Бремя чести (СИ) - "Darling Jen". Страница 73

— О, да. Море денег. Сотни тысяч золотых! Море!

И попытался обнять собеседника. Гном отпихнул юношу, огляделся вокруг и спросил:

— Аслатиновая крошка не интересует?

— Кого?

Юноша, пошатываясь, огляделся вокруг мутным взором, но никого не увидел и удивленно посмотрел на гнома. Тот терпеливо сказал:

— Тебя! Тебе нужна аслатиновая крошка?

Аткас наморщил лоб. Он смутно помнил, что кто-то ему говорил про эту самую крошку… Откровенно говоря, он не совсем помнил, что она собой представляет, но отчего-то ему показалось, что это должно быть вкусно, поэтому он ответил:

— Да, давай, давай ее сюда! Ассла... Ассла... тиновой крошки не помешает. Крошка. Крошка-малышка, выпьем же лишку, — опять захихикал он, доставая мешочек с деньгами.

— Лишку, похоже, ты уже выпил, — сказал гном, деловито пересчитывая деньги. Его лицо вытянулось, — э, да ты на мели!

— Неп-п-правда! — обиделся Аткас. — Это деньги, зар-работанные за целый, ик, месяц!

На секунду гном коснулся руки юноши и быстро выговорил:

— На, держи. Да еще запомни, я был к тебе щедр!

Быстрыми шагами он удалился. Только что был тут, и вот нет его. Аткас хихикнул и перевел взгляд на ладонь. На ней блестело два маленьких черных шарика, каждый размером с булавочную иголку. Что-то стало проясняться в его голове, но ведь не зря же он потратил столько денег! Надо отведать, что же это за штука — аслатиновая крошка. Один шарик он опустил в карман, второй проглотил. Горечь во рту оказалась невыносимой, и будь Аткас чуть трезвее, он непременно выплюнул бы жгучий шарик, но вместо этого совершил глотательное движение и отстраненно, словно все это происходило не с ним, почувствовал себя так, словно поток огня пронесся у него по горлу.

В этот самый момент дверь дома открылась, и появился Галдрин. Он деловито нес подмышкой два плаща.

— Еле сыскал такой, который на тебя налезет. Запомни, без плаща с капюшоном входить в храм запрещается! Попробуй только — и тебя могут высечь плетьми, а то и чего похуже. Ну, пошли!

Аткас, уже успевший забыть про аслатиновую крошку, набросил на плечи плащ, чуть не запутавшись в шнурках, и послушно заковылял рядом с гномом, который со вздохом стал его придерживать.

Торговые ряды давно закончились, они шли мимо жилых домиков. Возле многих были разбиты садики, в которых росли причудливые, слабо светящиеся растения. Те гномы, что побогаче, украшали дома десятками шаров с прирученным огнем, а самые бедные зажигали на воротах факелы.

Аткас вертел головой и восхищался:

— Варвары живут в Краю Вечной Зимы. А гномы — в Краю Вечной Ночи. И веселая же эта ночь, скажу я тебе, Гальдр… рин!

— Это почему же?

— Светло! Светляки сидят на домах, а дома такие, такие… — пытался выразить Аткас свою мысль, вовсю изображая непонятные фигуры руками, — этот прирученный огонь… Он такой красивый! Словно звезды спустились с небес и засветили у вас в домах и вокруг.

Аткас сам удивился, насколько складно он все произнес. Кажется, он начал трезветь. Не оттого ли, что близок храм, который, как обещал Галдрин, проясняет мысли?

Вскоре они добрались до небольшой площади, в середине которой стояло здание в форме полусферы. Каменные блоки, идеально пригнанные друг к другу, слегка отсвечивали розовым светом.

И — диво дивное! Вокруг храма Мондару стояли прекрасные фонтаны, облицованные белым мрамором, но вовсе не вода струилась вверх из ладоней каменных чудовищ. Живое пламя текло там, где более привычны для взора потоки воды, вздымались языки пламени из отверстых пастей, а вместо водных брызг веерами разлетались во все стороны красные искры. Но — еще большее чудо! — приземляясь на желтоватый мох, растущий вокруг, и на одежды проходивших мимо гномов, искры мгновенно гасли, и даже обнаженная кожа не чувствовала самого мимолетного ожога. Ладонью Аткас поймал несколько капелек пламени, просто чтобы удостовериться, что они вправду безобидны. Искорки гасли, попав на кожу, и оставляли после себя крохотные крупицы сажи.

