Исчадие ветров - Ламли Брайан. Страница 126

— Ты считал, что там, внизу, находились какие-то машины, — сказал он. — В таком случае это выхлопная труба какой-нибудь фабрики монстров, чертовой мельницы зла!

— Весьма поэтично, — заметил Герон, всегда обращавший внимание на подобную патетику. Впрочем, у него была хорошая память, и он тоже задумчиво прищурился. — И, знаешь ли, мне сдается, что я уже слышал о чем-то подобном.

— А? И что же это было? — вскинулся Элдин, но Герон не успел ответить. — Осторожно! Еще одна!

По колодцу с ревом пронеслось еще одно кольцо зловонного, липкого, да в придачу еще и горячего, как дыхание спрятавшегося во тьме дракона, дыма. Как только оно миновало, Герон закашлялся, сплюнул, открыл глаза и, отчаянно мигая, осведомился:

— Послушай, старина, кхе-кхе, мне кажется, или, кхе-кхе, тут стало светлее?

— Нет, вовсе не кажется, — задушенным голосом отозвался Элдин. — Как раз перед тем, как снизу повалил этот чертов дым, я запрокинул голову и посмотрел на звезды. Конечно, отсюда, снизу, звезды можно рассмотреть всегда, даже ярким днем, но могу поручиться, что они стали тусклее, чем час назад. Так что ты видишь не что иное, как рассвет — холодный утренний свет ползет по трубе и пробирается через другие тоннели. Неужели у тебя в костях не отзывается? Я вот чувствую, как прямо сейчас солнце высовывает золотой ломтик над краем мира снов. Солнце, которого мы, похоже, больше не увидим…

— Эй, что такое?! Держись, старина! — воскликнул Герон. — Что я слышу? Мы больше не увидим солнца? Куда делся неутомимый старина Элдин, который не знает слова «смерть» и никогда не вешает носа?

— Что касается последнего, — ответил Элдин, — мой нос пока еще немного не достает до подбородка, который, что греха таить, немного дрожит! Но ты вроде бы собирался рассказать, о чем тебе напомнили мои слова: ну, ты начал о «чертовой мельнице зла» и о чем-то в этом роде…

— Ах да! — спохватился Герон. — Это был, по-моему, не то Куранес, не то сам старый король Картер из Илек-Вада — точно не помню. Дело было на пиру или банкете, называй как хочешь, и я там маленько выпил. Я хлестал мутную росу, а ты уже отрубился под столом или где-то еще. Но самую суть я помню.

Вроде бы речь шла о каких-то темных областях мира снов, где имеются пропасти с кошмарами, доходящие до неизмеримых глубин безумия. Цитирую: «Там, на самом дне этих пропастей, пыхтят машины ужаса, в которых души умерших сновидцев питают самые черные грезы Великих Древних и снабжают энергией кошмарные сновидения, которые Они насылают, чтобы отравлять людские сны»!

Элдин некоторое время молчал, переваривая услышанное, и наконец сказал, понизив голос:

— Ты, значит, думаешь, что это одна из таких пропастей, да?

Герон пожевал губу.

— Мы ведь будем не первыми, кого Гадж отправил в эту тьму, верно? А ведь мы имеем представление о его шайке — прежде всего о ее пристрастиях в еде, — и она наверняка разнесла бы все на свете, если бы их лишили порции доброго мяса. Если, конечно, требования вот этой ямы не были бы для них важнее собственных потребностей.

— Говоришь, машины ужаса?.. — промямлил Элдин, облизывая внезапно пересохшие губы. И тут же добавил: — О, о! Очередной за…

…«Очередной заряд» — хотел сказать он, но, увы, клуб вонючего обжигающего дыма, прокатившийся по колодцу, заткнул ему рот и со свистом устремился вверх, навстречу зарождающемуся дню. И как только неведомое чудовище под землей выдохнуло в третий раз, так удары стали затихать и смолкли так же неожиданно, как и начались. В мрачной вонючей пещере вновь воцарилась тишина. Но лишь ненадолго. А потом…

— Слышишь? — спросил Герон. — Шаги. Много народу, и все идут сюда.

— По северному тоннелю, — добавил Элдин, — и все слышнее и слышнее. Это может быть только Гадж со своей бандой — он же обещал отправить нас в ад. Или в черное сердце мира снов, в качестве топлива для машины кошмаров, которую держит там Ктулху!

