Раздел имущества - Джонсон Диана. Страница 14

— Это немыслимо, мама! Как я могу интересоваться кем-то, кто меня никогда не видел и не думал обо мне, даже будь он моим фактическим отцом? Он никогда не был частью моей жизни, и я не собираюсь быть частью его смерти. Подумай, как было бы больно папе. Эрик — мой настоящий отец.

Конечно, Ви всегда знала, что Эрик не является ее биологическим отцом, но для нее это было совершенно неважно — таким замечательным папой был ей Эрик, а она ему — преданной, любящей дочерью. Оба они, как водится, прошли через все этапы отношений дочери и отца, и со временем это дало возможность Ви перенести свою любовь на мужа — и т. д. и т. п. (Эрику меньше, чем Жеральдин, понравился Эмиль Аббу, выбранный Ви в качестве мужа. Жеральдин, по крайней мере, могла оценить его мощный шарм.) Жеральдин понимала также, что в списке добродетелей Ви верность стояла не на последнем месте, особенно в эти дни, когда у нее возникли все эти проблемы с Эмилем. Ви не делилась своими супружескими проблемами с матерью — ей не позволила бы гордость, но она явно думала, что верность выше всех иных добродетелей и что в конечном итоге она будет вознаграждена свыше.

— Когда-нибудь ты будешь жалеть, что не попрощалась с ним. Что даже не взглянула на него одним глазком, — продолжала настаивать Жеральдин. — Эрик не возражает. Он считает, что ты должна поехать. И девочки должны познакомиться со своим дедушкой.

— Надеюсь, все мои незаконнорожденные дети соберутся у моего смертного одра, — с усмешкой сказал Эрик, войдя в комнату. Он слышал только половину разговора.

Но Ви это не казалось смешным. На ее лице появилось отсутствующее выражение, которое обычно говорило о том, что у нее сложилось или складывается свое мнение. Своими светлыми локонами и большими голубыми глазами она походила на натурщиц с известных живописных полотен, и у нее была та же манера смотреть в сторону — не прямо на зрителя, а на что-то такое, что находится за рамой картины.

— В любом случае — дети. И моя группа, и еще я играю на фестивале Рамо. И как я могу быть кем-то, кого называли бы «Ви Венн», это звучит как марка травяного чая. И вообще, я не хочу изводиться от печали у смертного ложа совершенно незнакомого человека. А его настоящие дети? Подумайте, как они будут себя чувствовать, если я вторгнусь в их горе?

— Думаю, настоящие дети есть. Они тебе приходятся сводными братьями и сестрами. Тем более ты должна с ними познакомиться.

Так она могла говорить о незнакомце, которого никогда не встречала. Ви была поражена, как поражалась она другим женщинам в возрасте ее матери, — их отделенности от собственной биологической истории, которая, по-видимому, была им свойственна, словно они не помнили, как занимались любовью с этими призрачными тенями, не помнили, как давали жизнь их детям.

— Non, Матап, pourquoi?^[32] — сказала Ви непререкаемым тоном.

Когда она ушла, Жеральдин позвонила Эмилю на работу: она не знала, где он в настоящий момент живет. К счастью, Эмиль оказался на месте. Он нравился Жеральдин, они хорошо ладили и понимали друг друга. Она попросила его поехать в Вальмери и разобраться в ситуации, и он, с удивившей ее любезностью, согласился.

Глава 9

Проснувшись во вторник, Кип вспомнил свой сон. Ему снились родители, случай из детства. Родители ругали Керри за что-то такое, в чем виноват был он, Кип. Во сне причиной их недовольства было красное пятно на ковре, как будто от вина, и Кип видел лицо мамы, которая смотрела на него, пока отец говорил:

— И все равно, Керри, ты должна была следить.

Он должен был следить за Керри — не в этом ли заключался смысл сна? Кип был хорошим спортсменом, в своей школе он входил в команду сноубордистов и мечтал о том, что когда-нибудь выступит на Олимпийских играх. Поэтому он не ходил кататься вместе с Керри и Адрианом, которые на лыжах едва ползли. Теперь он понимал, что ему следовало пойти с ними. Он бы вовремя заметил лавину и успел крикнуть им: «Берегись!». Он представил себе, как они стоят, застыв от ужаса и глядя, как на них надвигается эта снежная глыба, а он кричит: «Спасайтесь!»

