Оторва: Страсть без запретов - Снежин Эдуард. Страница 2
И вручил ей визитку.
— Вот здорово! Мне как раз еще к подружке надо.
Лариса удалилась. По моему телу пробежал озноб.
«Откуда, блин, берутся такие совершенные чуда, содрогающие мужскую плоть одним своим видом?»
Я развил бурную деятельность — лихорадочно закрыл киоск и рванул через улицу в магазин за коньяком, шоколадом и буженинкой — для серьезной закуски.
Дома наскоро прибрал комнату и принял ванну.
Обтираясь полотенцем, я сервировал стол. Еле успел — раздался звонок в дверь.
Лариса была не одна, а с подругой — блондинкой. Марину я знал, она раньше работала вместе с Татьяной.
Появление сразу двух девушек несколько раздосадовало меня, но я широким жестом пригласил их в комнату.
Подружки процокали высокими каблуками по плиткам коридора и, со свойственным всем женщинам любопытством, цепко оглядели обстановку моей однокомнатной квартиры.
Ничего лишнего, все целесообразно, пришли они к выводу и, освоившись, раскованно заулыбались и сели в кресла.
Я взял в руки бутылку с коньяком.
— Ой, девушка на картине — вылитая Татьяна. Это ее фотография? — спросила Марина, заметив над тахтой репродукцию. Она всегда говорила громко, бесцеремонно.
— Это Леонардо да Винчи, мадонна Литта. Татьяна тогда еще не родилась, — объяснил я.
— А я думала — будем записью заниматься, — сказала Лариса, глядя на бутылку в моей руке.
Она сидела лицом к солнцу, и я понял, наконец, секрет ее больших глаз, так смутивших меня в киоске, — глаза ее, как хамелеоны, играли всеми цветами радуги, но не отраженным светом, а активно излучаемым изнутри.
Столь редкое качество совсем сразило меня, в голове промелькнуло страстное, безнадежное желание слиться с ними, раствориться в них.
— Можно и записью заняться, — продохнул я.
— Ну, уж это без меня, — сказала Марина, — кстати, мы тоже принесли вино, — и она достала из сумочки подруги, поставленной на угол стола, бутылку бюракана, чудного узбекского вина, типа мадеры, почти синего цвета, удивительно сохраняющего свежий виноградный вкус.
Насколько я знал Марину раньше, она всегда отличалась прямотой выражения своих мыслей.
— Но мы хотим выпить коньяку. Правда, Лариса? — продолжила блондинка.
— Люблю коньяк — налей земляк! — продекламировала Лариса и пододвинула рюмку.
«О, да ты не робкого десятка!» — подумал я и разлил «Арарат».
Сразу похорошело, девчонки затребовали музыку. Я включил жизнеутверждающую «Европу».
— Все-таки зарубежная попса лучше нашей, — прозвенел Ларисин колокольчик, она подняла руки кверху и, помахивая ими, стала подпевать в такт песне.
— Ты серьезно увлекаешься музыкой? — спросил я.
— Старший брат приучил.
— Так у него, наверно, все есть, что у меня.
— Он уехал с предками в Волгодонск, я живу одна.
— А что же они уехали?
— Юг есть юг.
— Не ври, Лариса, — сказала Марина, — у нее папа импотент по радиации, а мама здесь загуляла. Зато у Лариски теперь отдельная квартира, предки оставили ее доучиваться в колледже.
— Так сразу все и выдала, дура! — огрызнулась Лариса.
Колледж в нашем городе считался его гордостью. Туда брали не всех, а по тестам. Значит, красавица еще и с умом.
— Да ладно, пошли танцевать, Вадик!
Марина сдернула меня со стула и заприжималась в танце горячим телом.
— Ты что, все еще один? У тебя есть девушка?
Я знал, что Марина разведена.
— Нет и не надо, — ответил я лицемерно.
— Да уж на твоей Тане свет клином сошелся. Подумаешь!
Я промолчал.
— Займись Ларисой, — предложила партнерша, — знаешь, она такая… загадочная! — наконец подобрала она слово.
Мне стало весело, и я расхохотался.
— Что ты гогочешь?
— Знаешь, в чем загадочность всех женщин?
— В чем?
Я наклонился к уху Марины, чтобы не услышала подружка, и прошептал:
— У всех женщин есть п…а, но ведут они себя так, как будто ее нет.
