Сирийский синдром (СИ) - Кравченко Ольга. Страница 15
- Вы что-то знаете, да?
- Смысловые галлюцинации, – беря с тумбочки купленные Киром успокоительные, красноречиво вздохнула Лиза, отвлекая внимание от вмиг побледневшего племянника, – этим не лечатся. Значит, теплый душ, крепкий сладкий чай и коньяк. – Подняв голову на Кира, удовлетворенно отметила, как тот, достаточно быстро взяв себя в руки, направился в ванную. – Вперед! – скомандовала Ольге, едва оттуда послушался шум воды.
Сама же Лиза, пройдя на кухню, облокотилась о подоконник, наблюдая за неспешным танцем снежинок за окном. И она вполне могла бы сказать, что Ольга совсем спятила от переживаний и тревоги, если бы слова той не породили уже в ее душе такое же нехорошее предчувствие. С детства будучи с братом на одной волне – даже родители шутили, что они словно близнецы знают и чувствуют друг друга – Лиза четко ощущала сковывающий холодом сердце страх, словно Снежная Королева взяла ее в плен. Плен… На мгновение прикрыв глаза, Лиза вдруг совершенно четко увидела перед собой образ брата в окружении людей, чьи размытые очертания отдавали дьявольщиной. Не успела она удивиться своему видению, как пронзившая живот острая боль заставила ее сжать зубы, с силой вцепившись пальцами в подоконник. Пытаясь отдышаться, она даже не отреагировала на звук шагов вошедшего на кухню Кира. Лишь услышав щелчок включаемого чайника и услышав звон поставленной на стол бутылки, Лиза обернулась. Протянув руку, на глазах ошалевшего племянника хлебнула прямо из горла. Если кофе – дерьмо, то в коньяке брат разбирался.
- А ты думал кому? – Опустившись на стул, Лиза обхватила бутылку, прислонившись лбом к спасательной прохладе стекла. Заметив странное поползновение руки племянника в ее сторону, мягко, но решительно тут же пресекла его. – Мал еще.
- Да я и не думал. – Спокойно ответил Кир, присаживаясь напротив.
- Да… – хмыкнув, Лиза вдруг поняла опасливо брошенный в ее сторону племянником взгляд, – воистину надо чаще встречаться. Ты что подумал? – Покачав головой, она посмотрела на него, не преминув отметить стихший в ванной шум воды.
- Вы думаете, как мама? – Тоже заметивший это, Кир посмотрел на тетку, взволнованно прикусив губу.
- Я думаю, что стенания и рванье волос на голове ситуацию, какой бы она ни была, не исправят. А потому мы просто обязаны взять себя в руки и рассуждать трезво и по возможности без эмоций. О здравомыслии твоей мамы на данный момент можно даже не заикаться. Поэтому мы с тобой и должны сохранить…
- Значит, все-таки, знаете? – Ухватившая последние слова Ольга уже была готова дорисовать картину происходящего, что повернувшая к ней голову Лиза совершенно ясно прочитала в блеснувших влагой глазах.
- Мы должны сохранить твою нервную систему, чтобы к своему возвращению Витя нашел тебя здесь, а не по известному адресу. – Спокойно произнесла Лиза, поднимаясь из-за стола и подходя к Ольге. – Я понимаю твою тревогу и поверь, сама волнуюсь не меньше тебя. Но, где бы он сейчас ни был, это его работа, и, если его послали туда, значит, в нем уверены. И ты сама говорила – с ним Игорь Леонидович.
- Вот это меня и пугает… – Пробормотала Ольга, качая головой. – Я даже позвонила сегодня Маше, но она тоже сказала про Сургут. И, – Ольга усмехнулась, качая головой, – она тоже не верит в это.
- Что бы там ни было, все, что ты можешь, ждать и верить в своего мужа. Он должен чувствовать твою любовь и веру в него, а не терзаться, даже за десятки или сотни километров ощущая твою боль и страх.
Лиза смотрела на Ольгу и думала о том, что, если Витя действительно попал в беду, ему сейчас нужны силы для борьбы и сопротивления, а лучше любящего сердца никто не поддержит – своей любовью и молитвой посылая невидимые ниточки веры в то, что выдержит, справится, вернется…
Взглянув на экран вдруг зазвонившего телефона, Лиза благодарно вздохнула, ибо даже она не знала, как еще расслабить сжавшуюся в комок Ольгу. Смена темы была как нельзя кстати.
