Сколько стоит корона (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна. Страница 13

 -- Лекарь учил вас своему делу? -- спросил Дойл, но сразу же понял, что его вопрос прозвучал резче, чем нужно. Румянец исчез с лица ведьмы, она побледнела, поджала губы и спросила холодно:

 -- Так в чем вы подозреваете меня, милорд Дойл?

 -- Кажется, леди, я еще вчера сказал вам...

 -- Милорд, позволю себе не поверить. Ваши вопросы буквально пропитаны подозрением, но я не могу понять, в чем провинилась.

Она подошла к нему так близко, как позволял этикет -- даже, пожалуй, немного ближе допустимого, и Дойл почувствовал, как его одолевает смесь желания с яростью. Желание было понятным, а ярость -- она вызывалась не необходимостью общаться с ведьмой, а тем, что он был вынужден смотреть на нее почти снизу вверх, не имея возможности выпрямить спину.

Сгорбленная спина всегда казалась ему унизительной, но никогда -- настолько сильно. Он дернул было плечом, но острая боль напомнила, что его удел -- всегда ходить, склонившись, даже перед ведьмой. Даже перед этой женщиной.

Несмотря на это, он не отстранился, чтобы занять более выгодную позицию, напротив, наклонился вперед и раздельно сказал:

 -- Леди Харроу, сейчас я просто наслаждаюсь вашим блестящим обществом в этом дивном уголке. Если я начну вас в чем-то подозревать -- хоть немного -- вы быстро обнаружите себя отвечающей на мои вопросы на дыбе.

Ее лицо исказила короткая неприятная гримаса, которая тут же исчезла. Она медленно опустилась в реверансе.

 -- Милорд, я это учту. Но я клянусь вам, мои намерения чисты, мне нечего скрывать.

Дойл поймал взгляд ее зеленых глаз. Обычно он читал мысли по глазам проще, чем слова на книжных страницах, отделял правду ото лжи, чувствовал утайки и сомнения. Глаза леди Харроу были слишком яркими, а взгляд -- слишком открытым для той, которой нечего скрывать. Дойл сглотнул.

Глаза действительно были слишком яркими -- из-за чар или из-за пробивающегося из-за облаков солнца. Мгновение -- и они увлажнились, на ресницах блеснули капельки слез. Клянясь себе остановиться немедленно, Дойл протянул руку и большим пальцем оттер по очереди эти слезинки. Леди Харроу вздрогнула, но на ее лице не возникло привычного отвращения.

 -- Это от ветра, милорд.

Дойл собирался сказать, что здесь нет ветра, но не успел -- ее глаза расширились от ужаса, и она быстро, удивительно сильным движением схватила его за ворот рубахи и, потянув за собой, повалила на землю.

Свистнул и ударился о камни арбалетный болт. К черту боль -- Дойл вскочил на ноги мгновенно и развернулся в сторону стрелка, рявкнул:

 -- На обрыве!

Снова свистнуло -- но выстрел был смазан ударом одной из теней. Дойл увидел стрелявшего -- одного из парней в форме дворцовой стражи. Вытащив кинжал, Дойл приблизился к нему с опаской, но он уже был безвреден -- тень в сером балахоне и еще один воин из охраны уже повалили его на землю, выкрутили руки. Тень точным ударом выбил арбалет под ноги Дойлу.

 -- Пусти! -- взвизгнул стрелок, но замолчал от удара в зубы. Захныкал.

Ему выкрутили руки, распластали по земле, сунули кляп. Дойл подошел, схватил за волосы и резко дернул, но тут же отпустил и отвернулся.

Стрелку было не больше двадцати пяти. Молодой парень, смутно знакомыйнезнакомый, но его лицо было перекошено дикой, неописуемой яростью и пылало ненавистью.

 -- Милорд, что прикажете? -- с поклоном к нему подошел возглавивший операцию Файнс.

Дойл стиснул здоровую руку в кулак так сильно, что ногти впились в кожу.

 -- Как его зовут?

 -- Тони. Тони Райт, третий год в гвардии. Милорд, я клянусь, что... -- Дойл рубанул рукой по воздуху, прерывая извинения и выражения покаяния и покорности своей судьбе.

 -- Позже, Файнс. Я поговорю с вами позже. Пока доставьте Тони Райта... в замок. В подвал, в четвертую камеру, под ответственность отца Рикона. Если он сбежит по дороге, я прослежу, чтобы вы лишились головы.

