Княгинины ловы (СИ) - Луковская Татьяна. Страница 13

Черная душа Улиты просвечивала теперь через светлые одежды. Видеть ее Анна больше не могла.

- Ступай, - сухо сказала она, - худо мне, отдохнуть хочу.

Улита не почуяла в тоне Анны перемены, спокойно встала, поклонилась и пошла к двери.

- Что-то больно живот велик у тебя для двух-то месяцев? - кинула ей вслед Анна.

- Сама удивлена, - беспечно ответила Улита, - должно, двойня будет.

Вопрос старой княгини, казалось, ее ничуть не смутил. Плавной поступью она уплыла за дверь, улыбаясь такой легкой победе.

Анна решила действовать по плану Вышаты. Она вызвала Димитрия. Сын вопросительно посмотрел на мать. Улита рассказала, что княгиня была с ней добра и дала согласие на свадьбу. Окрыленный, Димитрий ждал приятных слов о своей суженной, однако мать окатила его ушатом ледяной воды:

- Лгунья она и распутница, - спокойным, даже равнодушным тоном заявила Анна. - Не твое - то дитя: живот на четыре месяца тянет, не меньше.

Лицо Димитрия исказило разочарование:

- Так и знал, что такое скажешь. Ростом она мала - вот живот большим и кажется. Мое то семя.

- А знаешь, что она мне про тебя порассказала? Что снасильничал ты ее, - Анна ждала реакции сына.

- Оправдаться она перед тобой хотела, вот и насочиняла. Ты же накинулась на нее, как на распутную девку.

- Так я виновата?

Димитрий молчал, он вспомнил, как грубо овладел Улитой в ту темную ночь, может, она и имела право так сказать. На нее он был не в обиде.

- На все у тебя оправдание есть. Ладно, если хочешь губить себя, губи. Твоя жизнь, мы свою с отцом уже прожили. Дам я согласие на свадьбу и благословение свое тоже.

Князь настороженно посмотрел на мать, он чувствовал лукавство в ее словах.

- Но только если выполнишь условие одно.

- Так я и знал, - вырвалось у Димитрия.

- Имей уважение к матери! - повысила голос Анна. - Ты должен сам поехать за Еленой, извиниться перед ней, объяснить все и привезти ко мне. Я верну ей приданое, осыплю подарками и сама отвезу к отцу, чтобы не гневался. Постараюсь миром все уладить.

- Уж вижу хитрость твою, надеешься, что повидаюсь с Еленой, пленюсь ей и Улиту забуду. Так не будет того, пустое все.

- Уж ни на что я не надеюсь! А только продержали у себя молодуху столько лет, а теперь вот вышвыриваем, как ненужную тряпицу. Разве заслужила она того?

- Отец ее, как тать, заставы мои воевал, а я перед его дщерью [1] должен раскланиваться!?

- Так не Елена же твои заставы воевала? Её-то в чем вина?

Димитрий уже открыл рот, чтобы что-то ответить, но мать его перебила:

- Слышать ничего не хочу. Я свое слово сказала. Делаешь все по-моему, я сама к епископу поеду просить для вас благословения, в ноги к нему кинусь, надо будет, так и до митрополита дойду, а нет - так не сын ты мне более.

- Будь по-твоему, - с недовольным лицом согласился Димитрий. - Но только и ты уж от своих слов вперед не отказывайся.

- И не приказ, а просьба к тебе материнская, - печально промолвила княгиня, - не залеживай [2] до свадьбы вдовицу Заозерскую, не плоди грехи. Епископ благословит, так вся жизнь у вас на то будет.

Димитрий кисло кивнул, поклонился и вышел за дверь: не такого разговора он ждал с матерью.

- Что ж матушка? - заглядывая в глаза суженого, ласково промурлыкала Улита.

- Согласна она, все в порядке, - пряча сожаление, с улыбкой ответил Димитрий. - Как Елену к отцу отошлю, так к епископу поедем за благословением.

- Что же вы ее сразу к Мстиславу проводите? - не скрывая любопытства, спросила Улита.

- Мать настаивает на том, что сначала нужно её сюда привезти, приданое вернуть да извиниться, а потом уж к отцу сопроводить, чтоб по чести все было.

Улита насторожилась:

- Что же ты сам за ней поедешь?

- Да нет, бояр отправлю. О, да ты никак ревнуешь ?! - стараясь сменить тему, засмеялся он.

- Было б к кому ревновать, - вырвалось у Улиты, - были мои богомольцы в обители вашей, так видели твою княгиню.

