Аквариум (СИ) - Фомин Олег. Страница 50

  Усмехнулась:

  - Нашел девочку...

  - Ну, кто скажет, что ты мальчик, пусть первым бросит в меня камень. - процитировал я классиков. - Что приперлась-то? Поболтать просто или освободить меня хочешь, в благодарность, так сказать?

  - А ничего не завернуть? - фыркнула она. - Я тебе вон поесть принесла, а ты хамишь тут.

  - А Ромео твой не против?

  - Какой Ромео?

  - Ну, который - Ренат.

  - А откуда ты?.. - удивленно начала девушка. Потом снова усмехнулась. - Ромео... Не до меня ему сейчас. Вы в нем дырок вчера понаделали, помнишь?

  - Сам виноват. - сказал я, нащупывая бутылку воды и открытую консерву с килькой. - За еду - спасибо. Ну давай, выкладывай. Что хотела?

  Она опять надолго замолчала. Я в это время с удовольствием поедал далеко несвежую рыбу, шумно запивая ее водой. Наконец она тихо спросила:

  - А ты правда с пивзавода?

  - А смысл мне врать? - ответил я с набитым ртом.

  - Нет, ты точно еврей! Ну так да или нет?

  - Да, я с пивзавода. У нас бункер прямо под строяком.

  - Значит ты окрестности там хорошо знаешь?

  - Вполне.

  - На углу Пилоновской и Старогвардейской, прямо около площади, свечка была, такая бело-синяя, - быстро, с жаром заговорила девушка. - Она там стоит еще?

  Епта! Вот у нас большая деревня! Это же та самая свечка, где я с Волосатыми воевал!

  - Стоит. А что?

  - Жила я там. - ответила она. Помолчала, явно колеблясь, потом спросила. - Если я тебе помогу отсюда выбраться, доведешь меня до нее? Тебе же все равно к своим возвращаться надо...

  Так, все понятно. Слухами земля полнится. Плавали, знаем...

  - Что, домой переночевать потянуло? - с усмешкой спросил я.

  Мой вопрос явно застал ее врасплох:

  - Ну... А почему ты так спрашиваешь?

  - Тебя как зовут, ночной гость?

  - Настя... Я не поняла...

  - Так вот, Настя. - перебил я ее. - Не знаю, кто и зачем рассказал тебе эту байку, но со стопроцентной гарантией могу тебе заявить, что все это полная херня! Я сам в прошлом году повелся, поперся в свой бывший дом, но не дошел. И хорошо. Итак чуть без башки не остался. А те, кто дошел, предсказаний не оправдали. Все здесь остались. Только в виде фарша. Туда, в тот мир, никто не вернулся. Нельзя вернуться в место, которого нет... Просто, видимо, надо людям на что-то надеяться, жить ради чего-то, вот и придумывают всякие идиотские истории, да еще другим рассказывают, головы морочат...

  Настя молчала. Потом я понял, что она плачет. Беззвучно и горько. Блин, зачем я ей так-то все это выложил? Можно ведь было помягче объяснить...

  - Лучше бы ты меня вчера застрелил, - наконец прошептала она.

  Женские слезы - страшная сила. Мне вдруг стало неимоверно жаль эту испуганную, хрупкую девчонку, потерявшуюся в страшной, жестокой и абсурдной реальности. Захотелось успокоить, защитить, прикрыть спиной, вытащить ее отсюда, лишь бы не ощущать сейчас, сидя в кромешной тьме, но видя и чувствуя лучше, чем при свете тысячи ламп, ее горе и отчаяние. Я сам в свое время в полной мере испытал это болезненное чувство обреченности, которое накрывает тебя с головой после звона разбитой вдребезги последней отчаянной надежды. Тогда меня растоптал Борода, вгоняя жесткие короткие фразы раскаленными гвоздями прямо в душу. Сейчас в его роли выступил я, с ходу обрушив на голову бедной девушки, суровую, горькую правду.

  - Послушай... Настя... - начал я, со странным чувством смакуя срывающееся с губ это, вроде бы, обычное русское имя. - Пойми, пожалуйста, что жить здесь с надеждой в сердце нельзя. Нужно просто жить! Жить назло! Назло этому поганому месту, назло всем этим тварям наверху, назло самой смерти! Только так, поверь мне, я все это тоже проходил. Точно также маялся... Надо постараться забыть, что когда-то было по-другому, а если не получается, загнать воспоминания подальше и стараться не трогать. В конце концов, не можешь забыть близких - маму, папу, мужа, кто там у тебя был, не плачь по ним, не скорби, а наоборот, думай о том, как хорошо, что их здесь нет, как хорошо, что они все там, где мир живой. Значит и они живы, и все у них в порядке...

