Еврейское счастье военлета Фрейдсона (СИ) - Старицкий Дмитрий. Страница 34

Дал нам расписаться в ведомости. Подхватил сидор с табаком на раздачу и пошел в другие палаты.

Ладно, у меня тумбочка и так куревом забита. Самым разным. Элитные папиросы, правда, закончились. А ''Беломорканал'' местный мне на вкус нравился. Не то, что ''нордовские'' гвоздики.

Айрапетян вынул из тумбочки пачку ''Казбека'' оставшуюся у него от прошлых выдач.

— Налетайте, товарищи, пока еще есть.

Мамлей, показав нам свои культи, заявил.

— Я бросил курить. Не хочу быть зависимым от других в такой мелочи. Стыдно.

— Ты тогда своими папиросами девочек поощри, что за тобой ухаживают, — посоветовал Раков. — Сам же без них даже писюн в утку заправить не можешь.

— Так они же не курят, — пожал плечами сапёр.

— На конфеты сменяют, — поддержал Ракова Данилкин. — Все жизнь им послаще будет. Разбирайте, братва, костыли, пошли в сортир курить.

— Подожди. Я только зажигалку заправлю, — посмотрел я на на просвет потолочной лампочки пузырек с бензином. Мало его осталось.

— Кончается, — посетовал я, заправляя зажигалку. — Надо было у однополчан заказать грамулечку авиационного. Не догадался.

— У старшины в следующий раз автомобильного попроси, — посоветовал Айрапетян, притягивая к себе подаренные мной костыли. Ну, как подаренные… По наследству доставшиеся. Ему уже сообщили, что переводят в ереванский госпиталь. И чувствовалось, что он весь в предвкушении от будущего на родине. Ждал он какой-то лечебной магии, что ли от родной земли.

— Автомобильный воняет, — ответил я. Откуда-то я это знал.

Утром после бритья всей палаты, наш цирюльник тихо попросил меня переговорить с ним наедине. Уговорились встретиться после завтрака в курилке на первом этаже. Брадобрея нашего, как оказалось, также кормили в нашей столовой завтраком, а на все остальные приемы пищи ему выдавался сухой паёк.

— У меня для вас плохие новости, — сказал он после того как первый раз затянулся стрельнутой у меня папиросой. — Я не найду столько лезвий для жиллетовского станка. Может вас что-то другое удовлетворит?

— А сколько есть?

— Сотня родных фирмы ''Жиллет''. Три сотни британских фирмы ''Блюберд ревендж'' — эти даже получше американских будут, ими раз по пять-шесть подряд бриться можно. Ну и в разнобой там штук полста наскребу. Может еще есть места в Москве, где они есть, но я такие не знаю.

— Итого четыреста пятьдесят лезвий всего, — констатировал я. — А договаривались на две тысячи четыреста. Маловато будет.

— Дорожный гарнитур для бритья я бы предложил вместо лезвий. Станок. Стаканчик для мыла, помазок барсучий не пользованный, поднос, коробочка для лезвий. Всё серебро. Несессер кожаный. Удобный.

— Фаберже? — Усмехнулся я.

— Нет, продукция Хлебникова. Она проще будет, чем у Фаберже, помещанистей, но вес серебра несколько больше.

— Так… — задумался я. — Понимаю, что у вас есть наборы и попроще, но вы исходите из количества лезвий за этот гарнитур.

Брадобрей только руками развёл.

— Огласите, пожалуйста, весь списочек, — подпустил я некоторого ёрничанья.

Он вздохнул, угостился еще одной беломориной, прикурил от протянутой мной зажигалки, выпустил дым и поинтересовался.

— Товарищ Фрейдсон, вы сразу скажите, что вам нужно и от этого будем плясать.

— Иголки, — ответил я сразу. — Булавки английские. Нитки черные, белые, зелёные.

— Полотно белое, — продолжил брадобрей.

— Немного. На подшивку подворотничков. Мне фабричные не нравятся. Можно пару отрезов сурового полотна или бязевого. — Это я матери вышлю. Матери самого Фрейдсона, пронеслось в голове. Надо же чем-то компенсировать то, что тело ее сына отнял. А чем? Дефицитом конечно. — Что еще можете предложить? Я же вижу, что у вас за пазухой что-то есть такое эдакое.

Брадобрей решился.