Открыв глаза, Кип почувствовал мгновенное облегчение: это был сон, а не реальность. Однако через минуту он вспомнил, что реальность еще хуже, и к нему сразу же подступил тошнотворный ужас. Уже наступило утро. Гарри в колыбели не было. Кип скатился с дивана, но почти в тот же миг услышал в ванной шум и помчался туда. Горничная, девушка из Австрии, которую звали Тамара, держала Гарри над раковиной и мыла ему попку — маленькие толстые ножки смешно болтались.

— Ты что, даже не слышал? Он кричал как резаный, — сказала она. — Поэтому я зашла.

— Боже, нет, я его не слышал.

— Что ж, ты же не мать. Но слышно было всем.

Тамара довольно раздраженно помогла Кипу одеть Гарри: памперс, фланелевый костюмчик, маленькие ботиночки, которые приходилось с трудом натягивать ему на ноги, и они пошли на завтрак. Он заметил, что во время еды с Гарри было легче справляться, чем в другое время. Водворенный на высокий стульчик, с тарелкой, по которой он размазывал содержимое, Гарри казался веселым и милым малышом и вызывал у всех улыбки. В это утро никто не заговаривал с Кипом о состоянии Керри, но, как и вчера вечером, люди смотрели на них с Гарри с сочувствием и симпатией.

Должен же быть какой-то номер, по которому он может позвонить в больницу, или сообщение, которое ему передаст Кристиан Жафф! Вокруг все шло своим чередом: в столовой было много людей в лыжных костюмах, они заказывали кофе, брали с буфетной стойки разные блюда и ставили на подносы. Из-за обыденности происходящего Кипу было не по себе. Он взял немного ветчины и йогурта — это мог есть и Гарри — и принес два стакана апельсинового сока. Кип решил покончить с завтраком прежде, чем идти узнавать о Керри. Если бы ей стало хуже, ему бы уже сообщили или разбудили бы ночью. И все равно Кип никак не мог избавиться от этого тошнотворного ужаса.

Когда медлить с окончанием завтрака было больше невозможно, Кип снял Гарри со стула, и они вышли в вестибюль. Кип надеялся встретить своего нового друга Эми, возможно, уже с няней, которую она предложила. Из холла доносились громкие голоса, задававшие требовательные вопросы по-английски, их было слышно даже из столовой. У регистрационной стойки громоздились новые чемоданы. Рядом с диваном стояла высокая красивая пара, видимо, в ожидании номера, который для них готовили. Навстречу Кипу шел Кристиан Жафф, указывая на вновь прибывших.

— Господин Кэнби, это месье и мадемуазель Венн. А это господин Кэнби, брат миссис Кэнби.

Услышав свои имена, Венны посмотрели на Кипа и особенно пристально на Гарри. Им удалось изобразить на лицах вежливые улыбки. Жафф объяснил, что они — дети Адриана Венна. Эта фраза, кажется, исключала Гарри.

— Рады познакомиться, — машинально произнесли они стандартную формулу вежливости.

— Это и есть тот самый малыш? — спросил мужчина.

Кипа мгновенно охватила надежда, что эти люди здесь для того, чтобы помочь ему с Гарри.

— О, наш маленький братец! — несколько язвительно произнесла женщина.

Кип подумал, что она производит устрашающее впечатление: крупная, победительно красивая, с насмешливым взглядом. Когда Кип подвел к ним Гарри, они, повинуясь первому бессознательному порыву, мгновенно отступили назад и глазами, полными отвращения, стали всматриваться в забавного милого малыша, живое свидетельство предательства их отца.

— Прошу прощения, вы кто? — спросил мужчина у Кипа.

— Брат Керри, — теперь Кип понял, что эти двое не хотели быть грубыми, просто они очень волновались.

Возражения Поузи, которые относились к словам администратора, стали еще более громкими и закружились вокруг Кристиана Жаффа: почему они не могут пройти в свои номера? Всю ночь они по очереди вели машину. Они все еще в шоке от того, в каком состоянии нашли своего отца в ужасной маленькой больнице, — он выглядит просто трупом, как это могло произойти? Кристиан Жафф бормотал какие-то успокоительные слова: номера уже готовы или будут готовы через минуту, все будет хорошо.