Волк в капкане (СИ) - Lehmann Sandrine. Страница 62

— Твою мать, — почти что всхлипнул Регерс. — Ромингер!!! — тут у него хватило ума заткнуться и удержаться от излияния в чей-то предусмотрительно подсунутый ему под нос микрофон.

И вот, наступила развязка. На старт вышел милашка-саксофонист, мальчик из церковного хора с хваткой первосортного питбуля — француз Жан-Марк мать его Финель. Лучший слаломист мира. Правда, лучший. Отто отдавал себе отчет в том, что ему до техники Жан-Марка — как до Пекина раком. Как в сказке — источить три железных посоха и износить три пары железных ботинок. Отто, наверное, тоже придется источить и износить сотню пар лыжных палок и ботинок, чтобы подойти хотя бы близко к виртуозным коротким виражам, фирменной фишке француза. Но волей к победе, самообладанием и талантом Отто вполне мог помериться с ним. И теперь оставалась всего минута для выяснения вопроса — кто сегодня сорвет банк под этим пасмурным небом? Ромингер обхватил себя за плечи, чтобы унять дрожь, но ничего не получилось. Корф — как минимум, бронзовая медаль, папа будет рад… — что-то пробормотал себе под нос, Отто прямо кожей ощущал исходящее от него напряжение. И не только от него. Тут все буквально вибрировали. За трибуной тоже. Регерс, Корал, и Рене. Отто не мог даже смотреть в их сторону — и не потому, что не хотел упустить ничего из происходящего на трассе, но и потому, что боялся показать свои бурлящие эмоции, свое волнение. Он на секунду отвел взгляд от монитора. Посмотрел на взволнованную, шумную толпу, пеструю и праздничную, яркие шапки и куртки, мешанину из флагов разных стран в их руках (в основном швейцарских, не только потому, что лидером пока был швейцарец, но и потому, что, как всегда на домашних этапах, фанам на входе бесплатно давали флажки). Потом перевел взгляд повыше — на величественные, безмолвные, черно-бело-зеленые горы под низким, свинцовым, лохматым небом…

Для других сегодняшний слалом мог быть совершенно не выдающимся событием. Первый этап сезона в этой дисциплине. Таких будет еще восемь, не считая чемпионата и финала КМ. Просто очередное не самое важное соревнование. Но только не для этих парней, бьющихся за золото именно сегодня, 13 ноября 1987 года. Для них каждый выход на трассу был как единственный, как важнейший в мире. Здесь и сейчас, и все сразу — иначе они не стали бы лучшими.

Как минимум серебро — даже это было недостаточно для Отто Ромингера, который хотел всегда самого лучшего. Сегодня — особенно. Он помнил, что на кону стоит подарок для Рене, но сейчас для него важнее был чистый результат. Просто итог — или он самый лучший, или все-таки нет. Он должен быть лучшим! Он рожден, чтобы выигрывать. Всегда.

Но Жан-Марк — тоже. Все его красивые заморочки интеллигентного мальчика из образованной семьи не позволяли забывать то, что сделало его сильнейшим в мире. И в первую очередь, характер и стремление к лидерству, которыми он вполне мог поспорить с Отто. И он точно также умел проявлять свои лучшие качества в условиях стресса. Он мог летать в Нью-Йорк брать уроки игры на саксофоне у Эрика Мариенталя и Кенни Джи, делать продуманные, тонкие дары для картинных галерей (вроде антибликовых стеклянных корпусов для шедевров), мог разглагольствовать в интервью о Тони Моррисон и Курте Воннегуте, но все это не мешало ему на трассе становиться настоящей пираньей, одержимой жаждой крови. Жан-Марк пленных не брал — он выходил и делал свою работу чисто. Вон он на старте. Красно-сине-белый гоночный комбинезон, черно-синий шлем — Финель ничего не оставлял на волю случая. Звезда конюшни Россиньоль. Отто приблизился к условиям, на которых работал Финель, но пока еще не смог получить такие же. Сто тысяч, мать их, долларов, за первое место! Отто вдруг вспомнил, что и сам за сегодняшнее как минимум серебро получит нехилые бабки — как от FIS, так и от собственных спонсоров. Хорошо. Но не так важно, как то, что будет сегодня итогом — золото или серебро.

Жан-Марка не могло удержать ничего. У него не было красивой любовницы, которой сегодня исполнялось 19 лет, но ему это и не было нужно. Он вышел на охоту за золотом, и не собирался уступать его кому бы то ни было.

