Печать бога (СИ) - Теоли Валерий. Страница 28

   Прощальную речь взялась сказать матушка Лазария ди Шизо, нарядившаяся по печальному поводу в чёрную шёлковую мантию, натянутую поверх небесно голубого атласного платья. Шляпу настоятельницы украсили жёлтыми тюльпанами - вестниками разлуки с любимым человеком. Подняв очи к небу, по которому плыли облачка, отдалённо напоминавшие белокрылых лошадок, она начала говорить.

   - Я рада сегодня видеть всех вас здесь, дорогие друзья! У человека в жизни есть два события, равнозначные по значимости: день рождения и похороны. Наш общий друг Вальден ди Сави, преподобный магистр Ордена Мудрости, - она всхлипнула и элегантным, лёгким движением смахнула наметившиеся на ресницах слёзы, - этот талантливейший поэт, гениальный мыслитель сегодня умер. Так и напрашиваются из моего трепетного, нежного сердца строки, написанные мною, когда меня известили о его трагической кончине...

   Ди Вижен не желал слушать отвратительную, по его мнению, поэзию матушки Лазарии. Заорав нечто умилительное, он рассчитанным движением запрыгнул на державшийся руками носильщиков гроб и сшиб с него крышку, оказавшись поблизости от цели. Не выдержавшие командорского веса носильщики выронили гроб, рухнувший в яму вместе с завывающим ди Виженом.

   - О, я понимаю ваши чувства, дорогой друг, но возьмите себя в руки! - патетично крикнула в яму матушка Лазария. - Милого Вальдена уже не вернёшь, он навсегда останется в нашей памяти. Господь Всемогущий, да помогите же ему вылезти оттуда кто-нибудь!

   Командора с превеликим трудом вытащили из могилы. Сутана его, испачканная сырой могильной землёй, изорванная после попыток вытащить ди Вижена, подцепив за ткань крюком, не подлежала восстановлению. И всё же он сиял от радости, которую многие приняли за расстройство расшатанных нервов. Выбравшись из щекотливой ситуации, он не пожелал остаться на поминальный ужин во дворце градоначальника и вернулся в резиденцию Ордена Карающих.

Глава 6. Мышиная возня

   - Ужин! Ужин! Ужин! - раздавалось отовсюду наравне с ударами вечернего колокола.

   По коридорам городской темницы витал дурманящий аромат грибной похлёбки, забиравшийся в камеры и дразнивший заключённых, захлёбывающихся слюнями. По освещённому огнём настенных факелов коридору гордо шествовал тюремщик-повар в белом колпаке и переднике поверх кольчуги. На подносе дымили миски со снедью для начальника темницы, выводящей из себя воющий, бранящийся и выглядывающий из камер лихой люд.

   От всеобщего гама проснулся Виктор. Как ни странно, он успел выспаться за те короткие часы, что даровал ему до заката солнечный бог Фариил, и чувствовал себя отдохнувшим и уверенным в правоте принятого им после разговора с горбуном решения.

   Аполли был везде прав. Виктору не выбраться из переделки живым, ему не восстановить своё доброе имя и статус в Ордене. Оставалось лишь уныло ждать трагической развязки, либо, что было по душе бывшему монаху, с головой броситься в омут новой жизни, изо всех сил сопротивляться судьбе и выйти победителем. Виктора обуяло чувство возбуждения, подобное тому, какое испытывают лошади перед скачкой. Он поставил цель и либо добьется своего, либо погибнет. Так он решил и не отступит ни перед какими трудностями. Правда, он ни на секунду не забывал, по чьей милости оказался в затруднительной ситуации, положившей конец его старой, давно спланированной жизни, и собирался отплатить гадкому горбуну в будущем. Доверия Аполли не вызывал ровным счётом никакого, иметь с ним дело было всё равно, что полагаться на симпатию пустынного скорпиона, и Виктор уже думал, как ему отомстить. В голове роились фантазии, показывающие Виктора-победителя наступившим на горб Аполли; горбун слёзно умолял о пощаде, обещая отдать бесплатно все книги, артефакты и хранящиеся в заколдованной пещере сокровища.

   "Вот ребёнок", - оборвал мечтания строгий внутренний голос. Заключённых держат в городской темнице всего несколько дней до выяснения обстоятельств задержания, потом либо отпускают, либо отправляют на каторгу, в настоящую тюрьму.

