Выстрелы в Сараево (Кто начал большую войну?) - Макаров Игорь. Страница 74
Др Премужич: — Говорил ли Джуро Шарац о нем?
Обв.: —Да, говорил, что не хотел стать священником и что влиял на него в том смысле, чтобы и он не стал священником.
Др Премужич: — Как среди священства принят тот Казимирович?
Обв.: — Я не знаю.
Др Премужич: — У меня здесь есть Hriљuanski Vijesnik, в котором тот Казимирович был сотрудником.
Пр.: — Как он может быть и вольным каменщиком, и сотрудником Hriљuanskogo Vijesnika?
Обв.: — Вольные каменщики входят во все общества и во всех обществах работают на свои цели.
Др Премужич: — Здесь говорится, что др Радован Казимирович суплент (младший преподаватель гимназии. — И. М.).
Обв:. — Я не знаю.
Пр.: — Устанавливается из Hriљuanskog Vijesnika, церковно-богословская газета, которая выходит в Белграде под редакцией доктора Воислава Янича. Этот номер издан в апреле 1914 года и среди сотрудников главный доктор Радован Казимирович, суплен т.
Содержание: Первое слово, Дубровницкая религиозная политика, О национализме Ньегоша…(?), пения, О втором браке священника, Забытый Лепид, Второй съезд священников, Наши молодые богословы, Обозрение искусства, Библиография и затем Хроника.
Др Премужич: — Стало быть, нет ничего религиозного?
Пр.: — В биографии и критике есть Жизнь и деятельность митрополита Петра от Илича.
Др Премужич: — Пусть будет зачитан первый абзац, чтобы было видно, что пишут о вере.
Пр.: —Позднее.
Наумович — Почему вы только сейчас говорите о Казимировиче, а следствие и дознание так долго ведется.
Обв.: — Я не думал вообще о нем говорить. Я никак не упоминал то его имя и не знаю, идентичен ли он с тем.
Пр.: — Вы сами сказали, что просили оружие сначала у Народной одбраны, а сейчас выходите с вольными каменщиками.
Обв. — Я думал, что вы знаете больше о вольных каменщиках. Меня спрашивали, и они говорили, что я там хвалился, что сам стал вольный каменщик. Я ничего о том не говорил. И не имел намерения о том говорить. Только то могу утверждать, что не имею никакой связи с Народной одбраной. Знаю, что война между Австрией и Сербией, и потому та Народна одбрана притягивается.
Др Премужич: — Почему раньше не говорил о нем?
Обв. — Я его не знаю, только слышал о нем.
Пр.: —Принцип, что с тем Казимировичем?
Принцип: — Я не знаю, тот ли это др. Радован Казимирович, только знаю, что тот человек звался Казимирович, что ему около 28 лет и что закончил 4 года назад Духовную академию в России. Рассказывал мне Шарац о нем, что он Шараца отговаривал, чтобы тот также не стал священником. Знаю, что он интимный приятель Танкосича. Знаю, что мне Циганович говорил о вольных каменщиках. Я сказал, что не имею желания знакомиться с ними и что смешно, когда приходят другие люди со стороны [433].
Обратим внимание на важное замечание Принципа: Казимирович не хотел быть священником и отговаривал от этого товарища. Что его так отпугивало? До конца не ясно, но, обратившись к сайту Сербской патриархии [434], я обнаружил, что Р. Казимирович не был высокого мнения о духовной академии как научной институции, и более чем вероятно, что это предубеждение он вынес из стен Киевской духовной академии, которую окончил в 1907 году.
В Киевскую академию, самую южную в Российской империи, обычно принимали выходцев с Балкан и Ближнего Востока (сербов, черногорцев, болгар, румын, греков, сирийцев). Так, в 1911 году из 209 студентов Академии иностранцами были 43 (в их числе 13 сербов). С 1900 по 1904 год в Киеве обучался иеромонах Досифей (Васич), впоследствии ставший Загребским митрополитом (ныне прославлен Сербской церковью в лике святых).
