Последний ветер (СИ) - Мышкин Евгений. Страница 39
Последний рывок - и она хватает это своей полной острых зубов пастью. Оно невероятно тёплое по сравнению с температурой воды. Оно приятно греет язык, и пускает невидимые корни по всему телу. Тепло, уверенность, спокойствие, и даже любовь. Внутри разрастается вся та гамма чувств, которые она не могла получить в родной материнской стае. В ней - тепло солнца, и зеленое буйство деревьев; весна, и пробуждение жизни; пение птиц, и единство стаи; оргазм и наслаждение.
Всё это продолжается какую-то мизерную часть секунды, а затем сменяется одной единственной мыслью. Вверх! К спасительному глотку воздуха. Вверх, к месту, где соединяются две стихии. Она набирает скорость. Воздуха в лёгких остается совсем немного. Она начинает всплывать ещё быстрее, интенсивнее работая своим мощным гладким телом. Она врезается в огромную стаю рыб, и те бросаются врассыпную, чтобы затем снова слиться в единое целое.
И когда уже лёгкие начинает жечь огнём, она на огромной скорости выныривает из воды. Она дышит. Она делает глубокий вдох и от наслаждения кричит. Кричит громко и протяжно. Вещь, которую она достала со дна, скатывается с языка прямо в глотку, и она инстинктивно глотает её. Приятное тепло разрастается по всему телу, и накатывающими волнами отдаёт в низ живота.
Теперь это будет с ней постоянно.
Орха сначала услышал крик зубатого кита. По звуку он определил, что животное сейчас за несколько лиг от него. Крик был протяжным, и шел с той стороны, где Китовое море соединялось с Крайним. Он повернул голову в ту сторону, но увидел лишь всплеск.
Он развернул лодку, и налёг на весла, инстинктивно пытаясь предугадать траекторию перемещения животного. Солнце встало только недавно, и сейчас у косатки должен быть период кормёжки. Через несколько минут Орха увидел кита. С большой долей удивления он признал, что это самка. Огромная, блестящая туша исключительно чёрного цвета на несколько мгновений зависла в воздухе, а потом оглушительно упала в воду. Чуть позже показался плавник, движущийся в сторону маленькой лодки из белого дерева. Через несколько секунд он скрылся под водой.
Орха быстрыми движениями снял вёсла, и бросил их на дно лодки. Снял с рук толстые меховые рукавицы, и уложил во внутренний карман. Оттуда же достал кожаные перчатки тонкой выделки. Надел. Перчатки плотно облегали руки, плюс ко всему имели рельефные уплотнения с внутренней стороны ладоней, что способствовало прочному сцеплению. Достал гарпун, и машинально, почти не глядя, вдел один конец прочного троса в проушину в нижней части рукояти. Затянул на прочный узел, и несколько раз дернул трос для проверки. Второй конец троса он продел в крайнее из нескольких, толстое кольцо на носу лодки. Привязывать трос с лодке Орха пока не спешил.
Гарпун был трех локтей в длину, и на первый взгляд абсолютно гладкий. В верхней части он на две трети был полым, и там прятались три шипа, которые выскакивали только при ударе. Внутри была установлена система из закрученных упругих спиралей, которая и осуществляла их подачу.
Орха аккуратно встал в лодке, и взвесил гарпун в руке. За многие годы он сумел не просто не потерять своё оружие (хотя, однажды он выслеживал раненого зубатого кита, который истекая кровью несколько дней, плавал с его гарпуном в боку), но и сродниться с ним. Как физически, так и духовно, не без лишней скромности отождествляя себя с этим оружием. С виду, ничем не примечательный удлиненный металлический болт, он имел внутри смертельный секрет. Орха всегда старался попасть в голову. Пробивая массивный череп, или входя в глаз, шипы раскрываясь, разрывали мозг, и вызывали моментальную смерть.
Косатка вынырнула всего в нескольких сотнях метров он него. Сейчас она всей своей массой оглушала небольшой косяк рыб, а затем с жадностью глотала их одну за другой.
