Как Из Да́леча, Дале́ча, Из Чиста́ Поля... (СИ) - Тимофеев Сергей Николаевич. Страница 54

- Чего? - не понял воевода.

- Чего-чего... - поддразнил его Алешка. - Это кто ж по ночам в лесу на телеге разъезжает? Твой посадник, небось, меду хватил хорошенько, прежде чем рассказывать... А ему, должно быть, бабки какие небылиц наплели...

- Я поначалу тоже так подумал, - неожиданно беззлобно отозвался Клык. - Плетет, ни весть что. Особенно когда про разбойников речь завел.

- Разбойники-то хоть пламенем не дышат? Этих-то стрелы с мечами достают?

- С ними совсем беда. Они, вишь, много зла понаделали, много кровушки людской пролили, пока нашли, где они прячутся. Избу в лесу, в месте непроходимом, частоколом обнесенную. Окружили со всех сторон, да стрелами и запалили, в отместку за дела их страшные. Так они там и остались, до поры до времени...

- Что значит: до поры до времени?..

- То и значит, что не до конца разбойники спалились. Не приняла их мать-Сыра-земля, не простила им зла их. Вот они и продолжают дела свои черные...

- Так они что же, живы?

- Какой там живы, изба, говорят, до золы угорела...

- Может, их там и не было вовсе, когда горела...

- Были. Видели их там.

- Ты, Клык, говори себе, что хочешь, а только мертвые на живых не охотятся.

- Без тебя знаю...

- А коли знаешь, чего мелешь попусту?

- То и мелю. Люди сказывают - как раньше свирепствовали, так и сейчас.

- Люди много чего сказывают. Я так думаю, самим надо на место наведаться, да все там хорошенько посмотреть.

- Знамо дело, надо... Вот завтра и поезжай. Дам тебе еще пятерых в помощь. Сами здесь пока останемся. Тоже осмотримся.

- Не, я один съезжу. Мне пятеро только помехой.

Глянул на него воевода, головой покачал.

- Как знаешь. Один - так один. Уговаривать не буду.

Поднялся и ушел.

...Пожарище, что от логова разбойничьего осталось, было проще найти, чем не найти, так показалось Алешке. Даже удивительно, что они столько времени безобразничали. Он, пока дорогу выспрашивал, столько от людей про них понаслышался, что просто удивительно, отчего их прежде-то к ответу не призвали. То еще непонятно было, не так про них сказывали, как Клык давеча. Нет, людишек они, выходило, столько побили, сколько на приличное царство-государство хватит, да только не об этом речь шла. Об этом, конечно, тоже, но как-то мимоходом и вроде бы даже с пониманием. Разбойник, он и должен лютовать, иначе какой же он разбойник? Это само собой разумеется. За то их кара и настигла. Но больше всего, - это Алешка только сейчас понял, - людей заботило не это. Сокровищ уворованных не нашли, вот в чем беда. Они ведь столько награбили, на ста телегах не увезешь. Взять, к примеру, бондаря, что на самой окраине деревни нашей живет. Как пришли, да пригрозили хорошенько, он им сам, на день черный в подполе припрятанное, и отдал. Своими руками выкопал и отдал. А уж было-то у него... И дальше - кто во что горазд. Едет потом Алешка мимо двора того самого бондаря, глянет на лошаденку тощую, - за вилы станет, так ни за что не найти, - да на коровенку, - то еще тощей лошаденки будет, - на избенку покосившуюся, - и как-то сомнительно ему станет, чтоб бондарь на день черный казны, больше чем у князя киевского, припрятал. Так ведь и если товары все, у гостей отобранные, возле стен червенских складывать начать, пожалуй, на другую сторону сыпаться начнет. Дыма, конечно, без огня не бывает, только здесь уж больно густо надымлено. Искорки не видать, чего уж об огне говорить.

То еще не понятно - кого ни спроси, всяк тебе про соседа скажет, а про себя - ни слова. Самого беда стороной минула. Деревни пожженные? Да вон они, версту проедешь, тут тебе и пожарище. А там целая стоит, и в обратном направлении рукой машут, там, мол, ищи. Странно как-то все получается.

