Элизабетта (СИ) - Бэрнас Кэтин Владимировна. Страница 15

Наконец, шествие благополучно закончилось у подножия Возвышения. Жрица прекратила петь, и в зале воцарилась тишина. У Возвышения дерру ожидал Васи, одетый в праздничные одежды. Она скользнула по нему оценивающим взглядом. Если бы Элизабетта не относилась к нему с предубеждением, то нашла бы его привлекательным. У него были такие же длинные светлые волосы и зеленые глаза, как и у его невесты. А серебристый цвет одежды — цвет Дома Голо — очень ему подходил.

Вершитель Колчеваний встал перед женихом и невестой. Для начала он прочитал благодарственную молитву всем богам, потом Высшим Добрым Небесным Силам. Гости хором ему поддакнули. Затем он перешел к главной части. Сначала Вершитель испросил согласия на брак у императоров, отцов жениха и невесты. Получив их, он спросил то же самое у Васи и Элизабетты. Васи бесцветно сказал: «Да». Элизабетта постаралась выдавить из себя то же слово и услышала чужой умирающий голос, шедший из ее горла. И снова гости одобрительно произнесли благодарственную молитву.

Дерре показалось, что прошла целая вечность, пока продолжалась вся церемония. Время, словно, остановилось. Ей хотелось бежать со всех ног, но ее словно кто-то пригвоздил к полу. Ее всю трясло от злости и страха.

И тут все кончилось. Вершитель подал знак прислужницам церемонии, и они, сняв с Элизабетты фиолетовую фату, накинули на нее серебристую. Затем он провозгласил, что теперь они являются мужем и женой. Как в хорошо отрепетированном спектакле на Васи и Элизабетту посыпались ритуальные хлопья, которые невозможно было счистить с одежды. По церемонии полагалось, что муж и жена помогут друг другу освободиться от грязной одежды в своей опочивальне.

Элизабетта развернулась и с тоской посмотрела на Ани. Хранительница подошла ближе и взяла ее за руку. Дерра почувствовала, как та вонзила в нее иглу. Элизабетта удивленно подняла брови. Мгновенно по ее телу прокатилась теплая волна, и стало приятно. Перед глазами появилась дымовая завеса. Звуки стали приглушенными. Гости куда-то поплыли. Теперь Элизабетте стало все равно, куда ее ведут и, что с ней будут делать. Сознание нырнуло в мир грез. Странная улыбка поселилась у нее на губах. Мысли улетели далеко от «Амертат».

Васи взял ее под руку и повел за собой. Дерра не сопротивлялась. Спасительное лекарство уже растеклось по ее венам. Под действием наркотика Элизабетта шагала с ним как заводная кукла и глупо улыбалась.

Глава 8

Свадебное пиршество, начавшееся с полудня, продолжалось до поздней ночи и к вящему неудовольствию Байера плавно перетекло в утро. Вечеринка явно затягивалась. Однако, гости и не собиралось расходиться, предпочитая спокойному сну безудержное веселье. Дикий шум и грохот раздавался по всему кораблю, сводя с ума мирных рядовых жителей «Амертат», которые посылали богам самые пламенные молитвы о скончании императорских запасов. Еле живые слуги, не привычные к такой продолжительной церемонии, с трудом передвигали ноги, поднося яства и исполняя приказания. Музыка звучала все ленивее, а напитки становились все убойнее. Император Байер должен был, наконец, их усыпить; иначе бухгалтера «Амертат» лишились бы работы — подсчитывать было бы нечего. Те средства, который выделил император Торн, давно кончились, а именно, с того момента, когда пьяные и разгоряченные гости заставили прислужниц церемонии под дулами бластеров нырять в бассейн-убийцу. Перепуганных и испачканных в сине-зеленой жидкости девушек вылавливали оттуда еле живых от страха. Танцовщицы уже поснимали обувь и медленно покачивали блестевшими от пота уставшими телами. Император «Перемирия» Торн, видимо сильно перепивши горячительных напитков, пускал слюни через соломинку в чашку своего соседа и попутно забавлялся с молоденькой прислужницей Возвышения, которую не успели окунуть в бассейн. Набравшись для храбрости, приезжие телохранители позволяли себе дерзости в отношении своих хозяев и заигрывали с их женами. Наверняка, они искренне надеялись, что на следующее утро никто ни о чем не вспомнит. Зрелище уже не представляло собой собрание высокочтимых гостей, а больше походило на балаган. Кое-где между гостей уже назревал скандал, и не только политический; император «Фетиши» прикладывал к распухшей губе мокрую спиртовую салфетку. Его же противник валялся рядом под столом в полном отрубе с громадной шишкой на лбу.