В голосе Улиты чувствовалась злая насмешка.

- И что же княгиня? - не удержался от вопроса Димитрий.

- А надо ли то знать тебе?.. Да ладно уж, скажу. Пришли они на службу в церковь, слышат, шепот пошел: «Княгиню ведут, княгиню ведут». Оглянулись наши и видят: ввели под руки бледную худую жену, в чем и душа держится, ноги еле переставляет. То княгиня и была. Пол службы на инокинь опиралась, чтоб не упасть, а потом оседать стала, видать, обморок случился. Тут ее черницы на воздух и вынесли.

Димитрий почему-то расстроился, в памяти всплыла шустрая любопытная девчонка со здоровым румянцем во всю щеку, с образом бледной изможденной жены это видение никак не хотело соединяться.

- Быть того не может, - вырвалось у него.

Улита сверкнула глазами:

- Да как же не может, чай, в монастыре жизнь не мед! Загубили ее черницы постами строгими да беспрестанными молитвами. Вы уж быстрей ее на откорм к отцу везите, а то помрет ненароком. Что Мстиславу тогда говорить станете? - в тоне Улиты сквозило осуждение.

Димитрий как-то осунулся, помрачнел, вести о Елене потрясли его. Он растерянно моргал глазами, глядя в одну точку.

- Да не переживай так, вон на тебе лица нет. Приедет к отцу, поправится, уж мамки да няньки расстараются. И будет жива - здорова, хоть снова замуж выдавай, - бросила Улита как можно более беспечно. Потом совсем близко подошла к Димитрию, взяла его руку и положила себе на грудь:

- Обнять - то меня не хочешь, суженный мой?

Димитрий вздрогнул, отнимая руку:

- Не могу я, матери обещал, что до свадьбы не буду с тобой.

Улита громко захохотала:

- Ну, княгиня, ну, хороша! Что же, слушайся мать, она плохого не посоветует, - в словах Улиты звенела издевка.

Димитрию захотелось тут же завалить ее на лавку, но он сдержался. Насмешку пришлось проглотить.

Гости уехали на следующий день. Пока никто не видел, один на один в горнице Дитимрий простился с Улитой, впервые нежно ее поцеловав.

- Можешь и ласков быть, коли захочешь, - она погладила его поросшую бородой щеку. - Наглядеться хоть на тебя, когда теперь свидимся?

- Скоро, и оглянуться не успеешь, как пришлю за тобой: рожать уж княгиней Чернореченской будешь.

Улита с улыбкой посмотрела в открытое окно на золотой купол Архангела Михаила.

Полуденное солнце нещадно жарило опустевший двор, все живое схоронилось в тень подальше от его властных лучей. Князь Димитрий с Перваком и Пахомием сидели за студеным квасом в прохладной гриднице. Все уж было собрано в дальнюю дорогу, отчалить предстояло на рассвете, чтобы как можно дольше двигаться по утренней прохладе. К монастырю в северо-восточный лесной край всегда плавали водным путем: сперва вниз по течению до устья Чернавы, потом вдоль берега Бежского озера на север, а дальше по Утице через земли Мстислава. Но Чернореченский князь плыть по владениям тестя воспротивился. Решено было добраться вверх по Чернаве до того места, где она круто забирает на юг, там оставить ладьи и, собрав из привезенных на судах частей телеги для добра княгини, ехать конным путем по лесным тропам.

- Давно уж такой жары не помню, - откидываясь на лавку и стаскивая с запотевших ног сапоги, заявил Пахомий. - А Найден-то здесь прямо по-хозяйски себя вел, все рассматривал да везде залазил. На конюшне прямо каждой кобылице зубы рассмотрел, только что под хвост не заглядывал. И в подвалы меды смотреть лазил, вон Первак его водил.

- Ну, интересно гостю, что ж не сводить, - растерянно оправдывался Первак. - Что ж плохого? Он вон и крепостные стены осмотреть хотел, как у нас караулы устроены, так в том я ему отказал, что же я не понимаю. А меды да конюшню пущай смотрит.

- Мнит он уж себя правой рукой нашего князя, думает, въедет на двор да распоряжаться всем станет, как он в Бежске своем над всеми стоит.

- Пущай не мечтает, - разозлился Димитрий, - и нос свой крючковатый сюда не сует, в Бежске ему и сидеть при Ростиславе! Хотя я бы на месте княгини давно бы мальцу другого дядьку подыскал.