Последний поход Мессии (СИ) - Баренберг Александр. Страница 36

– Хан Осалук сейчас воюет с ромеями! – пренебрежительно усмехнулся Овлур. – Нам надо двигаться к зимнему кочевью, а повозок мало и они плохие. А ваши – хорошие!

Логично, ничего не скажешь. Ответ перед «смотрящим» еще неизвестно когда держать, да и придется ли вообще? Может, сгинет в дальнем походе. А вот на зимовку двигать уже скоро. Почему бы не позаимствовать у прохожих? Но я никоим образом телеги отдать не могу! Там же все упаковано, как мы это тащить будем? Часть сырья вообще испортится под частыми, практически ежедневными сентябрьскими дождями! Надо что-то придумать, и быстро! У генуэзца же аргументы явно закончились, вот он уже мнется, молча, с тревогой взирая на меня…

– Славный Овлур! Я был бы рад подарить тебе эти замечательные повозки, но это очень навредит твоему роду, да и всем нам! – мой итальянский вряд ли был лучше, чем у самого половца, однако, надеюсь, мы друг друга поймем. – Дело в том, что они заколдованы. Видишь эти плотно закрытые ящики на повозках? Там внутри сидят очень сильные джинны, пойманные в Египте лично моим учителем, Моше Каирским, сыном Маймона. Если их сейчас открыть – мы все погибнем! Вот, у меня есть совсем маленький джин, ребенок. Смотри, что он сделает с рыбами, если его выпустить!

С этими словами я поджег запал спрятанной за бортом лодки гранаты и метнул бронзовый сосуд в виднеющееся метрах в десяти тусклое зеркало ближайшего омута. Граната, булькнув, исчезла под водой, и оставалось только надеяться, что огонь в запальном шнуре не потухнет. Не должен вроде, там же селитра…

Овлур, непонимающе переводил взгляд с меня на омут, куда упал непонятный предмет. Пусть он и дикий степняк, но не идиот же, чтобы так, сходу поверить в настолько невероятную историю! Да и вряд ли он слышал про Моше Каирского… И саблю из ножен, чтобы укоротить язык сказочника, отнимающего бесценное время у степного вождя своими дурацкими россказнями, он не вынул только потому, что ждал обещанных результатов непонятного метания бронзового кувшина. Тут, все-таки, не так, как у нас, тут принято давать собеседнику хотя бы минимальный кредит доверия.

Когда досчитал в уме до двенадцати (наверное, от волнения считал слишком быстро), спокойная поверхность воды вспухла двухметровым фонтанчиком. От неожиданного звука шарахнулись, фыркая, лошади, а Овлур таки цапнул саблю из ножен. Собрался сражаться с обещанным джинном, видать.

– Джин улетел, – успокоил его я. – Силы моего охранного заклинания хватило, чтобы отогнать такого малыша. Но взгляни, что он сделал с рыбой!

Взгляды всех присутствующих обратились к успокоившейся поверхности омута. Там уже всплыли брюхом вверх несколько выбравших не самое лучшее место для отдыха рыб. Одна из них так и вообще настолько удачно подставилась, что ее порвало почти пополам.

– Великий Тенгри! [12] – воскликнул побледневший вождь, но тут же взял себя в руки и спрятал оружие. – Если такой маленький дух убил несколько рыб, значит духи, заключенные в повозках, погубят все стойбище!

– Именно так! – удовлетворенно подтвердил я, обернувшись за поддержкой к Рудольфо.

К огромному изумлению, обнаружил генуэзца стоящим на коленях на дне лодки, сжимающим дрожащими руками выпростанный из-под грязной туники крест и невнятно бормочущим что-то про божью матерь. Вот черт, забыл предупредить союзника! А тот оказался слишком впечатлительным, и тоже уши развесил! По его примеру бормотать молитвы стали и гребцы, да и в свите Овлура кое-кто перекрестился. Не зря генуэзцы рассказывали, что многие степняки приняли христианство! Благо, тенгрианство и так довольно близко подошло к идее единого Бога.