И это была настоящая бойня. Лучший слаломист мира подтверждал свой класс на каждом сантиметре коварной, сложнейшей в техническом смысле трассы. Какой там контруклон, какие там трое закрытых ворот подряд. -2,23… -2,01… -1,40… Он шел уверенно, легко и красиво. У Отто от нервного возбуждения звенело в ушах, пересохло во рту, он сунул руки в карманы, чтобы никто не увидел, как они дрожат. Да, Финель тоже терял свое изначальное преимущество, но достаточно ли длинна трасса, чтобы цвет отрезков поменялся с зеленого на красный?

И… Господи, да!!! Жан-Марк финишировал третьим. Не вторым. Третьим. Невероятно. Где он мог столько потерять? 0,20! Как это могло случиться? Анди Корф издал громкий ликующий вопль, Ромингер молча вскинул кулаки вверх — новоиспеченный победитель, лидер, восходящая звезда. Все, соревнования закончились. Он получал золото. Бешеное сердцебиение, холодный пот, дрожь в коленях — это все пройдет. Золото останется. Рене завизжала и бросилась на шею Регерсу, раз уж не могла дотянуться до своего любимого. Герхардт стоял совершенно белый от волнения и заикался, то ли пытаясь что-то сказать, то ли наоборот удержаться от чересчур экспрессивного выражения собственных эмоций. Корал даже расплакалась от радости — и было, отчего. Ее Рыжик становился одним из самых влиятельных тренеров в стране, не говоря уже о том, что тоже получал отличные премиальные, которые позволят наконец переехать в квартиру намного больше и провести рождественские каникулы в Новой Зеландии.

На финишный круг вынесли пьедестал, за который сегодня развернулась такая ожесточенная борьба. Людское море за ограждениями шумело и бесновалось, звон колокольчиков и визг фанатских дуделок нарастал крещендо. Первый домашний этап в этом сезоне закончился победой своего! Есть чему радоваться. Приподнятое настроение болельщиков в любом случае было обеспечено, кто бы не победил — швейцарцы любят горные лыжи и охотно болеют за любого хорошего спортсмена (пожалуй, с небольшой оговоркой насчет австрийцев, к которым относятся с некоторой, причем взаимной, ревностью). Но сейчас золото отхватил швейцарец, к тому же такой молодой, такой перспективный, такой симпатичный, и восторгу болельщиков просто не было предела. Рене услышала, как они скандируют:

— Ромми! Ромми! Ромми!

Ого. Это он заполучил себе кликуху? Регерс тоже обратил внимание:

— Ну все, ребенок прошел инициацию. Без погонялова звезд не бывает.

Сам Отто тоже услышал, но как-то его это не впечатлило. Он устал. После сегодняшней борьбы на пределе сил, безумного напряжения и ожидания развязки он мечтал уже только об одном — вернуться в отель, сгрести Рене в охапку и счастливо и глубоко заснуть часов на восемнадцать. Или на тридцать шесть. Но до этого придется проделать еще кучу всяческих телодвижений. Выйти на финишный круг, забраться на первую ступеньку пьедестала (довольно-таки высокую, кстати) и наклонить голову, чтобы заполучить на шею триста грамм позолоченного серебра, принимать поздравления, говорить с журналистами — сейчас все это казалось совершенно невыполнимой задачей. Не хотелось даже думать о том, что придется снять тяжелые, туго застегнутые ботинки и надеть кроссовки, доплестись до отеля, по пути о чем-то с кем-то говорить, войти в номер, раздеться… А что касается секса… Ну о чем вы, право? Какой секс?

А еще он как-то резко и сильно замерз. Пока соревнования продолжались и шли лидеры первой попытки, ему было жарко — он и сам не заметил, как расстегнул куртку, рассовал по карманам перчатки и шапку. А потом вдруг понял, что дрожит уже не от напряжения и перевозбуждения, а от холода. Зубы отбивают дробь, еще чуть-чуть — и из носа потечет.

Он держал лицо — улыбался, махал рукой фанам и журналистам, принимал поздравления и сам поздравлял других двоих лидеров, но с тоской посматривал в сторону той постройки в стороне от финишного стадиона, в которой отдыхал между первой и второй попытками. Вот бы туда попасть. Там можно прямо сразу, не раздеваясь, повалиться на диван и закрыть глаза.