Император Байер неспешными шагами с мрачным видом обходил помещение еще вчера бывшее Нефритовым залом, а теперь напоминавшее поле сражения на Пелегрино во времена Древних зверей. «Если они сейчас же не заснут, то превратят мой корабль в кучу металлолома, разберут по винтикам», — горячился Байер. — «Кто меня дернул пригласить Ранеров? Если Императорский Совет еще раз предложит мне их кандидатуры на какое-либо торжество, отправлю их в утилизатор. Жуткая свадьба! А как там Элизабетта?»

Дерра лежала в кровати. Шум ее не беспокоил. Она только начала отходить от наркотика. Его действие медленно выходило из ее тела, оставляя крупные темные пятна в глазах, которые расплывались маленькими лужицами и постепенно исчезали. Небытие растворялось в ночи. На смену ему приходили стыд, негодование, беспомощность. Элизабетта лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок, будто бы искала там ответ на свои страдания. Рядом спал Васи — ее муж. Она мало, что помнила о сегодняшней ночи. Стараниями Ани, дерра отключилась от реальности сразу же после церемонии колчевания, за что была очень ей благодарна. «Одна Ани у меня осталась. Только она меня не бросила», — эхом пронеслось в ее затуманенном мозгу.

Память начинала постепенно возвращаться к ней. Сбивчиво Элизабетта попыталась воссоздать события ночи, но у нее закружилась голова. Память играла с ней в прятки, оставляя за собой шлейф обрывочных картинок. «Управитель церемонии что-то говорил, потом была энергомолитва, затем Вершитель взял с нее клятву быть женой Васи», — вспоминала дерра. — «А я согласилась? Да, кажется, я сказала: „Да“. После этого мне поменяли фату. Укол Ани. Темнота. Тишина». — Элизабетта облегченно вздохнула, но потом все же напрягла остатки своей памяти. — «Брачная комната. Опять темнота; лишь ощущение, что меня раздевают. Васи, наверное, понял, что я ничего не соображала. А может, ничего и не понял. Теперь это не важно. Ничего не важно… Платье безнадежно испорчено». — Элизабетта истерично хохотнула, а на глазах у нее навернулись слезы. — «Васи молчал. Да, я бы запомнила, если бы он что-то сказал. Он выполнил свой долг в полной тишине». Сознание больно кольнуло ее сердце, как раскаленная булавка. Ненависть к себе стала медленно просыпаться. Элизабетта зажмурилась.

Слезы брызнули из глаз сами собой. В этот момент она чувствовала себя предательницей, грязной, разбитой, несчастной. Ей захотелось как можно скорее вымыться. Как бы пригодился сейчас укол Ани! Постепенно в ее сознании просыпались самые низменные желания. Где-то далеко в затерянном уголке души скулил и выл, просясь на свободу, Древний зверь. «Васи рядом, спит, беспомощный», — шептал ей кто-то на ухо. — «Мне стоит лишь сомкнуть руки на его горле, и Госпожа Смерть примет зана в свои объятия. Но как объяснить его смерть?»

В животе дерры сильно запротестовал малыш и больно щипнул ее. Элизабетта мгновенно отбросила приятную мысль и сосредоточилась на ребенке. «Нет, мне надо позаботиться о моем малыше», — подал свой голос ее разум. — «Он должен жить. Мой ребенок ни в чем не виноват. Живи Васи, и благодари моего малыша за это».

Ближе к утру Элизабетта забылась тревожным сном. Остаток ночи ее терзали скомканные видения; один кошмар сменял другой. Перед ней снова стояла Гарель и укоризненно качала головой, будто говоря «я же тебя предупреждала». Она протягивала к дерре свои лапы, обнимала ее и тянула к себе. Но тут поднимался сильный ветер и разрывал объятия.

Когда Элизабетта проснулась, ее новоиспеченного мужа уже не было рядом. Он ушел; как будто его никогда здесь и не было. О его ночном присутствии свидетельствовала лишь вмятина на постели. «Я действительно вышла замуж», — обнаружила дерра. — «Это не было сном. Я осквернила себя. Теперь уже поздно что-то делать. Надо жить, жить ради ребенка». Элизабетта вздохнула и снова нырнула в сон. На этот раз кошмаров не было; не было ничего, что она могла бы помнить.