Княгинины ловы (СИ) - Луковская Татьяна. Страница 15

Димитрий усердно молился рядом с игуменьей, стараясь не отвлекаться от службы, но и он не мог удержаться, чтобы время от времени не оглядываться по сторонам. Когда он украдкой обернулся в очередной раз, взгляд выхватил насмешливые карие очи. Позади него стояла черноволосая девица. Она шепнула Димитрию на ухо:

- Что, боярин, княгиню высматриваешь? Так нет ее, она в церкви Параскевы Пятницы молится.

- А ты кто? - вырвалось у Димитрия.

- А я холопка ее, Забава, - и бойкая девка скрылась в толпе.

После этого Димитрий успокоился и обратил взгляд на алтарь. Служба подходила к концу. Боярам первым предложили приложиться к чудотворной иконе, за ними, крестясь, подошли вои. Каждый молился о своем, о самом сокровенном. Димитрий просил наследника и прощения за грехи, сознание которых отравляло его существование. Он завидовал Пахомию, который летал по жизни легко и свободно, не забивая буйную голову муками совести. У Димитрия так не получалось. Ну, нельзя же у Богородицы просить избавить его от совести, оставалось каяться в грехах.

После службы отряд был готов к дальнему походу. Холопы уложили многочисленные узлы и короба на телеги, прочно скрутив их веревками. Кони нетерпеливо ржали, готовые к дальней дороге.

Все черницы собрались на небольшой площади в дальнем углу монастыря у крохотной церквушки Параскевы Пятницы, чтобы без посторонних глаз в домашней обстановке проститься со своей любимицей. Туда же направились и бояре.напряженно всматривался в бурлящую женскую толпу. Среди одетых в будничную серую одежду инокинь ярким пятном выделялись Добронега с Акулькой и четыре нарядно одетых девицы. В одной из них Димитрий сразу же узнал Забаву. Стройная кареглазая насмешница, стреляя очами в сторону молодых бояр, что-то нашептывала пышнотелой соседке - молоденькой рыжеволосой девушке лет шестнадцати - семнадцати. Рыженькая строго одергивала Забаву за рукав, видно призывая вести себя прилично. Ее покрытое веснушками личико выражало серьезность и ответственность не по годам. Рядом, открыв рот от любопытства, стояла курносая девчушка лет одиннадцати - двенадцати. Большими, широко распахнутыми глазами она рассматривала боярские корзно, мечи, боевых коней, людей, которые представлялись её героями волшебных сказок, обретшими кровь и плоть. Поодаль держалась худая, изможденная девица, тоненькая, как свечечка, с бледным лицом. Взгляд ее выражал безразличие ко всему происходящему, блуждая, он остановился на Димитрии. И тому показалось, что девица смотрит сквозь него на монастырскую стену. «Должно, вот это и есть княгиня», - печально подумал он, а вслух, старясь быть небрежным, бросил:

- И которая среди них Мстиславна? - уже заранее предполагая ответ.

- Что ты, боярин, белены объелся, - засмеялся Вышата. - Какая же здесь княгиня? Ты что не видишь - это же девки все простоволосые. Гривы, вишь, какие, - залюбовался толстой рыжей косой воевода. Ну-ка, Пересветовна, скажи нам, кто есть кто?

- Эти две, - и Добронега указала на черноволосую и рыженькую, - холопки княгинины, с ней из Залесья приехали еще по малолетству. А меньшая - сиротка местная, молодая княгиня ее пригрела. Разодеты аки боярыни, не жалеет Мстиславна добра на челядь.

- А это кто? - спросил Димитрий, указывая на бледнолицую девицу.

- Дочь Мстиславова боярина Жирослава - Светлана, просит ее Фотиньей кликать. По весне привезли родители, хочет в черницы постричься. Отец собрался ее замуж выдавать, а она есть отказалась, говорит: «Запощу себя, ежели в монастырь не отпустите». Смирились, привезли. Послушницей определять будут. Ну, каждому свое: кому детей рожать, кому за грехи мира молиться.

Добронега перекрестилась.

- Я вот тоже к осени сберусь сюда, понравилось мне в обители.

- А где же княгиня? - нетерпеливо перебил ее Димитрий.

- Пересветовна, княгиня-то где? - тоже закрутил головой Вышата.

Добронега окинула взглядом толпу и обратилась к настоятельнице:

- Матушка Марфа, княгинюшка наша где?

