Боевые будни штаба - Савельев Василий Павлович. Страница 11

— Потеря веры в успех атаки приводит к тому, что снижается качество подготовки к бою, — говорил я ему. — Решение принимается чаще по карте, без детального изучения местности.

— Причина? — спросил Глонти. — Как вы думаете?

— Говорил с командирами. Считают, что отлично знают оборону противника, его огневые точки, проволочные заграждения и минные поля, — попытался пояснить я и прибавил: — Но упускают то, что предстоящий бой не повторяет вчерашний.

— Да, — согласился Глонти, — каждый бой по-своему нов и неповторим. И в каждом нужна победа, хотя бы небольшая, иначе ослабнет упорство в выполнении боевой задачи.

Глонти долго сидел, низко опустив голову над столом. Чувствовалось, что и он немало думал о том же.

— Что же ты предлагаешь? — спросил наконец.

— Убедить командующего армией в том, что атаки бесполезны. Надо накопить боеприпасы.

Полковник молча подвинул только что полученное боевое распоряжение штаба армии, в котором ставилась задача с утра силами двух бригад овладеть высотой 518,3. Подождав, когда я прочту, прибавил:

— Значит, так надо. Командующему, которому известна общая обстановка, виднее, что сейчас важно делать в полосе армии.

После завершения планирования боя М. В. Глонти собрал работников штаба, довел до них недостатки, имевшие место в организации наступления, потребовал не допускать их при подготовке очередной атаки. Большинство из нас выехали в бригады.

Как будто на этот раз удалось подготовить все. Организация боя была проведена в полном объеме, штабы бригад разработали все положенные документы.

Атака началась утром. Преодолеть сопротивление врага части корпуса не смогли. Огневые точки в обороне противника оказались не подавленными из-за недостатка снарядов. Наши стрелковые цепи залегли перед проволочными заграждениями. Несколько раз были попытки возобновить атаки. Ждали: вдруг произойдет чудо; но на войне чудес не бывает. Для успеха в бою требовалось иметь превосходство в силах над противником, а его не удалось создать даже на направлении главного удара.

17 декабря поступило распоряжение перейти к обороне. Пять недель мы наносили удары по врагу, не имея успеха. Напрасно? Нет, так мы не думали. Возможно, без этих настойчивых атак победа под Сталинградом пришла бы позднее: противник держал против корпуса солидную группировку и не смог выдвинуть ее на усиление своих войск, действовавших на решающем направлении.

А через несколько дней — 22 декабря враг побежал по старым следам. Испугался, что с выходом войск Юго-Западного фронта к Ростову захлестнется вся его кавказская группировка. В донесениях штабов бригад было одно: преследуем. Конечно, противник тронулся с рубежа не по доброй воле. К этому шагу его подвели не только успешные действия войск другого фронта, но и атаки наших соединений, проводимые в последние недели.

Части корпуса в составе войск 9-й армии стремительно преследовали противника в направлении Пятигорска. Фашисты не изменяли свои звериные повадки: взрывали, портили, сжигали все на своем пути. Жители с радостью встречали освободителей. Впереди действовал передовой отряд под командованием отважного майора А. Б. Казаева из штаба нашего корпуса. Днем и ночью продвигался его отряд, обходя опорные пункты и заминированные участки дорог, внезапно вклинивался в оборонительные рубежи, обрушивался на районы скопления вражеских войск. «Смелость и еще раз смелость, — учил Казаев своих подчиненных. — Быстрота решает исход схватки».

В ходе преследования многие офицеры штаба корпуса продвигались с частями. Находясь в одном из батальонов, я оказался свидетелем, как подразделения захватили небольшой поселок, но, не выдержав контратаки противника, отошли назад, а затем снова овладели им. Меня это не удивило, обычное дело в ходе маневренных боев… Подъехал Глонти. Я бодро доложил ему обстановку.

— Ты считаешь это нормальным? — строго переспросил он. Я не стал возражать. — Через полчаса восстанови динамику боя и доложи.

