Ловушка для Ангела (СИ) - Дмитриева Марина. Страница 58

— Глеб Георгиевич, пообещайте, что вы не будете втягивать в свои дела моего брата. Пообещайте, что не тронете его. П-пожалуйста!! И я буду на вас работать…

— А ты наглая девка! — вызывающая тошноту рука, всё еще лежащая на моём лобке, шевельнулась, больно сдавив нежную кожу. — Смеешь ставить мне условия.

В голосе Моргунова не чувствовалось злости, и это немножко обнадёживало.

— Хорошо, Лина, обещаю, если ты будешь делать всё, что я скажу, то ему ничего не грозит. Но еще один фортель, как сегодня, и с Даниилом может случиться любая неприятность.

Глеб Георгиевич нащупал мое слабое место и теперь плотно посадил на крючок.

— Можно Данька уедет из города?

— Можно, Лина, отчего нельзя, но только помни, я знаю всё… Одно твое неверное движение и кирдык твоему братику, да и тебе тоже. Двух бедненьких сироток даже искать толком никто не будет.

Страшная сказка для ангела не заканчивается, наоборот, лишь набирает обороты. И у меня нет другого выхода — нужно пойти на сделку с главным чертом этого омерзительного представления. Пусть хотя бы у Даньки сложится всё хорошо. Надеюсь, он сможет быть счастливым — за меня, себя и Андрейку.

— Лина, заглатывай целиком, давай, давай, старайся. Мне нужна опытная любовница, отличная хуесоска, а не амеба в постели. Разве ты не знала, мужики очень любят минетить молоденьких девочек.

И я старалась, хотя безумно хотелось сжать его хозяйство зубами и давить-давить, откусить напрочь поганый отросток Моргунова. Говорят, мужчины при этом могут умереть от большой кровопотери. Не надейся, Лина, ты сдохнешь раньше, причем умирать будешь долго и мучительно. Поэтому я продолжала стараться, меня мутило, слюна заливала подбородок и груди, а глаза покраснели от постоянно набегающих слез. Но Глеб Георгиевич совершенно не обращал внимание на мой жалкий вид, пихал и пихал до предела свой отросток. Не выдержала, вырвала прямо на пол…

Тут же получила мощную оплеуху.

— Сука неумелая… Но ничего, научишься, давай сама насаживайся.

Который раз захотелось сжать свои зубы на его плоти и давить, давить… Такой бунт лишь приведет к новым мучениям. Моргунов попросту выбьет мне зубы, а потом отдаст своим парнишкам, чтобы они меня хорошенько натренировали. Он уже неоднократно грозился это сделать. Кое-как отдышавшись, снова насадились на большой багровый от прилившей крови член… Я сломалась, да, после того, что пришлось пережить и сделать, переломалась на мелкие кусочки, теперь у меня одна задача — минимизировать будущий ущерб, не чувствовать больше боли… хотя бы физической. Глеб Георгиевич неторопливо, но все так же глубоко, начал фрикции. И меня снова скрутило в новом приступе рвоты. Как же я ненавижу этого человека…

— Здравствуй, братик. Как вы поживаете?

— Все хорошо, Лина, представляешь, Арсений сказал сегодня «папа».

Сердце болезненно резануло завистью. Нет, я рада за Даньку и Алису, но в такие моменты ужасно угнетала пустота собственной жизни. Просто, когда говорили о детях, я всегда вспоминала собственного так и не рожденного сыночка, которого мне даже не суждено было по-настоящему полюбить. Мой вечный мальчик-с-пальчик, живущий только в угнетающих болезненных воспоминаниях.

— Чудесная новость, Данька! Чудесная!

— Когда тетя Лина приедет к нам в гости?!

— Не знаю, Дань, пока не могу. Чуть позже, может, летом.

— А у тебя как дела, сестренка?!

— Хорошо, — слишком поспешно ответила я.

Впрочем, Данька наверняка догадывался, что к слову «хорошо» моя жизнь не имеет никакого отношения.