Галдрин накинул капюшон и велел юноше сделать то же самое.

Когда они миновали порог храма, Аткас едва смог глядеть вокруг. С ужасом он почувствовал, что не только хочет уйти в тень, но и проделывает это.

Если раньше ему надо было настроиться, внушить себе, что он никому неинтересен, что никто вокруг его не видит, то сейчас он был убежден, что все произойдет само собой.

Он едва успел одернуть себя, когда Галдрин повернулся к нему и озабоченно сказал:

— Эй, в чем дело? Мне на долю секунды показалось, что ты куда-то исчез, парень.

— Показалось, — эхом откликнулся Аткас, чувствуя, как последние пары алкоголя выветриваются из его тела, и как им овладевает аслатиновая крошка.

Теперь-то он вспомнил, что ему говорил Слэм об этом веществе, и ужас нахлынул на него, затопляя все его существо. «Надеюсь, от одного-единственного шарика мои внутренности не сожгутся, — попытался он убедить себя и едва снова не ушел в тень. — Вот бы оказаться сейчас подальше отсюда, в безлюдном месте!»

Чтобы отвлечься, он стал оглядываться. Внезапно он заметил, что вокруг бушует музыка, и очень удивился, что не обратил внимания на нее раньше.

Изнутри храм представлял собою нечто вроде театра. В два ряда стояли скамьи, спускавшиеся к некоему подобию сцены, где с одной стороны столпились несколько гномов. Тот, что стоял с краю сцены, рычал в странное приспособление, похожее на остроконечную металлическую шляпу. Эта штуковина многократно усиливала его голос, гром над ухом звучал бы тише. Гномы рядом истязали незнакомые юноше музыкальные инструменты, а некоторые били в большие барабаны. Двое красных от натуги гномов изо всех сил дудели во флейты, умудряясь вплетать в общий грохот красивые мелодии.

С другой стороны на этой же сцене стоял небольшой каменный алтарь, рядом с которым священнодействовали несколько гномов в черных балахонах с капюшонами и в масках, закрывающих лица.

Многие скамьи пустовали, но на тех, что располагались вплотную к сцене, сидели слушатели и с отрешенным видом внимали песне.

А вокруг сцены свивала кольца громадная змея, сделанная то ли из золота, то ли похожего на него желтого металла. Ее разверстая пасть находилась недалеко от певчего, который, казалось, орал свою песню прямо над глазом змеи.

— Тварь-червь Мондар! — прокричал в ухо Аткасу Галдрин. — Наш бог!

— Это золото? — откликнулся Аткас.

Галдрин несколько раз кивнул.

А потом Аткас перевел взгляд выше, и обомлел. Над сценой, в стеклянном саркофаге, сияла и переливалась самая красивая на свете секира.

Окутанная голубоватым сиянием, она медленно поворачивалась в воздухе, будто подвешенная на невидимых нитях. Бесчисленное количество сапфиров и бриллиантов украшало рукоять, а на двух половинках лезвий кровавыми отметинами вспыхивали алые руны.

Она была совершенна, словно ее выковали не в гномьих кузнях, а в небесном горне из синевы неба, призрачного света звезд и нежной невинной зари.

Аткас некоторое время просто созерцал ее, а потом вдруг разглядел на стеклянной поверхности саркофага очертания двери, а после увидел и замок.

— Подойдем ближе?! — закричал он Галдрину.

Тот кивнул, пожав плечами. Они сели в первом ряду.

Аткас пожирал глазами замок, даже не замечая, насколько у него обострилось зрение. Он не удивился, что может в мельчайших деталях видеть каждую металлическую пластинку, из которых состоял замок. А потом он легко перешел на волшебное зрение и увидел настоящие, магические цепи, окутывавшие саркофаг мутной бирюзовой пеленой.

Секира манила его, соблазнительно зовя своим великолепным видом. «Это так просто, — словно нашептывала она ему, — так легко развеять все заклинания вокруг. Я знаю, ты носишь с собой отмычку. Наложи на нее нужное заклинание, и гномий замок легко поддастся тебе. А уж я обеспечу существование до конца дней твоих. Цила и малыш будут в шелках и бархате, как раз как ты мечтал. Не бойся, иди ко мне!»