Файнс хотел было что-то еще сказать, но не осмелился. По его команде бьющегося в припадке не то злобы, не то ужаса Райта поволокли к карете, которую Дойл предназначал для леди Харроу. Те, кто не был занят им, рассредоточились по периметру рощи и снова стали незаметными.

Все заняло не больше двух минут. Два выстрела, смерть, просвистевшая в полупальце от виска, крик испуганной женщины, спасшей его жизнь, арест стрелка -- и снова тишина. Только клекотуны, до этого изредка посвистывающие на свой неповторимый лад, замолкли.

Дойл спустился к леди Харроу. Она сидела на широком сухом камне возле водопада и белым платочком стирала грязь с темного подола. Издалека она казалась безмятежной, но подойдя ближе, Дойл увидел, что у нее трясутся губы, а пальцы едва слушаются.

Он присел рядом с ней и сказал:

 -- Оставьте платье. Я прикажу доставить вам двадцать новых.

Она нервно хмыкнула, но еще крепче вцепилась в платочек.

 -- Я вдова, милорд. Мне не пристало иметь больше трех платьев.

Дойл опустил голову и ничего не ответил. Он измышлял проверки, провокации, но все вышло проще. Два выстрела, испуг -- и ни одной вспышки магии, ни волшебного щита, ни превращений. Единственное, что отличало в тот момент леди Харроу от обычной женщины, это не магия, а смелость и скорость реакции. Если бы она не увидела летящую стрелу, Дойл был бы мертв.

Он перевел на нее взгляд. Она уже перестала вытирать грязь и теперь просто мяла посеревший платок.

 -- Леди Харроу, -- произнес он, -- я должен поблагодарить вас. Полагаю, что...

Она слабо улыбнулась и быстро сказала:

 -- Нет, не совсем. Я видела полет стрелы, она не убила бы вас, только ранила. Но...

 -- Но я рад, что этого не случилось, -- сказал он. -- Поэтому должен выразить свою благодарность.

Леди Харроу выпустила из пальцев кусочек ткани, стянула кружевную перчатку и протянула ему руку. Дойл коснулся ее -- кожа была прохладной, сухой и тонкой, а вся ее ладонь могла целиком поместиться в его ладони. Она сжала его руку и тут же вскочила и отошла.

 -- Простите, милорд.

 -- Стоит позвать вашу служанку, и я доставлю вас домой, леди Харроу, -- сказал Дойл прохладно и очень спокойно, надеясь, что тон голоса не выдаст его волнения. Это короткое прикосновение взбудоражило его сильнее, чем недавняя опасность.

 -- Я... -- она прикусила губу, -- я приехала одна, милорд.

 -- Неразумно, -- заметил он. -- Столица не так спокойна, как мне бы этого хотелось.

 -- В таком случае, две женщины ничуть не лучше одной, -- пожала плечами леди Харроу.

Дойл встал с камня, не обращая внимания на то, что колено вспыхнуло болью значительно более сильной, чем обычно, и, чуть поколебавшись, предложил ей опереться на свою руку -- правую, разумеется. Она поправила манжет и вместо того, чтобы коснуться подставленного локтя, едва ощутимо оперлась на левую увечную руку. Дойл ощутилчто-то на грани желания и восхищения. Немногие отваживались дотронуться до столь заметного признака его уродства.

Даже продажные женщины, чьи ласки окупались звонкой монетой, старались избегать прикосновений к этой руке.

 -- Вас хотели убить, милорд, -- сказала леди Харроу как будто в сторону, -- будет лучше, если вы сможете в любой момент достать оружие.

До выхода из рощи они шли молча. Что творилось в странной рыжей голове этой женщины, было непонятно, а Дойл одновременно думал о том, кто стоял за этим странным, в сущности, нелепым, но почти удавшемся покушением, и о том, как он ошибся.

Необычность леди Харроу бросилась в глаза сразу -- и он сразу же позволил себе поверить в очевидное. Странная женщина -- значит, ведьма. Слишком привлекательна -- ведьма вдвойне. Если только она не сама спланировала этот выстрел (безумие! Если бы не она, арбалетный болт достиг бы своей цели!), то она -- просто необычная женщина. А настоящая ведьма ходит где-то по замку, прячется за невинным обликом, может, прислуживает королю за обедом или скоблит полы. И он ни на шаг не приблизился к ее поиску.

Чертов слепец!