Пустынная песня (ЛП) - Лёвенштейн Карола. Страница 96

— Как ты? — с беспокойством спросила я.

— Тело еще не совсем в порядке, но сейчас это не важно. Меня позвала Седони.

— Почему? — подозрительно спросила я.

— Потому что ты приняла решение, — сказала она. — Она услышала это в Виннле.

— Это мое дело, — сказала я.

— Я знаю, — произнесла к моему удивлению бабушка. — Это твоя жизнь, и ты вправе решать сама. Но есть кое-что, о чем ты должна знать.

— И что же? — спросила я.

— Идём, — сказала она, вместо ответа и взяла меня за руку.

Мы какое-то время скользили сквозь проплывающий мимо туман, затем она затянула меня через одну из туманных стен. Здесь всё выглядело так же пусто, как и в моём собственном мире грёз.

— Возможно, ты ещё помнишь, как мы некоторое время назад говорили о том, откуда я взяла книгу из Монтао, — начала бабушка, и я удивилась, почему она заговорила об этом именно сейчас. Собственно, теперь мы хотели попрощаться друг с другом, потому что для меня пришло время уходить. Тоска по Адаму стала такой невыносимой, и то, что существует способ быть каким-то образом рядом с ним, определяло все мои мысли.

— Да, — протянула я, с трудом вспоминая, потому что все мои мысли были сейчас направлены в другое русло. — Мы сидели на кухне, а ты не хотела мне ничего рассказывать.

Бабушка подняла руки, и пустая комната превратилась в кухню нашего дома в Каменном переулке. За дверью террасы находился сад, одетый в одеяние позднего лета.

Бабушка просто вернула нас в тот момент.

— Я знаю, что сейчас у тебя нет настроения вести со мной длинные разговоры, но поверь, то что я должна тебе сказать, очень важно.

Она умоляюще посмотрела на меня, указывая на кухонный стол.

Хотя меня это не устраивало, её жест притормозил мою спешку. Также уютное окружение нашей кухни приглушило боль настолько, что я согласилась какое-то время подождать.

— Ну хорошо, — вздохнула я и села.

Бабушка тоже села, взяв меня за руки.

— Ты помнишь, как я рассказывала об Эринне и его истории? — медленно начала она.

— Да, — ответила я, глядя на наши сплетённые руки. Она не хотела, чтобы я уходила, а я не хотела причинять ей боль, но моя собственная боль была такой ужасной, а тоска такой сильной.

Я сдалась и не собиралась отказываться от своего решения. Я медленно высвободила руку и откинулась назад.

— Речь шла о том, откуда ты узнала, где спрятана книга из Мантао, — осторожно сказала я.

— Именно, — кивнула бабушка. — Время очень поджимало, и мне срочно нужно было выяснить что-нибудь об Эринне и его истории, — она задумчиво посмотрела на меня. — Но я довольно быстро поняла, что ни у кого нет о нём информации, ну, по крайней мере у живых нет, — бабушка замешкалась. — Поэтому я обратилась к тем, кто действительно знал, как пробудить в себе более мощные силы…

Она коротко колебалась и испытующе на меня смотрела, и мне стало холодно, когда я догадалось, что она хочет сказать.

— Ты уже была в царстве мёртвых, — глухо прошептала я, и в комнате внезапно образовалась неестественная тишина.

Хотя светило солнце, а на улице весело щебетали птицы, идиллия снова отступила вдаль. Во мне проснулся страх, и я ничего не могла с этим поделать.

— Была, Сельма, — тихо прошептала она. — Я спустилась к мёртвым, чтобы узнать что-нибудь об этой сильной магии, на которую мы должны были быть способны.

— Это невозможно, — слабо сказала я.

У меня было такое чувство, будто температура в комнате упала по меньшей мере на десять градусов.

— Это возможно, ты ведь уже и сама узнала, — тихо сказала бабушка.

— Но как тебе удалось вернуться? — недоверчиво спросила я. — Я думала, это невозможно.

— Так и есть, — серьёзно сказала бабушка. — То есть, почти невозможно.

— Откуда ты знала, что это сработает? — спросила я.

— Я не знала, — тихо ответила бабушка, пристально глядя на меня. — Я предположила.

