Ради тебя (СИ) - Снежинская Катерина. Страница 1

Ради тебя

Катерина Снежинская

1 глава

Если верить новомодным романистам, голоса из прошлого обязаны звучать таинственно и немного зловеще или, по крайней мере, с намёком на угрозу. Героине же, услышавшей глас из пучин ушедшего, надобно бледнеть, потеть и балансировать на грани обморока, потому как тяжкие воспоминания должны нахлынуть и непременно волной, а картинам пережитого положено туманить голову, сердцу биться, крови гудеть в висках... Или, наоборот, сердцу гудеть, крови биться?

- Здравствуй, Тиль.

И никаких тебе волн, туманов и прочего стресса, даже не вздрогнула от неожиданности, не онемела от растерянности. И от этого немного обидно стало: всё же хочется почувствовать себя романтичной героиней, эдакой трепетной ланью. Тем более что место, время, да и вообще антураж уж больно подходящие.

- Тиль? - напомнил о своём существовании «призрак из прошлого».

Так, кажется, их называть принято?

- Добрый день, господин Крайт, - Тильда Арьере, как и положено благовоспитанной хозяйке, обернулась, улыбаясь вежливо, но сдержанно. - Простите, я не хотела быть грубой, просто не ожидала вас увидеть.

- На похоронах дяди не ожидала увидеть? - удивился Карт вполне правдоподобно, пожалуй, даже растерялся.

- На похоронах вас не заметила. Слишком много народа собралось, да и не рассматривала я гостей.

Врать себе - дело последнее. Она тоже растерялась, да ещё как, хоть и не онемела, конечно. Впрочем, наверное, стоило пожелать, чтобы язык отсох и не молол чушь.

Тиль разгладила траурный бант на рукаве, достала платок, сунула его в другой карман, без надобности волосы поправила. И всё-таки заставила себя руки опустить, для верности пальцы в замок сцепила, подняла голову.

Он, конечно, изменился. Что, собственно, нормально - за десять-то с лишним лет любой поменяется. Те же проклятые Небом романисты написали бы, что Карт возмужал. Впрочем, по-другому и не скажешь, не постарел же. До старости ему ещё ой как далеко, мужчина в самом расцвете сил. Лицо, пожалуй, огрубело, черты резче стали, фамильный нос длиннее и массивнее. Возле глаз морщины, но возраст тут совсем ни при чём, такие появляются у постоянно щурящихся людей. Кожа грубая, продублённая, обожжённая загаром до кирпичной красноты. У висков и над ушами полоски седины, будто мазки кистью. А голубая форма Крайту шла по-прежнему, может, даже больше, чем раньше, потому что в плечах и груди раздался.

- Я на самом деле не подумала, что ты можешь приехать, - Тиль подозвала официанта, взяла ненужный, в общем-то, бокал - надо же чем-то руки занять. - Потому и нахамила с ходу, от неожиданности. Может, начнём сначала? Рада тебя видеть, Карт. Ты в гостинице остановился? Думаю, здесь тебе будет удобнее, я могу распорядиться...

- Не беспокойся, я уеду сразу же после оглашения завещания. А врать даже из вежливости не стоит. Тебе это не идёт.

- Хорошо. - Тиль постаралась, чтобы на этот раз улыбка вышла сахарно-сиропной. - Я не рада тебя видеть. Так лучше?

- Гораздо, - Карт улыбнулся, но не губами, они-то как раз остались неподвижными, а всем лицом - морщины у глаз стали глубже, чётче, нос показался не таким ястребиным, а подбородок квадратным. - Теперь уж я предлагаю начать сначала. Как поживаете, госпожа Крайт?

- Я уже давно Арьере, не Крайт.

- Ты вышла замуж?

- Восемь лет назад. Дядюшка разве не писал тебе? Ах да, совсем забыла! - сокрушенно всплеснула руками Тиль и едва не пролила вино себе на юбку. - Вы же не общались, прости. А ты как? Жена, дети?

- Ты прекрасно знаешь, что мне заменяет и жену, и детей, - Карт остался невозмутим, как скала, - в этом плане ничего не изменилось.

- Да, я читала о твоих подвигах. Газеты в прошлом году от восторга просто захлёбывались, - Арьере отставила на широкий подоконник бокал, так и не пожелавший помочь себя в руках держать. - Золотая эскадрилья то, Золотая эскадрилья сё - это впечатляет. По-прежнему летаешь с Кархом?

- Нет, - вот Крайту фужер явно не мешал, да и захмелеть он, кажется, не боялся. Прихлёбывал себе, глядя на Тиль поверх края бокала. - Старик теперь молодняк учит. Я с Грегом.