– Вот, возьми, могущественный Овлур, эти драгоценные самоцветы, – поняв, что в продолжении переговоров помощи от итальянца не дождаться, протянул половцу мешочек с изумрудами, запасы которых все никак не кончались, хотя я, после возвращения из-за океана, раздал по всей Европе уже не менее центнера. – На это ты сможешь купить много повозок! А сейчас позволь нам поскорее завершить переправу и увезти джиннов подальше на север. Только глубокие морозы смогут лишить их силы!

Как и следовало ожидать, в дальнейших работах нам не только никто не мешал, но и вообще вся округа загадочным образом полностью опустела…

Глава 22

Еще не истекла первая неделя сентября, как русло Днестра стало заметно уже, а отмели (к счастью, проходимые) начали встречаться чаще. Да и окружающий ландшафт незаметно превратился из чисто степного в лесостепной. Знаменитый Днестровский каньон. Наземной части нашего отряда теперь приходилось гораздо чаще, чем раньше, покидать берег, чтобы обойти непроходимое место через степь. А иногда – и грузиться в баржи, выгребая веслами среди почти отвесных берегов каньона. В общем, природа ненавязчиво подсказывала, что цель нашего, затянувшегося почти на полгода похода, близка, как никогда. Каковой факт, отхлебывая подогретого вина на очередной вечерней стоянке (с реки после захода солнца уже заметно тянуло прохладой), и подтвердил наш проводник Рудольфо:

– Три-четыре дневных перехода осталось, сеньор Ариэль. А если повезет с ветром – то завтра к вечеру можем достичь Звенигорода! А там и до Галича уже недалече, – генуэзец, ранее частенько «забывавший» добавлять определение «господин» к моему имени, считая, видимо, равным себе по рангу представителем торгового сословия, после случая с гранатой резко излечился от склероза и более такой фамильярности себе не позволял. – Ну а до засечной черты уж точно завтра доберемся!

– Река возле засеки тоже перекрыта? – про «полосу препятствий», преграждавшую путь на север горячим сынам степи я был наслышан, но слабо представлял, как она выглядит в реальности.

– Нет, река свободна. Но уже настолько узка, что от стрел не укроешься. Лучше причалить для досмотра!

– Надеюсь, новый Галицкий князь послал на заставу соответствующие распоряжения. Он знает, что мы должны скоро прибыть!

До заставы мы действительно добрались следующим утром. Однако досмотр проходить не пришлось. Некому оказалось досматривать! Деревянная башня, выстроенная из толстых дубовых стволов, явно сплавленных по течению с более северных территорий (здесь ничего настолько мощного не росло), снаружи выглядела грозно. Но оказалась пустой. Причем следов штурма ни на ней, ни на распахнутых настежь створках ворот, проделанных в невысокой земляной насыпи, уходящей извилистой лентой в редкий лесок перпендикулярно реке, не нашлось. Как, собственно, и гарнизона заставы.

Напрасно мы, подойдя к берегу, взывали к стражникам. В узких темных проемах бойниц так никто и не появился. Высаженная на берег разведгруппа из десятка опытных бойцов, в сопровождении Рудольфо, потоптавшись у стен башни, обошла ее по периметру и скрылась из виду, найдя проход внутрь. Потекли минуты напряженного ожидания. Наконец, в прорези одной из бойниц появилась голова генуэзца:

– Можете высаживаться, сеньор Ариэль. Тут безопасно!

– А гарнизон-то нашли?

– Э… частично!

Лишь поднявшись по отполированным поколениями стражников скрипучим ступеням внутренней лестницы на верхнюю площадку укрепления, понял, что имел в виду Рудольфо под словом «частично». На остриях копий, воткнутых с обращенной к степи стороны башни, были насажены шесть голов. Судя по светлым волосам и европейским чертам лица – отнюдь не кочевники. Часть плоти на лицах отсутствовала, обнажая белые кости черепа. Ну и, естественно, глаза у всех шестерых оказались выклеваны. Это постарались вороны, согнанные сейчас нами с импровизированной «кормушки» и возмущенно кружащие над башней.

– Не менее трех дней тут торчат, – оценил опытным глазом генуэзец. – А то и побольше!

– Что-то маловато их! – засомневался я. – Других трупов не нашли?

Один из воинов отрицательно покачал головой.

– Да, – согласился с моим недоумением Рудольфо. – На заставе никогда меньше дюжины не дежурило. Странно это…