Алракцитовое сердце (СИ) - Годвер Екатерина. Страница 38

- Пошли! - После пары глотков чародей заметно воспрял духом. - До темноты нужно уйти за большак.

Деян молча встал, посчитав за благо тоже пока воздержаться от вопросов.

Чародей шел впереди. Великан то догонял "мастера", то отставал, и постоянно оглядывался. Сперва Деян подумал, что Джибанд приглядывает за ним по приказу чародея, но, оказалось, у того был собственный интерес.

- Могу я спросить? - Великан дал чародею уйти вперед и пошел рядом, но все равно говорил шепотом. Впрочем, шепот его слышен был бы и за два десятка шагов.

- Спрашивай.

- Почему мастер не хочет со мной говорить?

- Почему твой мастер не хочет с тобой говорить? - в замешательстве переспросил Деян, ожидавший продолжения разговора о деревьях и похоронах - но никак не расспросов о Големе.

- Да. Почему он...

- Я понял, - оборвал его Деян. - Но...

Он взглянул на чародея: тот не подавал виду, однако наверняка все слышал.

- Честно признаться, я не знаю, Джибанд, - сказал Деян чистую правду. - Не имею ни малейшего понятия. А ты сам как думаешь?

- И я не знаю. - Великан нахмурился. - Потому что я неправильный человек?

- Нет. Думаю, не поэтому.

Деян не без удивления понял, что вновь говорит правду: полной уверенности он не чувствовал, но если б дело было в этом - чародей бы, пожалуй, вовсе не разговаривал бы со своим созданием.

- Но почему тогда?

- Не знаю, - повторил Деян. - Может быть, он просто в дурном расположении духа. Спроси лучше о чем-нибудь другом, Джибанд.

Великан замолчал, понуро склонив голову, но, едва вышли на заросшую колючим кустарником прогалину, оживился:

- Почему тут нет деревьев?

Джибанда интересовало все, что попадалось ему на глаза. Расспрашивал он с детской непосредственностью, но с взрослой дотошностью, и умозаключения делал порой чрезвычайно странные и занятные. Впечатление все это создавало жутковатое, но Деян рад был отвлечься.

Последний раз он выходил к тракту много лет назад, незадолго до злосчастного падения со скалы. Многие места изменились до неузнаваемости, но какие-то выглядели как прежде, и память услужливо подбрасывала картинки: вот Халек Сторгич разводит костер под старой двуглавой сосной, Кенек и Барм спорят, можно ли есть змей; вот он сам - пытается наловить котелком юрких серебристых рыбешек...

Тогда им всем казалось хорошей идеей сбежать от родных и поглядеть на большой мир.

- В воде живет ры-ба? - переспросил великан, следом за Деяном подойдя к ручью. - Почему только в воде?

Странно было говорить с кем-то, кто никогда не видел рыбы.

- Так уж дело обстоит. - Деян, выплеснув остатки старой воды, опустил пузатую тыквенную бутыль-флягу в ручей. Вода в нем, как и много лет назад, была ледяная. - Понимаешь, нельзя одновременно приноровиться и к воде, и к земле, и к воздуху.

Словно в насмешку над его словами, на кочку неподалеку опустилась утка и принялась деловито чистить перья.

Деян прикрыл глаза, ожидая, пока наполнится фляга. От холода сводило пальцы. Птицы здесь не боялись людей; и тогда, тринадцать лет назад, Эльма сумела подбить такую из рогатки, чем спасла всех "путешественников" от голодной ночевки. Но спасти от порки по возвращению - увы! - их не мог никто, даже сам Господин Великий Судия, поскольку наказание было вполне заслуженным.

- То есть нельзя одинаково хорошо приноровиться ко всему разом, - тряхнув головой, поправил сам себя Деян. - Рыба ловчее всех в воде, медведь - на земле, птица - в небе; так уж заведено.

Великан уставился на свои огромные ладони.

- А кто так придумал? Чтоб так было?

Деян улыбнулся, вспомнив преподобного Тероша Хадема: уж на этом вопросе священник бы развернулся.

- Эй, болтуны! Долго вас еще ждать? - крикнул с дороги чародей.

