За зеркалами (СИ) - Орлова Вероника. Страница 27

            Вашу мать! Как же колотит...как же рвёт-то на части изнутри. Словно одна за другой канаты рвутся, которыми контроль удерживаю. Вот они...лопаются с громким треском, оставаясь висеть уродливыми обрубками. Неспособные удержать...неспособные остановить того монстра, который не просто поднял голову...он вырывается мощными прыжками вперёд, движимый зовом крови своей добычи, ошалевший от аромата её возбуждения, которым, казалось, пропиталась атмосфера её комнаты, оглушённый её стонами и тихими всхлипами, он алчно жаждет разорвать женщину на куски. Голодный, он готов разодрать свою жертву прямо сейчас. Разодрать, чтобы насытиться так, как привык насыщаться другими. Грубо. Безжалостно. Заставляя кричать не только от удовольствия, но и от дикого страха и агонии. Из последних сил удерживать эту тварь, натягивая канаты, не позволяя сорваться с них, потому что она не как другие. Не знаю, почему решил так. Возможно, потому что сам не хочу с ней, как с остальными. По-другому хочу. Всё хочу от неё. Не просто тело отыметь и забыть на следующий день. Душу её мне надо. Вот ту, что по ту сторону зеркала её глаз. Я же вижу её так ясно. Прямо за моим отражением. И черта с два я её не получу.

            Скользнул в тесное лоно двумя пальцами и зашипел в унисон с её судорожным вздохом. Бархатная влажность, от которой ведёт. Сносит крышу напрочь от осознания, насколько она хочет меня сейчас.

            ***

            В его глаза. Не смея отвернуться. Словно пришитая к его взгляду. Нечем дышать. Он сжимает пальцы всё сильнее, давая понять, что, если только посмею ослушаться...посмею пойти наперекор, они сомкнутся вокруг моей шеи и будут душить до тех пор, пока я не уступлю...или же не упаду к его ногам той самой сломанной, бездыханной куклой.

            Плевать...Завтра я ужаснусь этим мыслям. Возможно, через несколько минут. Но сейчас мне было плевать. Потому что я ощущала в себе и другие пальцы. Уверенные, сильные, дерзкие. Глубоко, беспощадными толчками выбивавшие стоны на грани с криками. Кусать губы, чтобы не заорать во весь голос, не признать своё окончательное поражение в этой битве, и в то же время ритмично подмахивать бёдрами в такт его толчкам, отточенным, напористым и безжалостным.

            Стонать вместе с ним, пока растирает ожесточенно клитор, подводя к самой грани...к самому краю сумасшествия, и я вижу отблески своего сумасшествия в его широко открытых глазах, которыми хищно пожирает каждое моё движение. Колотит. Его колотит крупной дрожью, и эта дрожь передаётся и мне. Непослушными руками цепляться за его плечи, чтобы не соскользнуть с подоконника вниз. Словно прибитая его рукой к стеклу бабочка, отчаянно трепыхающаяся, извивающаяся от зарождающегося в низу живота наслаждения. Оно поднимается грозной волной. Выше и выше. Ещё не обрушиваясь, набирая силу, позволяя сделать последние глотки воздуха перед тем, как ударить со всей своей мощью.

            Он что-то говорит...нет шепчет. Отчаянно тихо. И мне кажется, что говорит не мне, а себе. Потому что я не различаю ни слова. Только звук его голоса на фоне несыгранного хаотичного до боли в ушах громкого дуэта наших сердец.

            Резко пальцы вытащил, и я протестующе хныкнула, чтобы затем зайтись в пронзительном крике, когда Дарк вонзился ими, одновременно впиваясь в мои губы страстным укусом и сильнее сдавливая пальцы на шее, перекрывая доступ кислорода. Тот самый последний вдох, чтобы после пойти ко дну, потому что она всё же ударила. Волна. Цунами наслаждения. Диким экстазом пронеслось по венам, врываясь в каждую пору кожи, парализуя, заставляя застыть неспособной двигаться под осколками взорвавшихся над нами звёзд.