— Наха-а-л! — жеманно пропела блондинка.
— Тогда нахал не я, а Пушкин, это он открыл, вон, видишь, на полке его «Записки» стоят?
Я заметил краем глаза, как Лариса, то ли ревниво, то ли осуждающе, следит за нашей болтовней.
«Вот, дурак, вдруг она что расслышала», — укорил я себя.
Музыка закончилась, мы сели и продолжили возлияние.
Потом я поставил свой любимый «Пинк Флойд» и пригласил на танец Ларису. На каблуках она была почти одного роста со мной — под метр восемьдесят, и поэтому наши взгляды встретились. В гляделки я ей явно проигрывал.
— Голова идет кругом от твоих глаз, — выдохнул я.
— А вы тоже мужик ничего, люблю бородатых, — отвечала девушка.
— Не надо шутить Лара, я в отцы тебе гожусь.
— Ты что, тоже с радиацией работаешь? — простенько перешла она на «ты», а сам вопрос содержал интимный прозрачный намек.
— Да нет, я электронщик, — выдал я прямой ответ, пропустив намек.
— Да? А я хочу программисткой стать.
— Сколько тебе лет?
— Скоро шестнадцать.
— Так тебе пятнадцать? — изумился я.
— А ты сколько думал?
— Ну, извини, по фигуре лет восемнадцать — девятнадцать.
— Фигура — дура. Акселерация! — захохотала она.
Мне, однако, стало не смешно. Когда на следующий танец я пошел с Мариной — такт обязывал приглашать дам по очереди, — то начал сбиваться с ритма и отвечал невпопад на ее болтовню. Когда мы вернулись на место, то на столе прямо перед собой я заметил клочок бумаги. Я развернул его. Там было написано: «Я не шутила». Кровь бросилась мне в голову, но я успокоил себя: «Так не бывает, просто маленькая девочка придумала игру в почту».
Между тем в дело пошел и бюракан, потом Марина засобиралась домой, и я пошел провожать девчонок, совершенно пьяных. Я уже было распрощался с ними, но Лариса вдруг шепнула мне: «Я вернусь». Я остановился в растерянности метрах в ста возле своего дома, а девушки зацокали по тротуару.
Подождав минут пять, махнул рукой, сказав себе снова: «Так не бывает», и вернулся домой. Но дверь на всякий случай запирать не стал.
Глава 3
Только отлил в туалете, как в дверном его проеме во всей красе предстала Лариса. Я вздрогнул, застигнутый за естественным занятием, но эта неожиданная интимность как-то сразу сблизила нас.
— Не тушуйся, — произнесла Лариса, — я же сказала, что вернусь.
Она подошла ко мне и, обняв за шею, поцеловала в губы. Передо мной поплыл густой обволакивающий туман. Я точно знал про себя, что не смог бы первым сделать такой шаг, поняла это и Лариса и сделала его сама, не сомневаясь в своей неотразимости.
— Я хочу принять ванну, — сказала она и, ловко сбросив сапожки, не стесняясь, скинула на стиральную машину джинсовый костюмчик, а потом, зайдя в ванну, остальное. Ни трусов, ни лифчика на ней не было. Вид гладкого, коричнево загорелого тела, несмотря на то, что стояла только первая половина июня, настойчиво напряг мой истосковавшийся по работе орган.
Тут же богиня облила свой лик шампунем и включила душ.
Явление Афродиты в пене с торчащими вверх внушительными полушариями грудей, впечатляюще развитыми спортивными ляжками и черным, кудрявым треугольником на лобке было потрясающим.
— Раздевайся и иди ко мне, — скомандовала она тихо, но решительно.
Я разделся и зашел в ванну. Лариса снова обвила меня за шею руками. Мое естество неудержимо восстало и, несмотря на то что в девушке было чуть поменьше моих семидесяти восьми килограмм, а тело ее было скользким, я приподнял ее за ляжки и с писком насадил на возбужденный член. Мозг при этом сверлила все та же мысль: «Так не бывает». Роскошная акселератка тут же скользнула в моих мыльных ладонях, и мы оба чуть не упали.
— Здесь можно только так, — сказала Лариса и развернулась ко мне спиной. Высокая красотка имела к тому же ошеломительные ноги, длиннее обычной для женщин нормы сантиметров на десять, поэтому мне не пришлось даже подгибать колени.