- Да, солнце мое, я уже собралась тебе сама звонить. Ты где застряла, мы уже тебя заждались. Что? Где? – Лиза фыркнула в трубку. – Значит, оставайся на месте и передай этому долговязому, что у него пять минут все осознать и покаяться. – Выключив телефон, Лиза спокойно направилась в коридор, уже в дверях кухни обернувшись к замершим от удивления Ольге и Киру. – Поставьте пельмени, что ли. Жрать хочется, сил нет. А я быстро.
Под звук хлопнувшей двери Ольга удивленно перевела взгляд на сына.
- Я поставлю. – Кивнул Кир, услышав раздавшийся из глубины квартиры требовательный голос сестры.
Обняв сына, Ольга вышла из кухни. Тревога ее никуда не делась, но она понимала, что должна взять себя в руки. Лиза права – Вите нужна ее вера, любовь и уверенность.
– Деточка, это тебе не Канада. И даже не «Амэрика, Амэрика»… – Пропел стоящий напротив нее высокий мужчина средних лет, не догадываясь, что его фонтан красноречия имеет такой же успех произвести на нее впечатление, как и его попытки доказать не поделившему с ним место на парковке таксисту, что возвышающийся над ними знак «Р» относится к жителям дома и их гостям, а не к обнаглевшим иностранкам, считающим, что знание русского позволяет им въезжать чуть ли не прямиком в подъезд. – По правилам сначала…
- Ну, ладно тебе уже… – Пытался успокоить разбушевавшуюся каланчу его, судя по всему, друг, своей, как минимум, в два раза более широкой грудью оттесняя того от щупленького таксиста, который, несмотря на значительный проигрыш в комплекции, сдавать позиции не собирался. – Чего на пустом месте разошелся? Девушка бы уже давно вышла, такси бы уехало. И мы припарковались бы. Чего тебя понесло?
Вообще-то, ему и самому уже было неловко. И правда, завелся из-за какой-то ерунды, сейчас и сам не мог сказать, какой. Из-за всего происходящего с Пчелой, все эти два дня после его отъезда не находя себе места, накрутил себя до такой степени, что сорвался на ни в чем не повинную девушку. Космос посмотрел на стоящую около такси блондинку, очень, к слову, симпатичную, с таким так хорошо ему знакомым упрямством в глазах. Прям, как у него. Гордая, знающая себе цену, она ни на йоту не подходила под классическое понятие «блондинки». За всю свою жизнь Кос встречал только одну такую, единственную, которая, чего греха таить, могла справиться с ним.
- Простите… я… – Открыл он было рот, как за спиной скрипнула дверь.
- Ничего не изменилось. Ни в этом городе, ни в его не в меру горячих жителях.
Отказываясь верить в реальность услышанного голоса, Космос медленно обернулся. Левое предсердие легонько икнуло, едва он увидел усмехающиеся голубые глаза. Но когда голос девушки за спиной произнес:
- Да ладно, мам, он уже даже извинился…
Присоединившееся к левому правое предсердие обреченно екнуло, испуганное лицо подхватившего его Валеры поплыло перед глазами.
- Ну, здравствуй… – Прошептал призрак двадцатипятилетней давности, остановившись перед ним как раз в тот момент, как в глазах выключился свет.
В этот раз он не стал спорить даже тогда, когда, сделав всего один глоток из принесенного им небольшого кувшина, половиной находящейся там воды Леонидыч промыл полную песка рану на его ноге, а оставшуюся дал выпить ему. И мазь, и бинты боевики отобрали еще на месте захвата, во время их переброски до лагеря не давали ему никаких поблажек, каждый раз, когда он спотыкался, целенаправленно доставая хлыстом до раны, к концу пути превратившейся в открытое месиво.
Признаться, Пчелкин был почти уверен, что главарь курдов добьет его, на войне предпочитали не взваливать на себя лишнюю обузу. А потому внезапно убранный от горла клинок вызвал минутное удивление, впрочем, почти тут же сменившееся пониманием того, что не из высоких гуманных чувств ему дарована жизнь, а для вполне понятных и конкретных целей, ради достижения которых они здесь и оказались.
- Думаете, старейшина? – Пчелкин облокотился о земляную стену ямы и посмотрел на Введенского.
Хоромы, которые расхваливал главарь боевиков, представляли собой небольшую яму размером не более мизерных кухонек в стареньких московских хрущевках. Земляные стены, с одной стороны были покрытые окаменевшей коростой, земляной пол, вырытая прямо в земле лестница, ступеньки которой были покрыты кусками потрепанной циновки для защиты от осыпания, да небольшое окошко в закрывающем яму люке, сквозь мутную гладь которого едва приникал свет.