            Отчаянно отвечать его губам, так, будто разорвать поцелуй означает добровольную смерть, лихорадочно сжимая его пальцы лоном, ослепшая и оглохшая в мареве оргазма. И, кажется, целую бесконечность приходить в себя, ощущая, как медленно оживает каждая клетка, как возвращается слух и зрение...и сознание. Безжалостно полосует острием понимания, что только что произошло со мной. И с ним. С подозреваемым. С незнакомым мужчиной. Мужчиной, который ассоциировался только с тьмой и опасностью. Мужчиной, который смотрел сейчас на меня, прищурившись и тяжело дыша. Всё ещё дрожа от неудовлетворённого желания. В его глазах триумф и голод. Невероятная смесь, которая затянула покровом ночи сосредоточенный взгляд. И там, в том взгляде обещание всего. Всего самого грязного, что только может обещать мужчина. Всего самого опасного, что может желать женщина.

        - Уходи..., - выдавить из себя тихо. Мне кажется, он так же не слышит моего голоса, и я повторяю, - уходи, Дарк. И больше никогда не...

        Не в силах сказать громче, но надеясь, что он прочтёт по губам. И он понимает, потому что качает головой, не позволяя договорить.

            - Каждый раз, когда я захочу, - сказал зло и отрывисто, и я зажмурилась, чтобы выиграть пару секунд наедине со своими мыслями без давления его проницательного взора.

            - Уходи сейчас...

            И застонать в бессилии, когда он нервно рванул меня к себе, а у меня из глаз брызнули слёзы.

            - Натаааан...уходи.

            Сжимая руки в кулаки, потому что я не хочу просить...и в то же время понимаю, что иначе он не уйдет. И Дарк остановился. Застыл, безмолвно смотря в моё лицо

            А после закусить губу, когда в беспросветной ночи его взгляда сверкнули яркими звездами ярость и ненависть. Натан медленно вытащил пальцы и, проведя ими по моим губам, облизнул сам, не отводя глаз от моего лица. Медленно, словно прощаясь. А потом он ушёл.

ГЛАВА 12. Живописец. Ева

Он был зол. Нет, он был в бешенстве, которое, сколько ни пытался скрыть, всё же проступало на его лице, иначе как объяснить то, что от него шарахались прохожие на улице? Эти никчёмные, забитые своими жалкими проблемами людишки инстинктивно пропускали его, отстраняясь, стараясь случайно не задеть даже в толпе. Там, где казалось невиданной роскошью позволить себе быть собой. Но это стадо, наверное, оно чувствовало опасность, исходившую от него. В те редкие минуты, когда он позволял ей выплеснуться в их скучную размеренную повседневность.

            Он усмехнулся, думая о том, что не так часто мог быть настолько честным с самим собой. Те часы, в которые продумывал до мелочей очередной план, и ещё более короткое время, когда, наконец, воплощал его в жизнь. И он ненавидел весь остальной мир за то, что вынужден был таскать на своём лице эту чертовую маску серости, которую навязали ему окружающие. Маску, в которой он задыхался от вони, забивавшейся в ноздри и рот, от неё «резало» глаза так, что приходилось сдерживать слёзы. Отвратительная уродливая накладка из человеческой кожи, которую приходилось натягивать на лицо каждое утро и снимать далеко за полночь, когда весь мир, презираемый им, наконец, погружался в сон, и он мог отпустить на свободу всех демонов, подобно микробам кишевших под кожей.

             Да, весь этот лживый городишко, весь этот сраный мир, основанный на псевдо-ценностях не просто был ему омерзителен. Он его вводил в состояние ярости своими лживыми, смехотворными приоритетами, которые вдалбливались в голову человека. Никчёмнейшего создания во Вселенной, на его взгляд. Наименее приспособленного и достойного жизни существа животного мира. Себя он, естественно, ставил куда выше обычного человека. Чего уж там...они сами поставили его выше своей толпы, присвоив имя и источая самый настоящий панический ужас в своих разговорах о нём.

            Он обожал наблюдать за животными. За любыми. За птицами, рыбами, насекомыми. И его всегда восхищала тупость людей, которым ввинтили в голову понятия о собственной мощи, в то время, как человек был наислабейшим из всех существ. Он вспоминал, как когда-то ходил с отцом на охоту, правда, отец тогда просил его не говорить никому об этой их вылазке. Он помнил до сих пор, как озирался вокруг с открытым от восхищения ртом, разглядывая буйно растущие деревья и яркие, такие нежные и красивые цветы. В тот день он сорвал на обратном пути для матери целый букет, чтобы по дороге домой, трясясь в стареньком грузовичке отца, сплести для неё красочный венок.