   Да, действительно, в первую очередь нужно подумать о том, как выбраться из темницы. Стены толсты, дверь не выбить даже ручным тараном, прутья оконной решётки глубоко вмурованы в стену, к тому же, они крепятся железной рамой. Есть, конечно, возможность проскрести острым твёрдым предметом дыру в полу, чтобы попасть в подвал, а там попробовать прорыть подземный ход за пределы города; благо, темница лепится к городской стене. На это уйдут годы, нет, десятилетия! Он к тому времени состарится и, может быть, отдаст концы, передав дело всей жизни какому-нибудь молодому сокамернику. Чушь, полная чушь! Думай обстоятельно, а не представляй себе всякие глупости! - заорал внутренний голос, как всегда не в меру серьёзный. Ну, обстоятельно так обстоятельно.

   В конце концов, он ведун, причастный к таинствам богов Гортиила и Чусиила. Гортиил, бог знаний, сможет открыть ему, каким образом сбежать из темницы, непредсказуемый бог случайности Чусиил подарит удобный случай. Если, разумеется, после исключения его из Ордена Мудрости они услышат его молитвы.

   Но, если реально смотреть на вещи, чего он добьётся без посоха, аккумулирующего дарованную ему богами духовную силу? Для совершения чудесного воздействия необходимо сосредоточение; где его найти в шумной камере, забитой отпетыми негодяями, так и норовящими поиздеваться над ним, слабым и беззащитным? И чего такого чудесного он способен сделать, даже если бы с ним был его намоленный посох? Высшие силы откликались на его призывы неохотно, как бы подчёркивая его маловерие, потому он мог творить лишь простейшие чудеса: зажечь огонь в промасленной лампадке, подчинить своей воле крошечное живое существо, скажем, таракана, создать кратковременную иллюзию, исцелить лёгкие раны. Небогатый арсенал, короче говоря. Огонь. Может, устроить в камере небольшой пожар, пускай прибегут тюремщики, начнут тушить, создастся паника, и появится шанс в суматохе сбежать. Нет, маловероятно, что у него получится сбежать; входы-выходы наверняка тщательно охраняются, незаметно пройти мимо бдительных сторожей с собаками вряд ли возможно. Зато есть вероятность пострадать при пожаре в случае нерасторопности тюремщиков.

   А что, если сотворить иллюзию пожара? Нет, вряд ли на неё поведутся тюремщики, которых не будет в камере в момент создания фантома. Подчинение таракана или нескольких вшей, в изобилии лазающих по полу, стенам, потолку и одежде заключённых, тоже мало чем поможет.

   Когда ведовство бессильно, в ход пускается ум, ловкость, смекалка и все доступные предметы, как любил говаривать мастер Констанций Дерво, упокой Господь его бессмертную душу. Значит, придётся обойтись без помощи вышних сил. Что бы эдакое придумать...

   Как на зло, на ум не приходило ничего путного. Силы были слишком неравны, изощрённость ума тоже не дотягивала до необходимого для придумывания плана побега уровня. Горбун точно что-то придумал, не зря он обещал святому охотнику, что тот не застанет его вечером в темнице. Хотя вечер наступил, и святой охотник с минуты на минуту мог объявиться; при мысли о нём Виктора охватывал неосознанный страх. Чего в нём, спрашивается, такого страшного кроме злого голоса, злого взгляда, бредовых идей и власти над судьбами заключённых? Тот же Аполли его ничуть не боится. Вон, сидит за стенкой и наравне со всеми обсуждает несправедливость темничного режима и недостатки питания заключённых.

   Зайдя в тупик собственных опасений, страхов и подозрений, Виктор ощутил сжимающееся пространство камеры. Стены сдвигались, потолок давил на грудь неподъёмной ношей, не дающей свободно дышать, недовольные возгласы заключённых гудели в черепной коробке, угрожая взорвать голову. Тише, тише, успокойся, братишка, всё будет в порядке, ты только не бери близко к сердцу; помнится, один из гранд-мастеров так разволновался по поводу гибели любимого хомячка, что у него случился сердечный приступ, и душа его отлетела в заоблачные высоты, к пушистому грызуну. Нет, нам такого не надо, братишка. Дыши ровно, глубоко, сосредоточься на дыхании, как учили делать в чрезвычайных обстоятельствах наставники Ордена Мудрости.