Котятки, или как я была женой психопата (СИ) - Белоконская Татьяна Сергеевна. Страница 11

Чаще отец приползал домой на карачках и вот тогда начинался ужас ужасный.

- Таня, собирайся! - тревожно приказывала мама.

- Куда мы идем?

- Не знаю! Какая разница?! Не копошись!

- А мы навсегда?

Каждый раз, когда нужно было срочно убегать из дома, мне казалось, что мы больше никогда не вернемся. Поэтому я плакала и собирала самое ценное: куклу и новые вещи.

На верхней полке огромного платяного шкафа с зеркальными дверями мама хранила мои детские обновы. На вырост. Там лежали модные свитера, немецкие платья, колготы и трусики-недельки. Достать сие в глубоко советские времена было сродни откопать слиток золота в огороде.

Поэтому к сокровищам наверху шкафа я относилась соответственно. По сути, я так никогда и не смогла взять в бега ни одну из этих вещей. Мама брала совсем другие, старые.

Иногда нам везло и мы успевали одеться, пронырнуть с вещами и выбежать на улицу. Тогда мы садились на 102 автобус и уезжали к бабушке. Или брели к "районным" знакомым, где нас кормили и отогревали.

На 8 этаже подъезда жила потрясающая женщина, которой мама вручила меня однажды полуголую. Та одела меня в одежду своей дочери (кстати, тоже Тани) и я пробыла у нее несколько часов, пока отца паковали в бобик.

Местный участковый был другом семьи, а кутузка в нашем же многоподъездном доме - место укрощения строптивого папки-алкаша. Ему били морду, морили голодом, отбивали почки. Мама не писала заявлений, участковый с дружественным нарядом выручал просто так. Воспитательной работы хватало на несколько дней, пока внутренние органы приходили в норму. Потом начиналось все сначала.

Отец бросался на маму с ножом, неоднократно разбивал стекла в дверях и окнах. А однажды брызнул из газового баллончика на мою кошку Фросю. Захотелось человеку позабавиться!

Наш дом славился дополнительными "орудиями" воздействия. У отца был пистолет. Черный, тяжелый, как в кино. С какой целью и каким образом оказался в руках больного алкозависимого человека, история умалчивает. Отец запихивал пистолет в штаны, сверху одевал зеленый пиджак. Так, чтобы вроде и не видно, но руку поднял в троллейбусе, а тут хоп, и устрашающее оружие "случайно" заблестело. Насколько знаю, не выстрелил ни разу.

Я ненавидела все, что было связанно с отцом. Я презирала бабушку по папиной линии просто за то, что она родила этого ублюдка.

Бабушка Катя была маленькой женщиной. Ее скудный гардероб состоял из ситцевых платьев-халатов и платков. Она жила в хрущевке с проходными комнатами на втором этаже.

Там всегда пахло едой. Мой приезд для нее был праздником на уровне религиозного. Постели выбеливались и гладились тяжелым чугунным утюгом. Скупались килограммы конфет "Золотой ключик" и предлагались в неограниченных количествах. Я обжиралась ими от пуза, а бабушка заботливо сметала веником бумажки с пола.

Она готовила незабываемое пюре с подливой. Уж не знаю, откуда она брала на молочную телятину, фрукты и мороженое каждый день, но мама после выходных не могла меня поднять. Дедушка Иван водил меня кататься на железной дороге и рассказывал о своей большой семье, ни одного члена из которой мне так и не посчастливилось за жизнь увидеть.

Жили они на Сырце в слаженной системе еврейских взаимоотношений. Из представителей украинского гражданства, казалось, была только бабушка и я.

- Катичка! Душечка! Твоя Танечка такая красавица, а Женечка сильно урод! - интеллигентно обращалась к бабушке тетя Белла, живущая по-соседству.

- Белла, ну почему урод? Просто маленький еще, - бабушка старательно занималась самовнушением по поводу внешности моего двоюродного брата.

- Катичка, я вижу, шо говорю! Приводи ее ко мне, а сама поправляй этого (тычет пальцем в двоюродного брата)! Намажь физиогномию крэмом, что ли!

Жить среди еврейского сообщества было здорово. Большие торжества в виде свадеб или похорон отмечались всем двором.