Опять же, тропа к логову разбойничьему, и не тропа вовсе. Мало - не дорога прямоезжая. А ям-то по обеим сторонам сколько, и не сосчитать! Как где место, чем приметное, там обязательно яма. Тут к бабке ходить не надо - золотишко припрятанное люди ищут. Может, оттого и пугают друг дружку, что разбойники и мертвыми окрест рыщут, чтоб кроме них сюда никто - ни ногой? А сами, как времечко выпадет, лопату в руки - и сюда? Добро на дармовщинку, кто ж от такого откажется? Слыхал, правда, в детстве, что клады - они не просто так даются. Найти не просто, а взять еще сложнее. Тот, кто прячет, тоже, небось, не дурак. Скажет слово заветное, и будь ты хоть в три аршина умом, нипочем не возьмешь. Вот, к примеру, говорили про кого-то на соседней улице, в Ростове. Он, мол, как-то подгулял сильно, и до дому все никак добраться не мог. От забора к забору - куда ни шло, хотя тоже не просто. Стоит отпустить, забор-то, как сразу будто кто землю из-под ног выхватывает. Он уж и палку какую-то поднял, а все одно несподручно. Мыкался, бедолага, мыкался, пока не поскользнулся да в лужу не упал. Хорошо, летом приключилось, не замерз. Сколько прошло, оклемался, и никак поначалу в толк не возьмет, ни где он, ни кто он. Оно и понятно. Лежит себе в тепле, кто-то рядом, под рукой похрапывает, ан не жена. Глаза кое-как продрал, и видит - в луже он, а рядышком свинья здоровенная пристроилась. Похрюкивает, почавкивает, и даже ухом вислым дергает. Вот ведь как оно обернулось. Поднялся, глянул по сторонам, - не видел ли кто его позорища, - а потом со злости ка-ак ахнет по свинье палкой!..

И тут, - правду говорят, - не было бы счастья, да несчастье помогло. Была свинья, и вся вышла. Скукожилась, и обратилась кучкой гривен. Ну, тот стоит, глазам своим не верит. Подобрал одну, осмотрел со всех сторон, на зуб даже попробовал. Только чего ее пробовать - гривна, она гривна и есть, не пирог с грибами. Обрадовался, плюхнулся опять в лужу, на колени, и ну хватать да по карманам распихивать. Пихает, пихает, а кучка вроде как не уменьшается. Так куда ж ей уменьшаться, коли один карман у него дырявым оказался? Все, что запихнул в него, обратно и утекло...

Ну, не оставлять же добро... Вспомнилось еще: коли не все подобрать, так и пользы не будет. Обратятся гривны, как солнышко взойдет, не пойми во что. Рубаху с себя скинул - все одно никто не видит - и загреб в нее все, что в луже было. На плечо - и домой. Мед из головы ровно ветром выдуло. Пробрался на двор, спрятал рубаху в подклети, а сам в сарай подался, не стал никого в избе поднимать.

Ну так его самого поутру подняли. Жена у него, признаться, ни в чем мужу не уступала. Ино он ее поколачивал, а ино - она его. В этот раз сила на ее стороне оказалась. Пошла она поутру корову доить, а в подклети пахнет, ровно в хлеву. Поискала, нашла рубаху мужнину, распахнула, ан там коровьи блины. Вот она этими самыми блинами мужа и отходила. Не помогло ему, что все рассказал, как на самом деле приключилось. Не поверила. Еще пуще облаяла. "Путные мужья, - кричит, - и впрямь гривны в избу приносят, а этот..." - И блином - шлеп!..

Сказать по правде, мало кто поверил. Однако, нашлись и те, которые каждое слово за чистое серебро приняли. Сочувствовали. Надо же, как не повезло человеку. Такая удача в руки сама далась, а взять не сумел. Не все из лужи выгреб, от того и обратилось серебро в лепешки коровьи... А может, по дороге что выпало, из рубахи али портов, поди, теперь, узнай. В общем, дважды человек пострадал.

Пока вспоминал, до пожарища добрался. Тын-частокол огнем почти не тронуло. Где повалился, где торчмя торчит, точно зубы у старика. Зато изба почти до основания выгорела. Главное - они логово свое не таясь, на полянке выстроили. Добираться сюда, конечно, тяжеловато, спору нет. Оно, как говорили, с трех сторон топью непроходимой окружено. Ну, топи не видел, а коли б не тропинка пробитая, может, и не нашел бы. Только вот это ж какие головы на плечах иметь надобно, чтоб посреди леса пожар учинить? Дунет ветерок искрами, - был лес, да весь вышел. Не ладно, в общем, выходит.

Опять же, и здесь ямы. Боялись бы разбойников, не стали б пепелище тревожить...

Вслух, наверное, молвил, потому как голос позади отозвался.