— Пальто кожаное американское с подстежкой из шерсти гуанако. Воротник зимний пристежной также. Кожа тюленя. Непромокаемая. Цвет, правда, желтый. Но на ваш размер точно. Зима кончится, можете подстежку снять и носить как демисезонный кожаный плащ.

— Что? Совсем желтый? — удивился я. — Как лимон?

— Нет, — усмехнулся наш парикмахер. — Желтой кожей называется коричневая. Желтые ботинки — коричневые по цвету. Традиция такая. У нас такие кожаные регланы шьют из черного хрома, правда зимний вариант не превращается в летний. Мех бараний там намертво пришит. Да и тяжелее они. А это пальто легенькое. Для себя искал такое да по размеру не подошло.

— Откуда такая роскошь?

— Американские самолеты перегоняют к нам в комплектации пилотской куртки, такого пальто, лётных очков и пистолета Кольт. Куртки до летчиков доходят, а вот такие пальто по дороге теряются. Если вам интересно, то я принесу его вам померить.

— За сколько лезвий?

— За тысячу.

— Приноси. Да… И иголки чтобы были разные по размеру.

— Цыганские, парусиновые?

— В том числе. Чай хороший есть?

— Вот чего нет, того нет. Можно плиточный достать. Он крепкий, но вкус не очень. Грузинский есть хороший. Цветочный. Тот, что не для народа, а для больших начальников. Но дорого. Потому как такового и в коммерческой продаже нет.

— А сколько чай стоит в коммерческих магазинах?

— Стограммовая пачка грузинского чая первого сорта, что до войны стоила восемь рублей, дешевле, чем за семьдесят пять не найти. И то качество стало хуже. Может, скинете число лезвий, а?

— Слово сказано, — покачал я головой.

— Слово сказано, — согласился он и больше не поднимал этот вопрос.

И мы довольные разошлись. Что я был довольный понятно. Но вот чем был доволен брадобрей я не въехал. В чем-то он меня все-таки обул. Но вот в чём?

9.

В палате рассказывали анекдоты. Выступал Айрапетян, рассказывая с неповторимым кавказским акцентом.

— Дэвушка, у тэбэ сиськи ест?

И тут же тоненьким голоском отвечает.

— А как же!

Пачему нэ носишь!

И все ржут. Застоялись товарищи командиры как жеребцы на конюшне.

— Что у нас хорошего? — спросил я.

— Ко мне мастер приходил, — похвалился майор. — Мерки снимал. Обещал быстро протез сделать. А это такое дело… С протезом меня в армии оставят на нестроевой. Голова-то целая осталась, а для артиллериста голова — главное. Особенно для крупных калибров, где траекторию надо грамотно рассчитывать. А это уже даже не военкомат, а артиллерийское училище — опыт передавать. Но все равно выслуга остается. Мне до пенсии всего девять лет осталось, если считать с фронтовыми.

— А разве в Ереване есть военное училище? — спросил Данилкин.

— В Тбилиси точно есть артиллерийское училище. А это рядом, — гордо ответил Айрапетян.

— Ну, да, два лаптя по карте, — усмехнулся Раков.

— В пределах Союза совсем рядом, — поддержал майора сапёрный мамлей.

— Рядом. Поезд меньше суток идет, — подтвердил Айрапетян.

— А как идет фронтовая выслуга? — спросил я.

Сначала они на меня посмотрели, как на ущербного какого. Но потом опомнились и учли мои мозговые травмы. Поняли и простили.

— День за три, — просветил меня бывший комэска. — Это в действующей армии.

— А запасной полк считается? — впитывал я полезную информацию.

— Смотря какой, — это уже Айрапетян снова вклинился. — Если в прифронтовой полосе то да. Точнее смотри список частей входящих в действующую армию. Лучше анекдот расскажи.

Что с ними делать? Рассказываю.

— Поймал мужик золотую рыбку. Та ему русским языком говорит: давай желание по-быстрому и отпускай в море. Мужик репу почесал и молвит: хочу, чтобы у меня всё было. Рыбка золотая кивает и говорит: что ж, мужик, у тебя всё было.

В палате недоуменное молчание.

Потом Раков заявил, выражая общее мнение:

— А где тут смеяться?

— Думайте, — усмехнулся я и вышел из палаты.

В спину донеслось приглушенное мнение.

— Опять у него какие-то жидовские штучки.

М-м-м-м… да этот юмор, всплывший в моей голове, оказался чужд местному населению. И мое счастье, что всё списывается пока на мою еврейскую хитромудрость. Моё еврейское счастье.