью, почти все остальные в доме отнеслись к Дженне достаточно ласково. Эста ее обожала, не упускала случая поведать что-нибудь интересненькое своей госпоже, а уж как она выполняла поручения, — любо дорого смотреть. Говорит Дженна: «Принеси мне то и то». И Эста радостно несется, только пятки сверкают. Про отмытые до блеска полы и сверкающие окна не стоит и говорить. Иногда поведение горничной напоминало повадки маленького щенка, который без памяти обожает хозяйку.
Престон улыбался девушке чуточку чаще, чем госпоже Сакаре, учтиво осведомлялся о ее здоровье и планах на день. Именно он однажды принес в ее спальню изящную вазу с букетом засушенных цветов. Дженна сухие и ломкие стебли и выцветшие бутоны не любила, но этот поступок тронул ее до глубины души.
Остальные девушки, убиравшие комнаты, изредка помогавшие на кухне Тиму и занятые еще огромным множеством дел, неизбежных, когда надо поддерживать порядок и чистоту в таком солидном доме, формально признавали власть госпожи Сакары, но в вопросах, впрямую не касающихся стирки, уборки и глажки полностью доверяли лишь Эсте, а, значит, приняли Дженну как родную.
Единственный, с кем Дженна вообще предпочитала не общаться, был конюх Вил. Она до смерти боялась могучего, дикого варвара, старалась за версту обходить конюшню, а когда он приходил трапезничать на кухню, не появлялась и там. Ей не давала покоя мысль, что однажды ночью она проснется от его воинственного клича, дверь в спальню разлетится в щепки, а он сам ворвется с ревом и зарубит ее топором. Особенно отчетливо ей мерещились кровавые брызги на стенах. Когда же воображение разыгрывалось, она воочию видела, как Вил голыми руками раздирает ей ребра и подносит к губам трепещущее сердце, и сон надолго оставлял ее. Она подолгу ворочалась в кровати, укрывшись одеялом с головой, и чувствовала, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Конечно, умом она понимала, что сэр Экроланд в жизни ничего подобного не допустит, варвар ходит у него на коротком поводке, но все же, издали заслышав хрипловатые раскаты его голоса, она, подняв юбки, постыдно пряталась в ближайшей комнате.
Совсем по другой причине Дженна пыталась не сталкиваться с Аткасом. Каждый раз, когда юноша попадался ей на глаза, перед глазами вспыхивала одна и та же картина: один из рыцарей волочит по земле бездыханное тело ее учительницы, небрежно сваливает его на груду таких же тел… Непонятно, почему такие мысли мучили ее при виде оруженосца, он же не принимал никакого участия в разорении гнезда. Лишь восстановив в памяти события того дня, ей бы пришло на ум, что первым делом, выйдя из дома, в котором ее приютили Керк и Гейла, она увидела тощего паренька, с любопытством глядевшего на нее. Но она предпочла лишний раз не тревожить себя теми воспоминаниями. Слишком больно ей было думать об этом. Поэтому Дженна старалась держаться поближе к той части дома, где ни Вилу, ни Аткасу делать было нечего — к кабинету Экроланда.
Несколько дней рыцарь безвылазно провел в Медовых Лужайках. За время его отсутствия скопилась масса неотложных дел, разрешить которые госпожа Сакара, Престон и деревенские могли доверить только ему.
То и дело из деревень приходили старосты и уединялись с Экроландом в кабинете, жаловались ему на нехватку еды и прочих припасов; крестьянские девушки прибегали к нему и, размазывая по щекам слезы и падая на колени, умоляли защитить от нелюбимых, за которых сватали родители; юноши, а иногда и мальчишки, обуреваемые жаждой вырваться из родительского гнезда, одетые для дальнего путешествия, с горящими глазами просили у рыцаря благословения на дальнюю дорогу. Последних рыцарь со строгим выговором неизменно отправлял домой.