Тем не менее вольнодумие тут цвело пышным цветом. В 1908 году Святейший Синод поручил Волынскому архиепископу Антонию (Храповицкому) провести ревизию Киевской академии. Отзыв Антония оказался резко отрицательным. Преподавательская корпорация обвинялась в сочувствии революционным настроениям и даже в нигилизме. Среди киевских профессоров даже оформилась «либеральная партия», выступавшая за коренную реформу духовных академий. Эти мысли, ясное дело, внушались и студентам; так что Казимирович прошел в Киеве хорошую школу нигилизма. Осенью 1905 года студенты начинают требовать внедрения в академическую жизнь самоуправления («автономии») и в знак протеста бойкотируют занятия. Совету академии ничего не оставалось, как распустить студентов до нового года.
Вот какие мрачно-нигилистические воспоминания остались о Киеве у самого Казимировича:
Здесь существует обычай, когда все публичные женщины осматриваются, чтобы «чистую публику» охранить от «зараженных». Осмотр обычно производит полицейский писарь (который, походя скажем, всё и вся) в присутствии двух жандармов, а иногда в обществе еще какого-нибудь лица. По вечерам они смело дефилируют по тротуару, а затем ночью останавливают всех тех женщин, которые не имеют кавалеров!.. Их спроваживают в участок, а оттуда «на осмотр» лекарю, где и награждают титулом проститутки, если случайно при них не окажется нужного документа…
Вследствие такой жестокой цензуры, которую ввели киевские цензоры, недавно была и попытка самоубийства одной невинной девушки, Марии Бобровниковой, причем в арестантской участка… Мария Бобровникова гуляла вечером по дивному «Крещатику» (это самая величественная улица в Киеве), как и всякая девушка, но затем была «задержана» только потому, что усомнились в ее «честности». Она пыталась совершить над собой самоубийство, потому что предпочитала смерть жизни в арестантской с какими-то жуликами и пропащими личностями. Перспектива препровождения к лекарю в сопровождении жандарма, позор насильного лекарского осмотра — это чересчур для мало-мальски честной женщины [435].
И заметьте, эту чепуху пишет не нахальный репортер, набивший руку на вранье, а выпускник Киевской духовной академии! Более того, из подобных баек он сочиняет книжку «Россия. Письма о культуре» и издает ее в Сремских Карловцах, сербском городке с богатой церковной традицией.
Отголоски вольнодумства Казимировича звучат и в публикации на тему религиозного образования на упомянутом сайте. Мы узнаем, что в 1913 году, будучи уже не только теологом, но и доктором права, киевский питомец выпустил специальную брошюру, добиваясь открытия теологического факультета в Белградском университете, которое натолкнулось на сильное противодействие с разных сторон. По словам Казимировича, в силу «восточно-сербской медлительности в среде нашей интеллигенции укрепилось даже мнение о ненужности богословского факультета»; в то же время «радикальные миряне» считают, что «научное изучение богословских проблем» нужно доверить философским факультетам, поскольку в научных трудах теологов «веет узкий дух конфессионализма», что ставит под сомнение «свободу научного исследования». А «наши церковные консерваторы», в его видении, суть «самые ревнивые поборники духовных академий и противники богословских факультетов», полагающие, что богословские занятия в университете подвержены «обмирщению».
Отвергнув оба этих мнения, Казимирович указал, что основание теологического факультета в интересах Сербии, сербства и Сербской православной церкви, науки и просвещения. По его мнению, духовная академия готовит специалистов «с отсталыми взглядами, поскольку в закрытой академической среде они не в состоянии хорошо познакомиться с теми науками, которые университет предлагает своим студентам». Признав, что ему не понятно, почему государственное руководство определилось за основание духовной академии, он назвал ситуацию с богословским факультетом «неслыханным промедлением», за что наибольшую ответственность несут «неэнергичные министры просвещения» и «непроницательные церковные представители».