Наш Декамерон - Радзинский Эдвард Станиславович. Страница 15

Гляжу, действительно: старый Сталин упоенно читает Пастернака старухе Гончаровой.

- Но что же делать? - продолжает стонать мой друг. - Не могу я, не могу отказаться! Мне больше этого никогда не предложат!.. Проклятый день…

Он уже представил, что его ждет дома.
Мы распрощались, и я оставил его навсегда.
В декорациях моей квартиры меня поджидает суперзвезда в туалете Виардо. Это еще тот вид - госпожа Виардо на фоне моих книжных полок. Бедная, она еще не знает о посещении лица, она вся озабочена проблемой изъятия придуманного мною эпизода.

- Приходи сегодня на спектакль. Мы сможем увидеться. (Как всегда, в повелительном наклонении.)

- Да, хорошо бы нам увидеться сегодня. Завтра в ночь я улетаю.

- И куда же? (Как всегда, насмешливо, так что собеседник чувствует себя идиотом.)

- В Америку.

Ей все-таки приходится удивиться:

- Что это за поездка?

- Туристская. Буду путешествовать…

И я засмеялся. И она почему-то тоже.
Вечер. После спектакля поднимаюсь к ней в грим-уборную. Она просит подождать нежным голосом. Я топчусь в коридоре, выслушивая, как во всех грим-уборных знакомые славят друзей-актеров, дескать, как те гениально играли. Оглушительные звуки поцелуев напоминают хлопушки.
Не прошло и получаса, меня допускают в гримерную - к ней. Она сняла театральный грим и, главное, уже положила новый. Ах, сколько времени это теперь у нее занимает… Но сейчас увядшая кожа нежна, и французская косметика разбросана на столе, как оружие после победного боя. Она царственно разглядывает себя в зеркале, выслушивая мои восторги. Дверь гримерной открыта, чтобы проходящие актеры, обвешанные цветами, полученными от знакомых, слышали, как ее хвалят. Впрочем, играет она, как и должна играть кинозвезда: никак. Но месяц назад я был находчив и в своей статье удачно объяснил, что ее абсолютная неэмоциональность - новое прочтение роли. А тусклый голос, которым она талдычит роль Ранев-ской, - удивительно найденная характерность. С этой рецензии о "Вишневом саде" у нас все и началось. Она называет ее "наша рецензия".
Я разделся у администратора, и мне нужно идти за плащом через сцену. Декорация разобрана. В полутьме тускло светится дежурная лампа. Черная сцена, черный провал пустого зала! Жутковатая картинка! Ощущение, что уже прибыл… туда…
Она выпорхнула из театра в джинсиках, в этакой куртеночке - совсем юная. "Сзади - пионерка, спереди - пенсионерка". Ха-ха!
Отъехали от театра. Я целую ее. Во время поцелуя сквозь прищуренные веки вижу, как она равнодушно глядит вдаль и о чем-то сосредоточенно думает, машинально обвивая мою шею прекрасными руками. Я открываю глаза, и она моментально изображает нежность и желание. Милая, несчастная, никогда никого не любившая экс-красавица. Сотрудница в последней ночи. Довольно удачное завершение тысяч моих собачьих ночей.
Лежим в кровати. Удивительно хороша она в полумраке…

- Снимают фильм по повести Д., - начинаю я.

- Да, "Любовь"… Любовь-любовь… - Она вздыхает. - Как же я хотела когда-то сыграть ее… после "Поезда". Но…

Но "задвинули" в это время бедолагу Д.
А она лежит. Она молчит. Она вспоминает. Она вздыхает… Она, конечно, любила Д. Они все его любили…
Но полторы минуты на воспоминание - окончены. Она приподнимается на локте и начинает говорить… О чем? Естественно, о себе, о своих делах. О чем же еще она может говорить со мной в постели?

- Ты должен это сделать (позвонить) и объяснить ему (режиссеру)… Ты обязан убедить его… (И т. д., и т. п.) Я его ненавижу (это уже об актере - Тургеневе в гробу)… Хотя когда-то я с ним дружила (то есть спала)… Я тогда играла и Нину в "Маскараде", и Дездемону. Как он был красив, куда все подевалось?! Ну, он значительно старше меня (они одногодки, с одного курса)… И вот однажды он возненавидел меня за что-то (стала спать с другим красавцем?)… В "Отелло" он напивался и, дыша винным перегаром, наклонялся надо мной, изображая, как Отелло душит Дездемону. На самом же деле он зверски меня щекотал и сладострастно произносил свою реплику: "Черты лица спокойны". Но что я могла поделать? Если бы я пожаловалась, он задушил бы меня по правде!

Бедная, беззащитная, забитая суперзвезда! Когда ее роли (Дездемона и Нина) осмелились передать молодой актрисе и та начала играть, она грозно встала в кулисах. И когда юная дебютантка выходила на сцену, она зверски щипала ее за задницу. И молодая актриса не смела пожаловаться. Юное дарование предпочитало ходить с синей задницей, потому что знало, что такое гнев этого "беззащитного существа". Например, театральному администратору, который на гастролях осмелился поселить суперзвезду не в тот номер (а ее вечную соперницу в тот), она принесла в кровать коровье дерьмо и аккуратно разложила его под одеялом…

Внезапно я почувствовал бешеную ненависть к ее требовательному голосу, капризному лицу, ненатуральным жестам, к ее вечной ненависти к другим. Мне мучительно захотелось сделать ей больно.

- Кстати, тебе не рассказали?..

Мгновенно она приподнимается на локте. Она маниакально подозрительна.

- Ему разрешили снимать "Женщину из Достоевского".

Тишина. Она долго, очень долго молчит. Глядит перед собой в темноту.

- Странно, что он ничего тебе не сказал, - говорю я.

- Нет. Это не странно. Так же, как не странно, что ты мне это сказал. - И, не давая мне ответить, она продолжает: - Я дала прозвища всем своим знакомым. И все думала: как же мне назвать тебя?.. Тебя, который так часто говорит о добре, о Боге и который самый жестокий и самый злой из всех, кого я знаю. Сейчас наконец я придумала тебе прозвище. Хочешь, скажу? - И торжественно выпаливает: - Церковь Спаса-На-Крови!

Браво! Все-таки она очень умна. Жаль, с последней ночью у нас не получилось.

Я иду по улице. Я понял. Окончательно понял, как я это сделаю. Ведь хорошо говорить: "Решил сделать". Но как? Причем без револьверов и ядов всяких. Не висеть же в самом деле над столом, как мой друг Д. Брр!.. Итак, "несчастный случай"! Слово какое глупое: "несчастный". Счастливый случай… Сейчас я окончательно все продумал. Точнее, начал-то продумывать раньше. Итак, я выбираю - корейца, уложившего головенку на рельсы. Я тоже оставляю себе шансик. Всего один… Значит, "счастливый случай", фургон "Хлеб", который ночью на полной скорости сворачивает в наш переулок к булочной. На полной скорости, ибо ночь и всюду пусто, а он торопится. Я шагну под этот "Хлеб" в самый последний миг, так что только чудом он сможет затормозить. Задача: сделать это решительно, чтобы не стать долгожителем больницы. Я пишу сейчас все это на отдельном листке бумаги, чтобы потом можно было отправить листок куда следует. Не потому, что жалостлив, а потому что… бархат черный напугал на пустой сцене! И лишний грех на душу не беру.