  Она зарыдала уже в голос, не прячась. Прислонилась к стене, закрыла лицо руками и судорожно затряслась всем телом.

   Мда... Успокоил, бля, доктор Курпатов... Вообще, до истерики довел.

  Я решил пока помолчать, пусть выплачется. Уселся, как мог, на пол, опустил голову. Шли минуты. Мы так и сидели в темной холодной комнате, похожей на морг. Я - в одних штанах, привязанный, как собака, к трубе и сконфуженно молчащий, и она - напротив, сжавшись на больничной каталке и горько-горько плача. Долго сидели. Наверху я чувствовал ночь. Чувствовал мертвую тишину и пустоту, то тут, то там заполняющуюся стаями зверья, рыскавшего по улицам.

  Наконец всхлипывания стали тише, потом прекратились совсем. Она выпрямилась, достала откуда-то платок, начала вытирать лицо.

  - Да уж. - протянула она. - Это верно.

  - Что верно? - уточнил я.

  - Хреновый из тебя Курпатов!

  Не понял! Я про Курпатова вслух что ли сказал?

  - Значит жить назло? - спросила она с усмешкой и встала, явно намереваясь уходить.

  - Подожди, пожалуйста... Настя! - быстро заговорил я. - Послушай меня еще немного.

  - Да нет, спасибо, Егор! Мне уже сказанного надолго теперь хватит. Я уж лучше пойду...

  - Завтра меня будут пытаться казнить. - перебил я ее. - Я не прошу тебя мне помочь. Не имею права, наверное. Я вчера твоих друзей убивал... Спасибо, что вообще со мной разговариваешь. Так что тут уж я сам что-нибудь придумаю.

  - Что придумаешь? Остальных моих друзей добьешь? Вы же с твоим дружбаном отмороженным я смотрю - вообще терминаторы. - съязвила она.

  - Его Алексей звали! - рыкнул я, заводясь. - И вы его вчера пристрелили.

  - Уверен? Трупа никакого внизу не обнаружилось.

  Как так? Я же своими глазами видел... В душе встрепенулась радостная надежда.

  - Хотя может Парикмахеры раньше нас добрались, так что зря ты улыбаешься.

  - Какие парикмахеры? - спросил я. - А с чего ты взяла, что я улыбаюсь? Ты, что меня видишь?

  - Нет, не вижу. Просто чувствую как-то, сама не пойму... - с недоумением ответила Настя, но тут же снова включила стерву и с наигранным злорадством продолжила. - Парикмахеры - это те, которые на деревьях живут, с косами вместо рук. У вас там на пивзаводе их нету что ли? Так вот, они товарищи шустрые, сам видел, человечинку любят, могли его найти и утащить, пока мы за тобой бегали. Так что, ты, Егор, не надейся зря. Живи назло!

  Вот зараза! Ладно, про Лешего завтра уточним...

  - Короче, на остальных твоих друзей мне, в принципе, наплевать. - продолжил я. - Сами полезли. А Кирюшу вот, например, я бы вообще с удовольствием ножичком поковырял. Я тебе помочь хочу...

  - Ого! И за что же честь такая?

  - За красивые глаза! Ты слушать будешь или нет?

  - Ну давай излагай, спаситель ты мой.

  Невозможно! Отвык я с бабами общаться...

  - Уходить тебе надо отсюда срочно. Одна не сможешь, поэтому с командиром своим поговори, не знаю кто он там тебе - муж, любовник, друг сердечный. С остальными тоже. Уходите южнее или западнее, ближе к Реке. Там реально лучше! Тоже, конечно, не фонтан в последнее время, но лучше. Здесь у вас вообще - жопа! А на стадионе просто рассадник какой-то. Обитель зла, бля! Можешь мне не верить, но у меня что-то с головой за ночь произошло, чуйка обострилась до предела. Так вот, оттуда таким веет, что аж волосы дыбом! И тем, кто там обитает, явно нужны вы. Причем, почему-то особенно ты и та сивая девчонка, которая меня кастрировать хочет. Причем, счет уже на часы идет, они явно в курсе, что у вас личный состав сократился...

  Я замолчал, своим новым шестым чувством ощутив перемену в ее состоянии и боясь снова переборщить. Настя медленно села обратно на каталку, подтянула колени к груди, обхватив их руками. Ей было страшно. Настолько страшно, что даже мне стало не по себе. Это был не страх смерти или боли, это был невыразимый словами ужас перед чем-то другим. Я видел, как он заполняет ее сознание, полностью лишая воли и сил бороться.