Возле лодки разделся всплеск. Орха посмотрел за борт, и увидел несколько рыбьих спин у самой поверхности. Огромный косяк, судя по всему, распался, и теперь рыба мелкими стайками двигалась в его сторону. В толще воды, насколько позволял свет, были заметны мечущиеся темные силуэты.
Славно. Очень хорошо. Значит, сейчас китиха подойдёт ближе. Значит, сейчас у него будет возможность загарпунить добычу. Он весь напрягся, словно взведенная пружина. Он глубоко вдохнул и попытался очистить голову от мыслей. "Когда голова чиста - рука не сомневается" - вспомнил он слова своего отца, который охотился ровно до той поры, пока рука держала оружие без дрожи.
Он так и не понял, почему он не метнул гарпун. Он всецело понимал, что это не просто хороший случай. Это идеальное стечение обстоятельств. Но, ничего сделать с собой он не смог.
Косатка внезапно вынырнула из воды, и перелетев прямо над лодкой, врезалась в воду позади него, обдав ледяными брызгами. Орхе показалось, что время загустело, и он может бесконечно наслаждаться картиной застывшей в прыжке, туши кита. Мощное, черное, блестящее тело, почти втрое больше его маленькой лодчонки. И если присмотреться, можно узреть уверенность черных глаз, рассмотреть россыпь маленьких шрамов на боку, и остатки рыбы, застрявшие между зубов. Капли воды застывают в воздухе мелкой взвесью.
И когда косатка скрылась под водой, Орха понял, что произошло.
Она пела. Она пела печальную, и вместе с тем, радостную песню. Горечь и сладость одновременно. Настолько красивая и откровенная, что единственное, что остается - слушать и наслаждаться. Высокий, чистый, надрывный голос, будто бы принадлежащий молодой девушке, а не дикому морскому животному. Песнь зубатого кита - нечто настолько редкое и эфемерное, что даже в легендах его племени оно практически не упоминается. Возможно, далёкие предки и встречались с чем-то подобным,но время безжалостно вымывает такие воспоминания из памяти.
Секунда. Ещё одна. Орха прогоняет настойчиво засевшую в голове песню. Ещё секунда. Пружина распрямляется. Он целится больше обстоятельно, чем инстинктивно, рассчитывая в голове силу броска и скорость передвижения добычи. Он вкладывает в этот удар все свои силы, и весь свой вес. От этого его слегка заносит вперед, но он удерживается на двух ногах, стоя в шатающейся лодке. Бухта троса худеет, стремительно убегая за борт. Гарпун вошел косатке прямо в затылок, и засел там намертво. А когда в толще воды воды разрастается красное облако, а огромная черная туша бьется в предсмертной агонии, Орха привязывает к первой бухте ещё один трос. Трос, продетый на один моток в кольце, с лёгким шумом уносится прочь, и передаёт мощную вибрацию всей лодке.
Когда от второго троса остается половина, всё заканчивается.
Орха понимает, что сегодня он убил поющего кита. Возможно, единственного в этом мире. Он становится на колени прямо в лодке, и начинает просить прощения у Праматери, за то, что убил её поющее дитя. Он читает молитву почти беззвучно, одними губами, а изо рта его выскакивают маленькие облака белого пара. Когда он заканчивает, он не встаёт. Он ждёт знака. Он надеется на милость, хотя всецело готов ответить за свои действия. В полусогнутой позе он проводит минуту. Затем ещё одну. И тут в лодку запрыгивает рыба. Она беззвучно открывает рот, извиваясь всем телом. Это хороший знак. Именно такого знака он и ждал. Орха хватает рыбину, и отпускает её за борт обратно в море. Затем встаёт, и начинает медленно забирать трос, подтягивая тело мёртвого кита к лодке. Трос мокрый и холодный от впитавшейся воды, и остужает руки даже через кожаные перчатки. Орха наматывает веревку на два больших металлических крюка, расположенных в носовой части лодки. Спустя несколько минут туша зубатого кита покоится на глади воды в паре метров от лодки из белого дерева.
Пора отправляться в обратный путь. Орха ставит весла обратно в уключины, и начинает медленно, с большим трудом, набирать скорость. Чуть позже он входит в ритм, и огибая течение, которое его сюда принесло, идет в сторону дома из китовых костей.