Невеста Темного принца (СИ) - Субботина Айя. Страница 51
— Я сказал, собирайся. Что именно тебе не понятно?
Зачем же так грубо. Не появляться целую неделю, не давать о себе знать и появиться только для того, чтобы отдавать приказы, словно салдафон.
— Мне непонятно, что ты делаешь в моем доме, - сохраняя терпение, сказала я, удерживая между нами дистанцию. Его запах и так обжег меня, сделал такой слабой и мягкой, что стало стыдно перед самой собой. Я никогда не валялась в ногах, и нет ни единой причины изменять этому жизненному принципу. Даже если все во мне, каждая клеточка и частичка, тянуться к нему, грозя разорвать кожу. – Потрудись объяснить, о чем речь. У меня другие планы и я не собираюсь менять их только потому, что ты вдруг вспомнил о моем существовании, Р’ран Шад’Арэн.
— Другие планы? – резким, как стеклянный клин, голосом, спросил он, щурясь, словно хищник. – Надеюсь, они не включают в себя посещение больницы и аборт?
— Как ты… - начала я и тут же замолчала.
Марго. Будь она неладна со своими принципами и правильностью, и материнской опекой, от которой меня, кажется, сейчас стошнит.
Я залепила рот ладонями, пулей вылетела прочь и заперлась в туалете, вместе с рвотой освобождая горькую обиду. Зачем она так со мной? Благими намерениями дорога в известное горячее место вымощена. Надо бы при случае напомнить Марго эту поговорку. И еще ткнуть в лицо паспортом, где ясно видно, что я достаточно взрослая для принятия самостоятельных решений о своем будущем.
Когда рвота, наконец, отступила, я осторожно вышла из туалета, молясь богам, чтобы Р’рана уже не было. Я не готова к нашей встрече. Не сейчас. Не когда я серо-зеленая, мокрая от того, что меня бросает то в жар, то в холод, и точно не в пижаме в идиотских единорогах. Даже если на бирке имя известного дизайнера.
Чуда не случилось: Р’ран стоял посреди гостиной, скрестив на груди руки, отчего его плечи казались еще более широкими, чем я помнила. В глазах моего монстра горел все тот же нехороший огонек. Я прикрыла рот тыльной стороной ладони, мысленно давая себе установку не приближаться к нему ни за что на свете, особенно если в приступе болезненной тоски захочу его поцеловать, потому что зубы я так и не почистила.
— Мы теряем время, Нана, - сказал он таким тоном, будто даже фиалки Маргариты давно поняли, о чем речь.
— Я ничего не теряю, потому что не понимаю, что ты от меня хочешь. И буду очень благодарна, если сейчас ты уйдешь. Мне нездоровиться, как ты видишь.
— Вижу, что тебя тошнит, потому что ты носишь моего ребенка, - холодно сказал он.
— Маргарите нужно научиться держать язык за зубами, - пробормотала я себе под нос. – Я не собиралась делать аборт, - ответила, вспоминая его обвинение.
— Еще бы ты собралась, - рыкнул он и в два шага оказался рядом. Хлоп – и я уже в его крепкой хватке: руки у меня на плечах сжались так сильно, что, кажется, Р’ран собрался раздавить мою грудную клетку. – Ты должна была сказать мне, Нана. Ты, дьявол все задери, обязана была сказать мне о том, что ждешь ребенка. Что, блядь, у тебя в башке?!
Я была слишком истощена, чтобы сопротивляться. Лучше поберечь силы для разговора. Он точно не будет приятным.
— Ты вышвырнул меня, как котенка! Даже не дал мне слова сказать, словно я использованная… влажная салфетка!
— Влажная салфетка? – Монстр моргнул, пытаясь переварить метафору.
— Неважно. Я пытаюсь сказать, что ты не дал ни единого повода думать, что в твоей жизни осталось место для меня и наших отношений. Извини, Р’ран Шад’Арэн, но я не из тех женщин, которые бегают хвостиком в надежде на подачку. У тебя тяжелый период и я искренне надеюсь, что все разрешилось или разрешится в ближайшее время самым лучшим способом, но это не повод вести себя, как эгоистичный мудак.
То, как поменялся цвет его глаз, было сродни приставленному к уху мегафону, из которого доносилось: «Беги, Нана, беги!» И убежала бы, если бы была уверена, что мои руки не останутся у него в кулаках.
