Сирийский синдром (СИ) - Кравченко Ольга. Страница 4

- Насчет Игоря Леонидовича… – Начал было Кир.

- Это правда, мы едем вместе. – Пчелкин сжал плечи сына, тот прикусив губу, смотрел то на него, то за его спину. «Боится, как бы не вошла мать и все не услышала» – понял Пчелкин.

- Ты сможешь хоть как-то давать о себе знать? – Надеждой затеплилось сердце Кира.

- Нет. – Словно метель за окном, тут же ворвались в него слова отца, заставив из последних сил сдержать слезы в глазах и крик в горле. Из прикушенной губы потекла тонкая струйка крови. – Телефоны, документы, все, что как-то может идентифицировать нас в случае… – Даже не произнеся вслух, Пчелкин увидел по дрогнувшим мускулам на лице сына, что тот прекрасно понял, о каком случае сейчас говорит отец. В случае плена ничто не должно дать ни малейшего шанса боевикам понять, кто они и откуда. – Приказано оставить дома.

- Я могу спрятать в своей боксерской амуниции, чтобы мать случайно не нашла. – Какой же он не просто умный, мудрый, что ли… Все понимающий, ответственный, слава Богу, что хоть по его стопам не мечтает пойти. Его одного Ольге хватает с лихвой. – Ну, ты понимаешь да?! – Вдруг, как ни в чем не бывало, Кир одел на лицо характерное для горячего спора выражение. – Ну как я мог ему такое спустить? Ты же знаешь, я за Настьку!

- Чего шумишь?

Пчелкин благодарно посмотрел на сына, в своих мыслях он даже не услышал Ольгиных шагов.

- Прости, мам. – Кир виновато прикусил губу и тут же ойкнул, словно он только что, а не несколькими минутами ранее пустил сам себе кровь.

- Осторожнее… – Ольга покачала головой, подалась вперед, чтобы посмотреть рану сына.

- Ерунда, до свадьбы заживет. – Увернулся Кир и поспешил к двери. – Ладно, я спать. Обещал завтра свозить Настьку на бега.

Пересечение взглядами. Пчелкин видел, что Киру тоже хочется побыть с ним в эти оставшиеся сорок восемь часов, но тот прекрасно понимал, что родителям надо побыть наедине.

- Как насчет кино в воскресенье утром? – Его вопрос застал сына уже одной ногой в коридоре, обернувшись, Кир благодарно кивнул. Какой фильм? Не имеет значения. Да и не в кадрах, мелькающих на экране, будет смысл проведенных вместе часов.

- Он хоть и храбрится, а тоже очень всегда скучает по тебе. – Едва стихли шаги Кира, Ольга повернулась к нему, обняла за плечи. – Вика снова уснула, просто покушать захотела. Слава Богу, это были не зубы.

- Ты… – Пчелкин придвинул ее к себе так, что почувствовал стук ее сердца собственной грудью, – очень устала?

- Не настолько… – Найдя его губы, она медленно пуговица за пуговицей расстегивала рубашку, неожиданно застряв на последней.

Зашкалившее нетерпение вынудило Пчелкина помочь ей, просто рванув и так уже пострадавшую от Вики рубашку в стороны и, подхватив Ольгу на руки, стараясь не снести ничего по пути, отнести обхватившую его за шею жену в спальню.

Два дня… Прожить их как в последний раз, любить тех, кого оставляет холодному февралю, и впитывать их любовь, чтобы она хранила его, что бы ни случилось…

====== Глава 3. Тихое прощание, короткие проводы. ======

Поправив одеялко в кроватке Вики, Пчелкин несколько минут просто стоял и смотрел на нее, неприлично яркая луна светила в незашторенное окно. Поправив занавеску, чтобы не слепила в глаза дочери, он взглянул в чистое ночное небо. День обещает быть ясным. Обернувшись, посмотрел на спящую Ольгу. Больше всего ему хотелось сейчас подойти к ней, наклониться и найти ее губы, целовать нежно, едва касаясь, пока не начнет просыпаться, не потянется руками вверх, привычно обхватив его за шею, не уронит его на кровать. И тут же сграбастать ее в объятия, перевернуть на спину, не спеша покрывая поцелуями лицо, шею, грудь, медленно, дразня, доводя до дрожи всего тела. До того пика, когда она с легким вздохом принимает его, и любить… долго, бесконечно, ненасытно. Как в ту ночь…

Все-таки, время странная вещь… То тянется подобно старой жевательной резинке, то пролетает, не успеваешь опомниться. Все последние два дня он мечтал вытащить батарейки из всех часов, остановить время, чтобы это не прекращалось.