Когда я поглубже вгляделся в этот случай, то все оказалось не таким уж безобидным. А было вот как. В поселке предстоял обед. Личный состав, не получив твердых указаний о дальнейших действиях, разошелся по домам. Охранение не было выставлено. Только взвод ПТР, который запоздал с выходом сюда, с ходу вступил в бой, подбил танк. Взвод 45-мм орудий с опозданием развернулся, но, сделав несколько выстрелов, замолк — не было снарядов: повозка с ними остановилась на другой улице.

Маленький случай оставил зарубку в сознании многих офицеров. Да и для меня это явилось хорошим уроком: нельзя быть верхоглядом в оценке боевых действий.

На разборе участники этого боя сидели молча. После моего выступления Глонти оглядел лица офицеров, заговорил негромко, словно хотел поделиться с понятливыми собеседниками своими мыслями: забыли однополчане о бдительности, о необходимости поддержания подразделений всегда в боевой готовности.

Приказ о наказании виновников не был издан. Но трудно сказать, что сильнее действует на человека — грозная бумага или живое, доходчивое слово старшего начальника.

Когда разошлись офицеры, у Глонти состоялся разговор с комбатом и начальником штаба. Здесь у него совсем другой тон. С них спрос вдвойне. Гневно звучал его голос:

— Так командовать нельзя! Надо душой болеть за выполнение задачи.

Возвращаясь на КП, Михаил Варламович повернулся ко мне:

— Удивляюсь: почему ты сам не ударил в набат? Чего ждал? — Он почти в упор смотрел мне в лицо. — Ты же представитель вышестоящего штаба, а занял позицию постороннего наблюдателя.

В другой раз Глонти пригласил меня к себе в машину.

— Подброшу до бригады, — сказал он.

Машина старенькая, с выцветшим и изрешеченным дождями парусиновым верхом, но безотказная. По дороге шли и ехали на повозках и автомобилях воины. Газик поравнялся с бойцом, который шел неторопливо, опираясь на суковатую палку.

— Куда, дружище, топаешь? — участливо спросил Глонти, остановив машину.

— К себе в роту. С перевязкой задержался.

— Нога не беспокоит? Может быть, лучше в медсанбат?

— Я скорее выздоровлю на свежем воздухе. Да и бить фашистов надо.

Не по пути, большой крюк придется сделать, но Глонти подхватил под мышки бойца, втащил в машину.

Газик накручивал километры. На взгорке, рядом с бурной горной речкой, догорали дома в деревне. Ни одного целого здания. Женщины рылись в неостывшей золе, отыскивая перегоревшие плитки, чугуны и разную хозяйственную рухлядь, которую пощадил огонь.

— Сожгли бандиты, — без слез, не поворачивая голову к пепелищу, проговорила пожилая женщина. — Жили месяц у нас. Ребятишки стали понимать их собачий язык. Окопы для них рыли. Норма большая. Не выполнишь — изобьют, второй раз — расстреляют. Изверги.

Глонти молчал, на скулах взбугривались желваки. Следы разбоя фашистов оставались на всем пути отступления врага.

Недалеко от КП бригады, около небольшой рощи, стояла походная кухня. Михаил Варламович остановил машину. Попробовал обед, остался недоволен, качеством пищи. Повар пожал плечами:

— Съедят, товарищ полковник. Здесь не ресторан…

Прибежал старшина с повязкой на голове.

— Найдите другого повара. Этот не научился уважать бойцов, для которых готовит еду, — приказал Глонти.

Большинство таких шероховатостей, влияющих на боеспособность подразделений и настроение воинов, ликвидировались начальником штаба сразу же, без всяких задержек…

Наши войска успешно преследовали противника. На отдельных рубежах он вгрызался в землю, и тогда приходилось вести напряженные бои. Так случилось под небольшим поселком Сурх-Дигора, за которым у врага скопились сотни машин и танков, оставшиеся без горючего Тяжелый бой выдержали наши части. Здесь, в поселке, я узнал о подвиге офицера 10-й бригады И. Г. Кишкина. По рассказам очевидцев, он попал посредине улицы под пулеметный огонь. Не лег, не метнулся за дом, а, выхватив гранату, побежал навстречу вражескому пулемету. Один — в атаку! Гранату он бросил по огневой точке, но и сам упал замертво. На его теле насчитали 38 пулевых ран.