- Сейчас! - Деян заткнул наполнившуюся бутыль пробкой и отдал великану. - Всегда так на людской памяти было, Джибанд. И так же, думаю, будет впредь. Почему - в точности никто не знает, а сочиняют люди всякое.

Джибанд, конечно, спросил, что сочиняют: было бы странно надеяться, что он вдруг умерит любопытство.

- Я могу пересказать что-нибудь, но не думаю, что тебе это будет понятно, - неохотно ответил Деян, предвидя множество новых вопросов, которые вызовет даже самый краткий рассказ. - Давай в другой раз, а?

- Почему не сейчас?

- Тяжело на ходу говорить.

Великан взглянул с неподдельной обидой и ускорил шаг, догоняя чародея.

- Погоди! - спохвотился Деян. - Ладно. Сейчас так сейчас.

Великан остановился, поджидая его.

Деян не знал, что именно сделает Голем, если Джибанд снова пристанет с расспросами, но готов был поспорить, что ничего хорошего. А великана было почему-то жаль, и совсем не хотелось смотреть, как тот с понурым видом выслушивает брань своего ненаглядного "мастера".

- В начале Белой книги, по которой церковники ребятню учат, сказано так: "Матерь Сущего есть все и ничего, небытие и присутствие, сияние небесное и мрак подземный, Луна и Солнце", - процитировал по памяти Деян. - "Твердь земная - плоть Ее, огонь и вода в Ее жилах разлиты. Всякий человек и зверь, всякая тварь живая есть плоть от Ее плоти, кровь от Ее крови, дух от Ее духа. Всякая жизнь от Нее исходит; держит Она всякую жизнь в своих ладонях".

- А дальше? - требовательно спросил великан, когда Деян замолчал.

- Дальше про другое.

- Расскажи.

- "Беспредельна Матерь Сущего и непостижима", - продолжил Деян. - "Правая рука Ее - Господин Великий Судия, Всевышний, Всемогущий, Всеведущий, отец небесный рода людского. Левая рука Ее - Владыка Мрака подземного, рода людского ненавистник и губитель. Одарил отец небесный человека сердцем, что к добру тянется; разумом, что добро от худа отличить может; силой, что может путь проложить. Отравил Владыка сердце человеческое гневом и завистью, одурманил разум лживыми речами; подточил силу. Кто невежествен и слаб, кто низкие помыслы в себе взрастил - тот во мраке идет, и, лишь во мрак обратившись, душа его к Матери вернется. Тот же, кто сердцем и разумом чист, кто в помыслах ввысь тянется, себя не жалеючи, - тому, волею отца небесного, иная участь уготована; будет он тепло и свет вкушать в покое облачных садов, а когда настанет час к Матери вернуться - вольется душа его в сияние первородное, станет новой жизни началом".

- А в облачных садах рыбы тоже есть? - поразмыслив, спросил Джибанд.

- Не думаю, что они существуют, эти сады, - мягко сказал Деян. - Но если существуют - наверное, есть.

- Существуют, - с огромной убежденностью в голосе заявил великан. - Я видел.

Деян поперхнулся.

- Что ты видел?

- Облачные сады. Только они очень страшные, - тихо добавил великан и замолчал.

Больше вопросов он не задавал до самого тракта: возможно, не мог выбрать, с какого начать.

Солнце скрылось за тучами; пошел дождь.

Тракт за тринадцать лет изменился мало: только бессчетное множество следов от башмаков и сапог, подков и колес впечаталось в землю, искорежив ее так сильно, что никакие дожди не могли смыть эти шрамы. Где-то среди них терялись те, что оставил Кенек Пабал.

- Беженцы, - заключил чародей, осмотрев следы. - Войска здесь пока не проходили.

- Почему ты так думаешь?

- Армия разбила бы дорогу куда сильнее.

"Еще сильнее..."

Деян поморщился. На тракте он чувствовал себя совсем неуютно: казалось, в следующее мгновение воздух наполнят крики возниц и лошадиное ржание, все эти бесчисленные повозки вывернут из-за поворота и понесутся прямо на них с лязгом и грохотом, - и даже колдовская сила не сможет их остановить.