- Так вон она, с Карпушей из конюшни комоня своего ведет.

Димитрий повернул голову в сторону монастырских конюшен. Княжий конюх вывел под уздцы Ярого. Конь чинно шагал по деревянным мосткам, неспешно потряхивая головой, выражая смирение и покорность отроку. В жеребце не заметно было прежнего буйного норова. Рядом с конем плыла княгиня, одной рукой она ласково гладила конскую гриву, другой - указывала на передние ноги Ярого, что-то увлеченно и весело рассказывая Карпушке. Тот смущенно кивал в ответ.

- Хороша, - вырвалось у Пахомия.

Димитрий промолчал, какая-то непонятная злость закипала в нем, пенилась и рвалась наружу, княгиня действительно была чудо как хороша. «Лучше бы она той страдалицей оказалась, всем было бы лучше, а князю Чернореченскому в особенности», - промелькнула горькая мысль.

Среднего роста, стройная, но не тощая, с круглым румяным лицом, небольшим курносым носом и блестящими, обрамленными густыми ресницами, очами под дугой тонких бровей. Уже издалека видно, что она бойкого и веселого нрава.

Голову Елены украшал белый шелковый убрус, вокруг которого, обхватывая голову, шел серебряный обруч-венец, к нему крепились длинные гроздья височных подвесок - заушниц, искусно украшенных эмалью. Парчовый навершник [3] цвета спелой вишни был щедро обсыпан жемчугом в районе оплечья [4]. Молодая княгиня напоминала лесной первоцвет, свежий и нежный, и невольно притягивала к себе взоры.

Подойдя к боярам, она слегка поклонилась, улыбнувшись Вышате, как уже знакомому. Тот кинулся раскланиваться и представлять молодых бояр:

- Это вот, Мстиславна, боярин Пахомий, - Пахомий низко поклонился, и Елена качнула ему головой в ответ, робко опуская глаза под пылким мужским взглядом.

- А это наш боярин Димитрий... Первак, - и Вышата указал на Димитрия. Молодец поспешил наклониться, а когда распрямил спину, увидел внимательно разглядывающие его глаза. «Да она еще и голубоглазая, этого только не хватало! Вот уставилась, так и сверлит глазищами своими. А Вышата говорил, что скромница, хоть бы постыдилась так на боярина-то пялиться», - подумал Димитрий, которому стало неловко.

- Что же, говорите, князь-то приболел? - зазвенел её голос, как серебряный колокольчик. И обращалась она к Димитрию, но он растерянно молчал.

- Приболел, княгинюшка, - за него поспешил ответить Вышата, - да пока доедем, он уж в добром здравии будет.

- А на каких же ловах его медведица подрала, далеко ли ездил? - опять спросила Елена, окинув взглядом Димитрия.

Он уже хотел что-то сказать, но его опять опередил Вышата:

- К заозерским их нелегкая носила.

- Стало быть, за княгиней своей венчанной времени съездить не нашлось, а на ловы в княжество чужое - сто вёрст не крюк, - неожиданно строго сказала Елена, обращаясь уже к Вышате, в голосе ее слышалась накопленная обида.

На этот раз Вышата ничего не собирался отвечать. Лукаво улыбаясь в усы, он толкал Пахомия в бок, мол, говори, но ответил вскипающий от негодования Димитрий:

- Негоже княгине прилюдно князя своего корить, то его дело - куда и зачем следует ехать!

- Негоже боярину голос на княгиню повышать да место свое забывать, - смело глядя обидчику в глаза, выпалила Елена и, не давая ему возможности опомниться, развернулась и пошла прощаться с сестрами.

- Ты же, старый хрыч, говорил «робкая да тихая», - набросился на Вышату Димитрий.

- Так и была, пока тебя не встретила, должно, ты ей понравился, вишь, осмелела, глаз не сводит, - и Вышата раскатисто захохотал.

- Зато мне эта курносая совсем не понравилась, спесь так и прёт.

Елена попрощалась с инокинями, нежно всех обняла. Долго и тепло расставалась с игуменьей. Марфа трижды перекрестила воспитанницу и, наклоняя голову Елены пониже, поцеловала в темечко с наставлениями:

- Гордыню свою смиряй, Еленушка, супружнику будь покорной, с боярами - приветливой, с людом - щедрой, не забывай наставления наши. Ну, с Богом, а то заждались уж вои, - и она еще раз перекрестила молодую княгиню, смахивая слезу.