— Элдин, я… — с видимым трудом произнес Герон. — Я просто хочу сказать… то есть…

— Да, да… Знаю, — сурово перебил его Скиталец. — Не волнуйся, я прощаю тебя.

— Я имею в виду… Что? — Герон не сумел скрыть удивления. — Прощаешь меня? За что же?

— За все дурное, во что ты меня втравливал, за то плохое, что ты думал обо мне, и за гадости, которые ты обо мне говорил. За все это я тебя прощаю.

Герон поначалу онемел, а когда к нему вернулся дар речи, принялся браниться:

— Вот уж чертовское великодушие с твоей стороны, раздутый от пива, бессердечный коварный старый забияка…

— И это я тоже тебе прощаю, — без тени смущения в голосе ответил Элдин. — И между прочим, не такой уж и старый. — И, не дожидаясь, пока Герон снова взорвется возмущением, добавил: — А теперь подумай, не знаешь ли ты хоть каких-нибудь богов, к которым можно было бы воззвать? Если знаешь, то попытайся поторопить их, потому что, похоже, ничего другого нам уже не остается…

— Ну конечно рогатые, кто же еще? — говорила на палубе «Савана II» Зура из Зуры, обращаясь к Морин и де Мариньи. — С одного из черных кораблей заметили Герона и Элдина, когда они пешком пробирались вдоль западной границы страны Зуры, направляясь в пустоши. Там подняли «веселого Роджера», спустились с небес и приняли их на борт. Теперь-то можно не сомневаться в том, что ваши следопыты именно к этому и стремились: попасть к пиратам, проникнуть на корабль, разузнать, что к чему, возможно, устроить какую-нибудь диверсию. Но оказавшись на корабле, наверняка сразу сообразили, во что вляпались. Ленгийцы! Пусть они прячут раздвоенные копыта в сапоги, а рога — под треуголки, но этих полулюдей все равно можно сразу узнать хотя бы по приземистым коренастым фигурам и широченным ртам. Ну узнали они их, и что с того? Ленгийцев было слишком много, чтобы драться, бежать было некуда, а черный корабль уже набрал высоту и направился к вулкану Гаджа, — ага! — а рогатые продолжали свою игру, делая вид, будто очень рады видеть Герона и Элдина на борту (вообще-то они действительно радовались, но совсем по другому поводу), а следопыты тоже радовались, кричали «Йо-хо-хо!» и изображали из себя пиратов, но все отлично понимали, что эта зловещая шарада прервется, как только корабль окажется в месте назначения.

Как бы там ни было, судьбе оказалось угодно, чтобы я тем вечером находилась на борту «Савана» и заметила пролетавший черный корабль. Я тут же догнала его, приветствовала и увидела на палубе эту парочку шутов. Я окликнула их по именам, но не сомневаюсь, что ленгийцы уже отлично знали, кто попал к ним в руки. Я потребовала, чтобы их передали мне. У меня ведь с ними давние счеты!

Но полулюди и слышать об этом не захотели, особенно после того, как удостоверились в том, кто на самом деле их «новобранцы». Гадж обязательно захочет увидеть их своими глазами, и у него наверняка будут связаны с ними какие-то особые планы. И все. Мне посоветовали лететь своей дорогой, не вмешиваться, и даже не дали себе труда сказать что-нибудь вроде: «С вашего позволения, о принцесса!» У меня на корабле был только экипаж, никакого воинского отряда, который стоил бы упоминания, так что все козыри оказались у ленгийцев. Мне оставалось только отпустить их.

— Где точно находится вулкан, в котором прячется Гадж? — нетерпеливо спросил де Мариньи. Он рвался в путь и не на шутку боялся опоздать.

— Да вот… вот он! — воскликнула Зура, указывая рукой. — Видите?

Уже начался рассвет. Солнце на треть вылезло из-за горизонта, и мир снов окрасился золотом, не считая, конечно, лежавшей далеко внизу страны Зуры, которая, как всегда, пряталась в туманах и тенях своих замшелых покосившихся надгробий. Но далеко на севере, куда показывала Зура, над серым облачным морем возвышались чуть прихваченные пурпуром горные пики, над которыми всплывало к померкшим звездам большое кольцо черного дыма. А висевшую на северо-западе бледную луну вдруг заслонило что-то почти невидимое, какое-то совершенно чуждое облако, которое вдруг извернулось и, выбросив щупальца, стало подтягиваться по небу к тому самому горному хребту.