Семь горных воронов - Алхимова Ванда. Страница 57

— Как вы могли ее спасти, принц Кулен? — с раздражением перебил Красный. — Король Лиран отправил вас сюда, чтобы в его отсутствие Приморье находилось в надежных руках. А Морна сидела во дворце, когда Брес пошел на Тамврот, рыдала по мужу, хотя я лично ей с самого начала сказал, что надо хватать детей и бежать подальше. И как, спрашивается, вы могли ей помочь?

— Вы очень рассудительны, — тихо ответил Кулен. — Возможно, вы правы, но от вашей правоты мне не легче.

— Да неужели вы думаете, что мне легче? — разозлился Красный. — Старший брат умер, всю его семью извели, где мои остальные братья — только Небесам известно. А я сам за тридевять земель от родного дома, и между нами — все войско Бреса и разоренный Тамврот. Неужели вы думаете, что мне сейчас легко да радостно? Но я-то держу себя в руках! И вам надо!

Кулен робко посмотрел на него.

— Спасибо. Но я ничего не могу сообразить… Всегда решал отец, и решал лучшим образом. А сейчас мне со всех сторон говорят одни — одно, другие — другое, и я совершенно запутался. И что делать — неизвестно.

— Ну что делать, что делать, — проворчал Красный. — Самому прикинуть, как лучше.

— Беда в том, что я не знаю, как тут лучше, ведь такая ответственность сейчас на мне! — в отчаянии сказал Кулен. — Вот вечером опять продолжится совет. Одни кричат, что надо ополчение собирать и идти на границу, пока Брес сюда не добрался, другие, наоборот, требуют, чтобы я письмо Бресу написал, признал его власть и поклонился ему, чтобы королевство спасти.

Красный приоткрыл рот и в изумлении уставился на Кулена, не веря своим ушам.

— Ну и советы вам подают!

Кулен снова облизнул губы, виновато глядя на Красного.

— Это немыслимо! — закричал тот, от злости толкнув стол. — Неужели вы думаете, что Брес вас в живых оставит?

— Не знаю.

Плечи Кулена поникли, глаза нездорово блестели.

Красный вдруг понял, что тот тоже измучен до последнего предела. Настолько, что уже сломался. Ворон почувствовал, что и сам в одном шаге от этого. Закрыть лицо руками и пустить все на самотек, думать только о себе и об отдыхе, спрятаться в сны и мечты о прошлом…

Но тут он вдруг вспомнил Серые горы. Такими, какими они открывались с башен Твердыни. Громадные суровые пики, покрытые снегом. Вспомнил, как однажды они с Диким пошли зимой на охоту, заблудились в лесу и плутали по горам, ночевали у костра, трясясь от холода. А утром пошел снег и поднялся ветер, и Дикий, на год его младше, но в десять раз упрямей, сползал на заду по склону, ругаясь сквозь зубы, а потом, когда они все же спустились, Красный лег на снег и понял, что даже рукой от усталости пошевелить не сможет. Тогда Дикий встал над ним и принялся пинать ногой в бок, да так больно, что у Красного слезы из глаз выступили. И орать, чтобы брат поднимал свою ленивую задницу и шел за ним.

«Ты что думаешь, кроме тебя до твоей жизни еще кому-то дело есть? — орал Дикий, с размаху пиная Красного под ребра. — Ты мужчина или кто? Вставай, скотина, или я тебя тут брошу, а матери скажу, что ты негожая тряпка!»

Красный через силу встал и поплелся за братом, чувствуя, как кровь расходится по телу, как разогреваются мышцы и становится легче. Они наткнулись на лесорубов, и их отвезли в замок. Тогда миледи пришла к ним в комнату и, скривив губы, сказала, что надо либо не браться за то, чего не можешь, либо доводить дело до конца.

Сыновья лежали на одной кровати, трясясь под тремя одеялами, и краснели от стыда, пока миледи равнодушно объясняла, что быть мужчиной — значит нести ответственность за свои поступки и преодолевать трудности. Красному было тогда двенадцать лет, а Дикому — одиннадцать, и, отлежавшись, они снова пошли вдвоем на зимнюю охоту.

— Вы не должны слушать советы, которые приведут вас к смерти, — сказал Красный принцу.