Только почти в три часа ночи они с Ольгой, наконец, смогли отпустить друг друга. Снова и снова, словно путники в пустыне, нашедшие свой оазис друг в друге, они не могли насытиться, надышаться, насмотреться. Понимая и осознавая, что эти минуты могут никогда больше не повториться, Пчелкин старался запомнить и сохранить в себе все: Олин запах, реакцию ее тела на его поцелуи и прикосновения, интонации вздохов и приглушенных стонов, которые она старательно гасила, боясь разбудить дочь. Но, словно чувствуя всю драматичность момента, Вика спала на удивление крепко и спокойно, проснувшись уже после того, как они, откинувшись на подушки, пытались отдышаться. А потом он сидел, обняв Ольгу за плечи, и смотрел, как она кормит Вику. Смотрел и не мог насмотреться. Закаленное годами и испытаниями сердце сжималось при понимании, что он может не вернуться к своим девочкам.

Поэтому весь следующий день он возился с Викой так, словно смена памперсов, прогулка с коляской, купание были самым желанными событиями выходного дня для мужчины. Кто-то покрутил бы пальцем у виска, а он ловил кайф, такой, какой не даст ни алкоголь, ни сигареты, ни даже секс. Хотя тут он бы не стал так категорично утверждать.

- Решил приготовить все заранее? – заглянув к нему в кабинет после вечернего кормления Вики, спросила Ольга, наблюдая, как он застегивает молнию рюкзака.

- Да мне и готовить особо нечего. – Пчелкин обнял подошедшую к нему жену, пальцами привычно перебирая ее волосы. Маленькая прядь упала на щеку, он поправил ее, задержав руку на ее шее. – Я всегда налегке езжу. Все документы у Леонидыча. А я так… Зубная щетка, сменное белье, пара рубашек.

Он не стал говорить Ольге о том, что все это отвезут в здание на Лубянке, где оно и будет либо дожидаться возвращения своих хозяев, либо… Пчелкин на всю жизнь запомнил первый раз, когда они с Леонидычем ездили к семье их погибшего коллеги, чтобы отдать его вещи. Запомнил именно тот первый вставший в горле ком при виде остекленевших глаз жены, тогда уже вдовы, которая одной рукой обнимала маленького сына, все твердившего: «Это папины друзья? Дяди папины друзья, да?», а другой придерживала внушительных размеров живот, не сводя глаз со стоящего у стены рюкзака. Запомнил, как Леонидыч успел поймать ее, пока он, Пчелкин, рыскал на кухне в поисках воды и валерьянки.

И вот теперь это может повториться с ним. И с ней. Но как бы хорошо он не контактировал с коллегами, он не хотел, чтобы к ней приехал чужой человек.

- Пойду приготовлю ужин, скоро Кир вернется, звонил, они с Настей уже едут домой. – Ольга поцеловала его и вышла из кабинета.

Едва за ней закрылась дверь, как Пчелкин достал телефон, найдя нужный ему контакт, долго смотрел на экран, прежде чем нажать вызов.

- Сможешь подъехать к четырем утра на аэродром Раменское?

Говорил тихо, на всякий случай следя за дверью. День не уточнял, все и так было понятно. Получив ожидаемый ответ и выключив телефон, бросил его на стол. Переведя взгляд в окно, долго смотрел на метель, сквозь которую был едва виден свет стоящего напротив фонаря. Знал, понимал, что даже сопротивляющаяся его отъезду погода не помешает военному самолету оторваться от взлетной полосы в ранний утренний час, когда все еще будут спать.

Пчелкин изначально решил, что не станет будить семью и уедет по-тихому. Леонидыч обещал прислать машину к часу ночи. Пока доберутся до аэродрома, пока время на утряску всех формальностей и оформление документов. Вылет был назначен на четыре тридцать. Ольге и Киру он сказал, что самолет в полдень из Шереметьево, а машина приедет к восьми утра. Продолжающаяся ложь во спасение как отрицание самого прощания. Как бы ни было тяжело уходить без прощального поцелуя, а обнимать ее, не в силах оторваться, смотреть в глаза, как в последний раз, сжимать в объятиях все понимающего сына было еще тяжелее.

Весь субботний ужин в приглушенном свете абажура каждый из них думал об одном и том же, но при этом все старательно избегали разговоров о грядущем отъезде Пчелкина, обсуждая поездку Кира и Насти, сошедшую с ума погоду и вынужденный отсыл Винсента Оливера Пятого к Филатовым из-за непонятной аллергии Вики, причину которой никак не могли понять. В общем говорили обо всем кроме того, что на самом деле занимало все мысли каждого из них.