Вот теперь я ясно видела, какой в гневе Р’ран Шад’Арэн. И это никакая не гроза, и не шторм, и не лавина. Это чистый Апокалипсис, и если я срочно что-то не придумаю, он погребет меня так глубоко, что мои кости не найдут и через тысячи лет.
— Это я эгоистичный мудак?! – пророкотал он голосом, похожим на камнепад. Потянул вверх, вынуждая встать на цыпочки, заглядывая в мое лицо бешенными, звериными глазами. Мог бы – разорвал на клочки, наверняка. – А как насчет тебя, Нана? Как насчет того, что ты корчишь из себя благородную сраную невинность и распоряжаешься судьбой моего сына?
— Сына? – Пришла моя очередь глупых повторов.
Р’ран проигнорировал мои слова, опустив ладонь мне на живот. Этот жест был жестом собственника, жестом самца, заявляющего права на свое потомство.
И я почувствовала облегчение. Тошнота исчезла, голова перестала кружиться, взгляд прояснился. Мне снова было тепло и комфортно, и – о, боги! – впервые за много дней мысль о еде не вызвала во мне потребность снова «покричать в унитаз».
Наверное, все это так явно читалось на лице, что Р’ран без труда угадал мои мысли. Хмыкнул, явно довольный этой реакцией, и, скомкав пижаму в кулаке, задрал ее чуть ли не до груди. Миг – и его ладонь уже на моей коже. Я дернулась, словно распятая на высоковольтных проводах.
— Это мой ребенок, Нана. Не знаю, чем ты думала, полагая, что я откажусь от него.
— Я думала о том, что ребенку нужна семья.
— И именно поэтому я узнаю, что стану отцом от твоей сестры. – Теплые нотки снова испарились из его голоса. – Хрена с два ты будешь воспитывать его одна. Вышвырни из головы эту чушь, Шпилька, иначе, клянусь, я тебя выпорю долбаным ремнем. И поверь, я никогда не был так чертовски серьезен.
Зачем я кивнула?
— Хорошо, рад, что этот вопрос мы решили.
Он убрал руку с моего живота – и клянусь, я почувствовала, как что-то внутри, под кожей, потянулось вслед за ним. Когда рука моего монстра появилась снова, он держал в ней паспорта – мой и свой.
Так вот куда, по его мнению, я должна собираться.
В ЗАГС.
— Сегодня мы просто распишемся, Шпилька, потому что я слишком зол, чтобы корчить из себя счастливого мужа. Но потом, если будешь прилежной сладкой девочкой, организуем свадьбу с платьями, гостями, деликатесами и прочей сахарной херней.
Да, Р’ран любил употреблять крепкие словечки, но сегодня его просто разрывало, и каждый раз, когда он выдавал что-то эдакое, я невольно прикрывала глаза. Кончилось тем, что он схватил меня за подбородок, задирая лицо так сильно, что у меня заныл шейные позвонки.
— Посмотри на меня, Нана, - приказал он.
Я послушалась – и утонула в его злости, растворилась, как сахар в горьком крепком кофе, и почила на самом дне. Ох, боги, вероятно, я совсем больная, потому что такого Р’рана я, кажется, люблю ровно так же сильно, как и другого, издающего фантастические мурлыкающе звуки после секса.
— Ты станешь моей женой. Сегодня. Лучше пойди своими ногами, и не провоцируй меня.
Хочу-хочу его спровоцировать. Хочу этого Р’рана: пусть чертовски злого, сорвавшегося с цепи, бешеного и, вероятно, лишенного сочувствия, но – живого. Не ту пустую оболочку, лишенную чувств, которую я видела в аэропорту.
— Не пойду, - делая осторожную попытку отступить, отказалась я.
Черный, как остывший ад, взгляд метнулся ко мне, выколачивая воздух из легких.
— Честно говоря, я сомневался, что тебе хватит ума вести себя взвешенно, - рыкнул он и прежде, чем я успела испугаться, взвалил на плечо.
Я пискнула, закрыла рот ладонями, почти уверенная, что меня стошнит прямо на его накрахмаленную рубашку и сшитый на заказ костюм. Но эти двое, отец и сын – почему бы нет, пусть будет сын? – явно каким-то непостижимым образом сговорились у меня за спиной. Я чувствовала себя почти… идеально.
И Р’ран, конечно, не мог простить мне это. Потому что в следующую секунду сдернул с меня штаны вместе с трусиками и очень крепко влепил по заднице. Это было больно! Так больно, что я впервые употребила матерное слово.