Однажды хоронили какого-то мужчину. Это первые похороны, на которых я присутствовала. Дом рыдал так, как будто провожали в последний путь Сталина. На фоне всеобщей утраты и плача, я не выдержала и сама плакала так сильно, как будто знала несвоевременно умершего и любила всем сердцем.

Бабушка Катя исправно водила меня на прогулки. Рядом с домом находился Бабий Яр, куда каждый раз по приезду я непременно должна была сводиться. Это были очистительные высоко этические походы, воспитывающие сострадание и жалость к людям. Я понятия не имела тогда, что такое Холокост или нацисты, но каждую деталь памятника знала наизусть.

Полураздетая женщина с завязанными руками сзади склонилась на коленях над плачущим младенцем, не имея возможности взять на руки и накормить. Позади несколько людей в форме и с винтовками, издевательски наблюдают за воплями матери с малышом. Плакал ребенок, мать и я. Глядя на эту каменную достопримечательность мое маленькое сердце сжималось от боли: "Ну почему же вы, гадкие дядьки, издеваетесь над ними? За что?!"

Бабушка умерла когда мне было 13 и после смерти я ни разу не была в Бабьем Яру.

Я плакала, когда мама оставляла меня там. Я винила бабушку за то, что у меня такой отец.

Прошло много лет, когда я поняла как сильно она любила меня и маму.

Однажды ночью он приехал и забрал меня от бабушки, повез сонную на такси. Бабушка не пускала, но тот взмахнул разок своей рученкой и та съехала по стене с разбитым носом. Мы приехали домой. Он уложил меня рядом на огромной кровати в спальне. Было холодно и я тулилась к отцу как могла. Он ни разу меня не обнял.

Странно, но я не помню, чтобы мама плакала и жаловалась на вынужденные побеги и скандалы. Видимо, было слишком привычным.

Помню, в канун Нового года мы оказались у маминых друзей, где остались ночевать.

В тот предновогодний вечер отец притащил домой елку. Срубленную у магазина домашним топором, голубую, пушистую с невероятным запахом новогоднего дерева. Она стояла на балконе и ждала, пока мы ее нарядим. Отец спрятал ель, чтобы "порадовать" маму. Та отчего-то не порадовалась и очередной скандал закончился фееричным выбросом полтораметровой елки с балкона нашего пятого этажа. Она летела вниз, а я недоумевала, куда теперь Дед Мороз положит подарки...

Он прилетал ко мне по домашнему адресу, а сегодня меня там не будет. Я проплакала полночи, а наутро мне подарили железную новогоднюю елку и заводную жабку с белым пузом, которая плавала в ванной. Тогда я подумала, что Дед Мороз прилетает не по адресу, а конкретно к ребенку и всегда меня найдет.

Когда мамы не было дома, я могла убежать к соседке тете Алле, живущей этажом выше. Бегать за мной отец себе не позволял. Там меня поили чаем и рассказывали удивительные истории обо всем на свете. Тетя Алла была очень интересной женщиной, работала на телевидении. Жила одна, поэтому возможностью принять у себя живую душу не пренебрегала.

Так же у меня имелся номер телефона тети Лены, которая заранее была предупреждена об алгоритме действий на случай "пришел пьяный". Это экстренный путь спасения, но однажды и он пригодился.

Я сидела в своей комнате и шила куклам наряды. Я очень любила рукоделие. Шитье, вышивка и вязание были прекрасным способом успокоить нервы, оправдать страх выйти из комнаты к пьяному отцу и забыть об одиночестве.

Я вышла в туалет и заметила открытую на балкон дверь. Из нее торчала отцовская нога. Мне 9-летней показалось это необычным и я подошла ближе. Передо мной предстала ужасающая картина - отец порезал вены.

Крови было немного, мелкая лужица овальной формы. Он полусидел, облокотившись о синюю стену балкона с закрытыми глазами. Вроде, дышал. На правой руке виднелся порез ближе к изгибу локтя, из которого сочилась кровь. Она струйкой стекала на пол, образуя тот влажный кровавый овал. Левая рука лежала на животе и я не видела, поранена ли она. Я ощутила странный запах и меня затошнило.

Я стояла несколько минут не шевелясь и ждала его смерти. У меня катились слезы по щекам, было страшно наблюдать кончину родного человека, но я не пошевелилась: "Он умер? Как проверить?"