— Может, вы тоже примете участие в нашем совете? — осторожно спросил Кулен, и Красный мрачно кивнул.

Задним числом вспоминая совет, Красный думал, что все-таки судьба человека действительно во многом предопределена, и то, что он свободен в выборе решений и поступков, — всего лишь видимость.

Первые минут пять он сидел молча, выслушивая заявления лордов. Ворон откинулся на спинку своего кресла и хмуро барабанил пальцами по столу, прислушиваясь к многословным и абсолютно бессмысленным речам. Его рыжие волосы были заплетены в мелкие косички по обычаю горцев, а потом перевиты между собой.

Красный видел, что Кулен не способен пойти против почтенных лордов, спорить с опытными воинами и знатными богатыми владельцами собственных торговых флотов и виноградников. Потому он поднялся, привлекая к себе внимание, дождался тишины, а потом спокойно, но резко разнес их всех так, что лорды растерялись и во все глаза смотрели на этого молодого чужеземца, который распоряжался у них, словно у себя в замке.

Прикрываясь одобрением Кулена, Ворон объяснил, что все присутствующие — самоубийцы и что в скором времени их замки будут пылать, а жены и дочери — визжать под воинами Лугайда. В красках расписал битву и падение Тамврота, пояснил, что договариваться о мире с Бресом — все равно что подписывать договор с акулой и что они уже и так непростительно упустили время.

Конечно, на него обрушились многие, но Красный был так тверд в своих словах, так спокоен и так откровенно смеялся лордам Приморья в лицо, что постепенно его уверенность в себе передалась и им, заставив думать, что лишь Красный Ворон способен принять верное решение.

Кулен прямо на совете отдал в его распоряжение подготовку к обороне, назначив лордом главнокомандующим. За неделю Красный заставил лордов мобилизовать всех мужчин годного возраста, почти прекратив рейсы торговых кораблей, и погнал их на границу с Тамвротом копать валы и готовиться к вторжению.

Сам Ворон практически не слезал с седла, пил, ел и спал на лошади, гоняя галопом между Нессексом и границей. Поначалу лорды относились ко всем его идеям с подчеркнутым недоверием, но увидев, как впопыхах собранное ополчение на глазах превращается в войско с жесткой дисциплиной и строгой иерархией, начали испытывать к нему уважение.

Красный быстро привык к блестящему покрывалу власти: Кулен заглядывал ему в рот, а простые воины выделяли среди собственных лордов и старались заслужить его похвалу.

Страх перед Бресом рос, и единственное спасение приморцы видели в Красном именно потому, что он принимал простые, но верные решения, все время твердил то, что думал про себя каждый: пощады от Бреса не будет, надо его остановить во что бы то ни стало.

Кулену удалось договориться с Островами, и оттуда прислали тридцать кораблей с наемниками, которым пришлось выдать вперед половину оплаты. Красный собрал лордов и встретил корабли в порту, а потом проследил, чтобы наемники строем прошли через город, не разбиваясь и не останавливаясь, и проследовали к границе. На совете он заметил, что после легкой победы над Эннобаром и успешной осады Тамврота Брес получил и новые проблемы, но он обязательно решится на новый поход, пока не остыл от успехов. Однако ввиду надвигающейся зимы и оставленного за спиной разоренного Тамврота, который нужно еще держать в узде, Брес вряд ли захочет вести затяжную войну. Особенно когда поймет, что его ждали и сумели собрать серьезные силы.

На это и рассчитывал Красный. Что Брес, увидев войско из ополчения и наемников, передумает воевать и подпишет хотя бы временный и невыгодный для Приморья мирный договор, который, тем не менее, даст отсрочку и позволит собраться с силами. Кроме того, Красный настоял на отправке в Тамврот разведчиков, которые сообщали бы новости.

И вот в начале зимы разведчики донесли, что Брес выступил из города с частью войска и пошел на Серые горы. Красный узнал об этом во дворце Кулена. Стараясь утихомирить взбесившееся сердце, прошел через длинную галерею на балкон. Остановился, глядя на темное море, стиснув кулаки и закусив губу. В эту минуту Ворон отдал бы десять лет жизни, лишь бы оказаться в родном замке и выйти против Бреса впереди горцев. В голове крутились мысли о братьях, о матери, о горах и сожженном Тамвроте.