Мой (не)любимый дракон (СИ) - Чернованова Валерия М.. Страница 53

Правительница величаво подплыла ко мне и Лларе, которая, вспомнив, для чего здесь все собрались, снова принялась сверлить меня злющим-презлющим взглядом. В то время как от новоприбывшей мне достались лёгкий кивок головы и улыбка.

Немного грустная, сделавшая её нежные черты лица ещё более трогательно-притягательными.

— Значит, не пойдёшь замуж за моего сына?

Мне поплохело. В вопросе ари слышалась угроза.

Оскорблённая, задетая за живое родительница — что может быть хуже? Сразу стало не до Ллары, недовольно пыхтящей рядом. Сейчас большие опасения вызывала императрица Энора. Некоторые, улыбаясь, играючи, расправляются со своими неприятелями. Вдруг она из таких.

Слова застряли в горле вместе с воздухом. Покойница долго всматривалась в моё лицо, наверное, пыталась отыскать в моих чертах ответ на заданный вопрос.

А потом, горько усмехнувшись, нарушила тягостную тишину:

— Что ж, мне понятны твои опасения. Я в своё время тоже боялась.

— Это Скальде следует её опасаться, — не преминула вставить свои пять копеек воровка чужих женихов — Ллара. — Ей здесь не место, и душа у неё гнилая!

Вот ведь склочная баба. Не удивительно, что император Валантен предпочёл ей другую. Прилипла, как банный лист, к моей душе. Других, как оказалось, не особо заботило, что я здесь — инородное создание. Но Лларе как будто вожжа под хвост попала.

Её Лучезарность, что одним небрежным хлопком навела порядок в рядах императриц, невесомым касанием прошлась по моей приколотой к накидке булавке, оттенённой гранатовой крошкой, словно капли крови застывшей у меня на груди.

— Я чувствую магию сына. Это его подарок?

Кивнула в ответ, не способная оторваться от изучения длинных мысков своих сапог. Знаю, глупо, но в присутствии этой ари я чувствовала себя неловко. Из-за того, что отрекалась от её сына. Хотя Энора меня, кажется, поняла и вроде бы совсем не злится. И тем не менее смотреть в глаза императрице было стыдно.

— Что же он означает? — мягко поинтересовалась женщина.

А я мысленно застонала, понимая, что не могу не признаться, и примерно предполагая, какой окажется реакция этой мёртвой банды.

В ушах звучал похоронный марш, пока я выжимала, словно крем из кондитерского мешка, из себя слова:

— Брошь блокирует действие любовной привязки.

Что тут началось… Покойницы громко заохали, заахали. Стали друг с другом переглядываться, а потом все дружно вонзились в меня, точно иглами, возмущёнными взглядами и принялись негодовать.

— Немыслимо!

— Непостижимо!

— Ужасно и отвратительно!

— Разве можно так бессовестно попирать древние традиции?!

— Что я говорила?! А? — Это снова Ллара, никак не желающая угомониться. — Гнать надо в три шеи такую алиану! Подальше от нашего мальчика. Видно же, что околдовала его, лишь бы выйти замуж и стать императрицей! Пусть не приближается к Скальде! Надежде и опоре нашего рода!

Сколько же пафоса, злости и яда. Как бы сама им не отравилась, змеючка подколодная.

— Тише. — Лёгкий взмах руки, будто дирижёр провёл в воздухе палочкой, и звон голосов растворился в клубившемся вокруг тумане. Задумчиво оглядев меня с ног до головы, Энора обернулась к притихшим родственницам. — Смею напомнить, дамы, решается судьба моего сына, и последнее слово будет за мной.

То тут, то там раздавались недовольные шепотки, но какие-то вялые, едва различимые. В конце концов ари признали, что право казнить меня или миловать остаётся за матерью Ледяного. Ей и решать, что станет со мной в недалёком будущем.

Одна Ллара считала себя уполномоченной вершить нашими с Герхильдом судьбами.

— Только не говори, что отпустишь её с благословением! — раздражённо закатила гадюка глаза. — Видно же, что девчонка порченная. Ты и сама, Энора, это чувствуешь и знаешь, что я права. Среди алиан есть девушки куда более достойные.

— Я понимаю твои опасения, Ллара, — невозмутимо кивнула императрица, добавив всё так же вкрадчиво: — А ещё я хорошо знаю своего сына. Не пошёл бы Скальде против священных традиций ради девушки, которая ему безразлична. Так что дадим алиане шанс. — Её Лучезарность глянула на меня и закончила с хитрой улыбкой: — Им и зарождающемуся между ними чувству.