— Что? — ужаснулась я. — Ты всю мою жизнь наставляешь меня, чтобы я была осторожной и всегда заботилась о себе, а сама делаешь нечто подобное? Ты наобум спустилась в царство мёртвых? Час от часу не легче.

— Я долго искала другое решение, — сказала бабушка. — Но его не было. Одним тёмным зимнем вечером, незадолго до Рождества, я узнала, что палата сенаторов готовится арестовать твою мать. Тогда я отреагировала и просто сделала это. В порыве чувств. В ту ночь я не видела другого выхода.

— Что именно ты сделала? — глухо спросила я.

— Я отделилась от тела, проникая в царство грёз всё глубже и глубже. Осмелилась окунуться в самые глубины, в самый тёмный уголок, туда, где границы между живыми и мёртвыми размываются. Я искала Эринна или кого-нибудь, кто его знал. Я искала мужчин, чьи истории увековечены на рельефе Тенненбоде, — заикалась бабушка. — Потому что надеялась получить у них ответы.

— И ты их получила, — тихо сказала я.

— Получила, насколько ты знаешь. Эринн хотел кое-что рассказать. Он сразу пришёл, когда я позвала его, а потом выплакал мне всю свою боль, даже тысячелетия не смогли усмирить его гнев. Он совершил подвиги, за которые хотел вечной славы. То, что память о нём, о его битвах и жертвах не удостоилась чести, и о нём забыли уже вскоре после смерти, пробудило в нём бесконечную ярость. Но у него были друзья, которые обязательно хотели оказать ему эту честь. Память о нём, его врагах и товарищах они навсегда запечатлели в рельефе Тенненбоде.

— И что потом? — спросила я.

— Маги в то время очень хорошо владели искусством духовного странствования. Тенненбоде нельзя разрушить, зданию теперь уже больше двух тысяч лет, и даже сегодня тебе не удастся снести хотя бы даже одну башню. Единственный способ что-то изменить, это воздействовать на фасад с помощью магии, но для этого требуется навык, а он есть не у всех. Но изменения тоже держаться не долго. Фасад похож на резину, которая рано или поздно всё время возвращается в свою первоначальную форму.

— Профессор Эспендорм вообще знает, зачем изменяет фасад? — спросила я, удивляясь, как бабушке удалось заинтересовать меня своей историей, к которой я внезапно стала напряжённо прислушиваться.

— Нет, — вздохнула бабушка. — Я почти уверена в том, что она делает это просто потому, что так поступали уже всегда. Она рациональный человек, и подвергает вещи сомнению только в том случае, если есть стопроцентно-подтверждённые доказательства того, что это бессмысленно.

— Да, это верно, — ответила я. — Что ещё рассказал тебе Эринн?

— После того, как он обширно высказался о том, что маги всё-таки нашли способ, как заставить забыть массы, он успокоился. Я уверила его, что узнала о нём и его подвигах, потому что нашла его имя на рельефе. Это его успокоило, и он начал рассказывать о том, какой была жизнь, прежде чем основали Объединённые Магический Союз. Было невероятно то, что я узнала, но всё звучало настолько логично, что должно было быть правдой. В этот момент я была вне себя от счастья. Существовал способ спасти Катерину, я должна была только обеспечить ей доступ к этим знаниям, и тогда никто из палаты сенаторов больше не смог бы причинить ей вреда. Эринн рассказал мне о книге из Мантао. Он на протяжение веков следил, в какие руки попадала эта книга, вплоть до последней королевы.

— Бернадетты фон Некельсхайм, — задумчиво сказала я.

Теперь, после бесконечных исследований, я наизусть знала родословную королевских семей.

— Именно, — ответила бабушка. — Ей нужно было решить, что делать с этими знаниями и она приняла решение не передавать их палате сенаторов, а спрятать в тайнике. Но она никому не рассказала о том, где спрятала книгу из Мантао, поэтому это знание умерло вместе с ней. Ну, пока она конечно не попала в царство мёртвых, где Эринн спросил её о книге. А я, в свою очередь, спросила его.

— Он, наверное, был вне себя от радости, что ты хотела воскресить эти знания, да ещё в борьбе против палаты сенаторов, — сказала я.

— Именно так и было. Мне не пришлось уговаривать его рассказать мне, где я могу найти книгу, — бабушка встала.