После разговора с братом прилегла на диван и закрыла глаза. Отчего-то последнее время я чувствовала себя усталой, прямо-таки дряхлой, уставшей от жизни старушкой. Хотя работой не была перегружена, все дела — пару раз в неделю хуй пососать, да ножки раздвинуть. Официально же я нигде не трудилась. Зачем? Глеб Георгиевич давал мне достаточно денег, чтобы жить безбедно, да ещё и откладывать на черный день. Иногда сама себе удивляюсь, как среди этой грязи я всё еще могла дышать, почему до сих пор не свихнулась или не перерезала вены. Человек ко всему привыкает, в любом положении находит для себя какие-то маленькие радости. Для меня такими небольшими приятностями стали: редкие встречи с братом и его семьей, чашка дорогого кофе по утрам, занятия йогой, ароматный чай по вечерам, а еще… я начала писать романы. Даже стала известна на определенных сайтах. Фентезийные миры Анны Степановой не только мне позволяли скрыться от обыденности и удушливой серости реальной жизни. В моих книгах злодеи получали по заслугам, мужчины были благородными и отважными, женщины — прекрасными и немного взбалмошными, у них рождались чудесные дети… Взяла ноутбук в руки, но сегодня вдохновения не было. Внутри сидело какое-то беспокойство, как будто что-то должно случиться. Плохое? Да, скорее всего. Поскольку ожидать хорошего в моей жизни не приходилось. Встала, достала с верхней полки шкафа небольшой коричневый чемоданчик, в нем было второе дно, где находились доллары и евро и кое-какие весьма дорогие украшения, которые иногда, в приступах щедрости, дарил мне Глеб Георгиевич. Я не любила их носить, они давили тяжелыми кандалами полной обреченности на мою шею и пальцы. Еще в чемоданчике лежала моя любимая игрушка — тряпичный ангелочек с белыми крылышками и веревочными соломенными волосами, его мне подарил папа перед той страшной аварией, но самое главное, там были фотографии… множество фотографий и заметок об Андрее Евдокимове. Сама не знаю, зачем мне нужен этот постоянный душевный мазохизм? Однако я собрала и распечатала множество фото, статей и заметок об этом человеке. Всё, что мне удалось найти в интернете. Однажды, чтобы отыскать кое-какие материалы, даже специально ездила в библиотеку. Разложила их веером на атласном покрывале кровати. Пальчики сами по себе заскользили по бумажным глянцевым листам. Красивый. Мой Андрей — очень красивый мужчина. Со всех фото меня жгли темные проницательные глаза. Странно, отчего-то эти ожоги я тоже относила к небольшим приятностям моей жизни.

— Привет, Андрей, привет! Интересно, как ты там?!

Надеюсь, после всего что случилось, Андрей сможет стать счастливым… О прощении и встрече я даже не помышляю. Есть вещи, которые невозможно простить. Из глаз покатились слезинки. Плачь, плачь, Ангел, а лучше смирись — ты его больше никогда не увидишь. Наши судьбы переломаны одним богатым сказочником, который решил, что имеет право играть жизнями других людей.

Это были последние строчки печальной исповеди Ангела… Схватился за волосы. А в груди распирало, болело, жгло адским пламенем, и крик рвался из горла. Завыл, словно волчара, или медведь, чудище лесное. Боже, что пережила эта хрупкая нежная девушка. Столько боли, столько страданий. Моргунов превратил её жизнь в ад, в нескончаемую страшную сказку. И какой же я осел… Вместо того чтобы хорошенько разобраться в ситуации, держал Лину в кандалах и насиловал, позволив темным сторонам своей личности полностью завладеть собой. Чудовище! Похотливая, глупая, помешавшаяся на мести, жестокосердная скотина. А ведь голубые глазки, они никогда не врали, сколько раз мне чудилась в них мука, но, единожды разочаровавшись, я все равно упрямо продолжал считать её гадиной.

— Черт, Ангел, ну почему же ты молчала, не поделилась со мной всем этим ужасом. Почему, Лина, почему ты не рассказала мне? Зачем позволила мне быть зверем? — кричал я в пустоту раскуроченного дома, пиная ногами стены.

Снова вцепился себе в волосы. Потом вскочил, сбросил ноутбук со стола и с размаху припечатал его ногой сверху. Будто эта пластмассово-металлическая штуковина в чем-то виновна. Разбив её, не поворотишь время вспять, не вернешь своего Ангела.

— Прости меня, Лина, за мою слепоту! Прости! За все прости! — снова орал я на пределе своих голосовых связок.

Но разве она услышит?! Мне нужно что-то сокрушить, а лучше кого-нибудь задушить, разорвать на кусочки, ведь боль Ангела теперь поселилась в моем сердце. Она жжет, нестерпимо жжет внутри. Снова схватился за цепь и пошел колошматить ею во все стороны. Я убью Моргунова, убью… убью всех, кто посмел издеваться над этой беззащитной девочкой, моим Ангелом, найду каждого и переломаю шею. Затем упаду перед ней на колени и буду умолять простить меня.