Справедливое замечание, что нет между нами никакого чувства, так, разве что только немного химии, озвучить я не успела. Лица императриц, их призрачные одежды смазались, растворяясь в окутавшем лабиринт тумане, пока не слились с завесой мглы. Теперь, когда всё было позади, совсем не казавшейся мне зловещей и опасной. Она больше походила на кремовую пенку сливок в чашке капучино.

Голоса мёртвых императриц звучали всё тише, эхом играя в недрах лабиринта. И только один голос, Ллары, — горький, как настойка полыни — продолжал назойливо капать мне на мозги.

— Не нужна ему такая жена. И империи проклятая не нужна. Лучше от неё избавиться. Тёмная у неё душа. Тёмная. Гнилая…

Испытывая смешанные чувства — облегчение от того, что проверка на «профпригодность» наконец закончилась, и грусть напополам с… радостью (нет, я точно чокнутая) от того, что ещё один этап отбора успешно пройден, я поспешила к выходу из этого каменного мешка.

Значит, быть мне и дальше гостьей в Ледяном Логе. Или Ллара всё-таки сумеет переубедить мать наследника, и меня отправят в путь-дорогу? Всё, запрещаю себе об этом думать! Лучше дождусь, когда на руке проявится символ.

А сейчас бегом к выходу! Не терпится вырваться из этого туманного капкана и подняться в небо. Я даже тряске рада буду. Лишь бы как можно скорее покинуть Лабиринт смерти и окружающие его такие же мёртвые земли.

Стянув перчатку, улыбнулась, рассматривая мерцавшее на безыменном пальце колечко. Оно приятно согревало кожу, подсказывая, куда следует поворачивать. Я не знала наверняка, но чувствовала, что движусь в правильном направлении. Не останавливалась на развилках, не замедляла шага перед очередным изломом стены.

И не переставала улыбаться, твердя себе мысленно, что вот-вот увижу раскрытые настежь ворота. И магов, и эссель Тьюлин, и Его Отмороженность с Его Липучеством.

— Мяу…

Запнулась, прислушиваясь. Нет, должно быть померещилось. Откуда здесь взяться животному, тем более котёнку, к которым питала особую слабость.

— Мяу, мя-я-яу-у-у… — прозвучало жалобно, тоскливо, заставив сердце в груди съёжиться, будто абрикос, высушенный до состояния кураги.

— Я точно брежу.

Наверное, не следовало останавливаться и сворачивать в тёмный рукав прохода, противоположный тому, к которому влекло меня магией колечка. Но я не могла остаться равнодушной и бросить на произвол судьбы маленького котёнка.

«А вдруг ловушка?» — будто птица в клетке, билась в сознании здравая мысль. И тут же, её заглушая, всё ближе раздавалось жалобное мяуканье наверняка изголодавшегося, замерзающего зверька.

Эссель Тьюлин утверждала, что маги облазили лабиринт вдоль и поперёк. Что нам здесь нечего бояться. И тем не менее я стянула с пальца колечко, готовая в случае опасности сжать украшение в кулаке.

— Мяу, — будто ножом по сердцу.

Я шла, едва не срываясь на бег, до рези в глазах всматриваясь в клубы тумана, путающиеся под ногами. Не знаю, как не пропустила, не прошла мимо жавшегося у стены крошечного, жалобно пищащего комочка.

— Бедненький ты мой. — Присела, чтобы подобрать зеленоглазую сиротку. — И как только здесь очутился? Иди ко мне, будем греться.

Котёнок выгнулся дугой, шерсть вздыбилась, и с неё на обледенелую землю, ярко сверкая, посыпались… самые настоящие снежинки. Я хотела его успокоить, погладить по снежной (в прямом смысле этого слова) холке, но животное, испугавшись, больно цапнуло меня за ладонь. На коже гранатовыми бусинами выступили капли крови.

— Я не обижу тебя. Я…

Не сумела закончить фразу. Язык вдруг перестал слушаться, стал ватным. Накатила усталость. Как будто лет сто не спала. Прижалась лбом к стене. В глазах темнело. Исчез и котёнок, и бугристая кладка. И холод, исходивший от векового камня, вдруг перестал ощущаться. Не знаю, сжала или только попыталась сомкнуть вокруг колечка ослабшие пальцы.