- С Грегом, - повторила невесть зачем. Что Крайт сказал, Тильда поняла мгновенно и также мгновенно осознала. Но знание это было слишком неудобным, не желало оно укладываться, к мыслям прилаживаться, раздражало. Его хотелось выпихнуть из головы, таким неуместным оно казалось. - Я не знала.

- Никто не знал. Его до сих пор считают пропавшим без вести. Армия, сама понимаешь, секретность на уровне. Но у тебя же есть допуск. Мы в столице ещё минимум четыре дня проторчим. Приходи, Грег будет рад.

- Я не знаю, - пробормотала, проведя рукой по лбу - ладонь осталась чуть влажной, - не думаю что... Пожалуйста, не говори ему, что со мной встречался, ладно? Если я всё-таки...

- Не волнуйся, я понимаю, - Крайт коснулся её локтя сочувственным, ничего незначащим жестом. - Самому пришлось долго привыкать. Но он тебя часто вспоминает, спрашивает.

- А ты?

- А что я? - Карт пожал плечами. - Рассказываю, когда есть чего.

- Откуда... Про меня же в газетах не пишут! - Тиль снова зачем-то платок достала, сжала в кулаке. Жёсткое кружево легонько кольнуло ладонь - не слишком приятное ощущение, но лучше на нём сосредоточиться. Что угодно лучше, чем прилюдные сцены, да ещё и на поминках. Одного появления Крайта довольно, чтобы языки молоть начали. - Ты следил за мной? Не знал, что я замужем, но в курсе уровня допуска?

- А где твой супруг? - эдаким светски-незаинтересованным тоном осведомился Карт. - Я не против с ним познакомиться.

- Он не смог прийти, - машинально ответила Тиль, - дела.

- Жаль. Значит, как-нибудь в следующий раз, - Крайт поставил пустой бокал рядом с тильиным, полным, тихонько звякнув краешками фужеров, будто чокнулся. - Я на самом деле рад тебя видеть. И ещё больше рад, что обещание сбылось.

- Какое ещё обещание?

- Тётки Грега. «Нашу Тильду Небо обязательно осветит золотым сиянием, - прошепелявил Крайт, скривившись так, будто у него все зубы разом заныли. - Она станет умницей и настоящей красавицей, найдёт себе мужа хорошего, заживёт так, что все от зависти передохнут!»

- Кажется, она это сказала, когда кузина Баст сравнила меня с больной лошадью?

Тиль прикрыла лицо рукой с зажатым в ней платком, сделала вид, будто слёзы промокает. Конечно, это станет только лишним поводом для слухов, но лучше уж плакать при встрече с несостоявшимся мужем, чем хихикать, да сразу после похорон опекуна.

- Баст всегда была дурой, - Крайт перехватил её руку, легко прикоснулся губами - только вежливый жест, не более - и тут же отпустил. - А с возрастом стала ещё и корову напоминать. И я очень рад, что у вас всё хорошо, госпожа Арьере. Передавайте наилучшие пожелания супругу. Прошу прощения, но вынужден заранее проститься, нас уже зовут.

Тиль в ответ лишь кивнула, отворачиваясь, потому что двери дядиного кабинета действительно открылись - медленно, торжественно, даже помпезно. И на пороге, не менее торжественно и помпезно, появился нотариус, семейный адвокат и незнакомый человек, обряженный в ярко-алую мантию танатолога[1].

- Госпожа Арьере, господин Крайт, прошу проследовать за нами, - едва не лопаясь от собственной значимости, провозгласил нотариус. - Остальные заинтересованные уже ожидают в кабинете.

Гости, увлечённо истреблявшие винные запасы и воздушные кексы, которыми так славилась повариха покойного Крайта, перестали деликатничать и откровенно уставились на наследников.

В том, что вечерние газеты столицы не ограничатся скромной заметкой о похоронах, а тщательно обсосут новую сплетню, сомневаться не приходилось. И очевидцы, конечно же, не желали упустить даже самые незначительные подробности.

***

Дядин кабинет Тиль любила больше других комнат, которых в старом особняке было немало. Но именно в этой жило что-то особенное. Кроме дядюшки, понятно. Во вполне прямом, а вовсе не переносном значении этого выражения, духом старого Берри здесь были пропитаны даже тяжёлые портьеры на окнах. Кабинет пах сигарным табаком и ванилью - старик очень уважал сорт, благоухающий как свежевыпеченные булочки, - гвоздичной водой, старыми бумагами и чуть-чуть пылью, тоже бумажной, архивной. Потому что именно здесь, а не в библиотеке Крайт хранил особе ценные экспонаты своей коллекции - инкунабулы[2], к которым всем в доме было запрещено прикасаться под страхом немедленной и мучительной смерти.