Раздел имущества - Джонсон Диана. Страница 56

Во второй половине дня Руперт, проинструктированный господином Осуорси в том смысле, что если Керри чувствует себя сносно, то ее следует спросить, как быть с похоронами, один вернулся в больницу и опять смог попасть к Керри, только преодолев очередь — не из медицинского персонала, а из людей с блокнотами. Керри выглядела так же — изнуренной, но не сдающейся. Медсестра прошептала, что после ланча Керри немного поспала и что она очень быстро восстанавливает силы и моральный дух, хотя ее позвоночник и вызывает опасения. Они также думают, что ее отвлекают люди, желающие услышать ее рассказы о Святой Жанне^[125], и она не совсем осознала смерть мужа.

— Мне очень жаль, что приходится поднимать эту тему, — обратился Руперт к Керри, — но не говорил ли вам отец, что бы он хотел? О своих похоронах? Кремацию? Он оставил какие-нибудь указания?

Керри выглядела рассеянной, апатичной.

— Мы сделали несколько предварительных распоряжений, я имею в виду, сделал господин Осуорси. Кремация в Лондоне, когда вы сможете приехать, потом вы сможете решить насчет захоронения праха, — продолжал Руперт.

— Кто такой господин Осуорси? — спросила Керри.

— Адвокат отца в Лондоне.

— Англия? Ни за что, — сказала Керри. — Мы живем во Франции! Вся наша жизнь здесь. Когда Гарри вырастет, он захочет навещать могилу отца, и я не хочу, чтобы ему для этого приходилось ездить в Англию.

— Ну, прах вы могли бы привезти сюда, — объяснил Руперт.

— Я не могу вынести мысли о том, чтобы сжечь Адриана, — проговорила Керри, и ее глаза наполнились слезами. — Я думаю, его следует похоронить в Сен-Гон, надлежащим образом, на церковном кладбище. Мне надо об этом подумать, — она начала плакать, что было вполне понятно, и сестра выгнала всех посетителей.

— Если она так категорична теперь, то подумайте, какой она будет, когда поймет, что отныне она богатая женщина, просто для сравнения. Об этом говорит и мой опыт общения с американцами — они категоричны и не имеют никаких культурных норм, которые руководили бы их поведением, — сказал Осуорси.

— Богатой?

— Думаю, будет справедливо сказать вам, что французское состояние вашего отца больше, чем я мог предположить. Некоторые капиталовложения, богатые урожаи, несколько удачных сделок. Мне лучше не вдаваться в детали наследства, пока у меня не будет возможности подробнее с ним ознакомиться — через день-два. Существует пара деталей, которых я не предполагал. Не то чтобы они влияли на ваши дела, нет. Наследует Керри, как я вам и говорил, но вы тоже кое-что получите.

Хотя они и узнали о своем невыгодном положении, это не могло лишить их надежды, хотя бы потому, что даже такое наследство могло подсластить горечь потери отца. Если надеяться было бы не на что, то в тоске, которая неизбежно связана со смертью, им бы не оставалось ничего иного, как только горевать и ждать, когда неудовлетворенность повседневной жизнью снова заявит о себе.

Глава 29

Утро понедельника на Мэйда-Вейл, Дабл-ю 9. Памела Венн заказывает разговор с Жеральдин Шастэн в Париже.

В течение выходных она часто разговаривала с господином Осуорси, даже несмотря на то, что она не была вдовой, которой это касалось, и он рассказал ей, как обстоят дела с завещанием Адриана. Пам все это глубоко удручало, не столько из-за себя, сколько из-за детей, Руперта и Поузи, особенно Поузи. Керри и Гарри унаследуют все, как и ожидалось; к счастью, однако, Адриан оставил Руперту значительную долю наследства. Осуорси не сказал ей, какую именно — прежде он должен был сказать это Руперту, но, по самым скромным подсчетам, цифра была пятизначной.

— Но есть кое-какие затруднения, Пам, — признался Осуорси. — Боюсь, Поузи он оставил гораздо меньше.

— Меньше? — переспросила Пам.

— Боюсь, что так.

Памела была разочарована. Но конечно, ей не следовало удивляться. Именно Поузи ссорилась с отцом и отвергала его, она высмеивала его планы женитьбы. Этот человек ей отомстил! Она переживала из-за обиды, нанесенной Поузи, больше, чем из-за несправедливости к ее детям в целом, выразившейся в том, что после более чем двадцати лет, когда они были более-менее почтительными детьми, под конец с ними обошлись таким образом. Ей бы хотелось винить во всей этой несправедливости новую жену Венна, расчетливую американку, но в глубине души она знала, что такова была натура Адриана: он наказывал и мучил людей, которые были с ним не согласны, и особенно вспыльчивую Поузи, которой нужны были деньги. Руперт, трудолюбивый и флегматичный, заработает свои тысячи фунтов, а вот у Поузи перспективы были не блестящие, и она была более уязвимой в любом отношении. Сердце у Пам болело за своенравную дочь.

— А что будет с издательством, с виноградником? — спросила она Осуорси. — Все это получит жена, полагаю.

— Да, согласно его желанию. Я передал французскую часть вопроса нашему филиалу в Париже, потому что там существуют свои процедуры.

Процедуры. Смутные воспоминания о процедурах из романов Бальзака, нотариусах и бессовестных, плетущих интриги родственниках еще больше испортили ей настроение. Было бы милосерднее, если бы Поузи не узнала о том, что сделал ее отец, потому что это задело бы ее; она, Пам, хотела бы возместить разницу, если бы могла, но у нее не было денег.

Она не могла выбросить все это из головы и попросила Поузи, которая пока оставалась в «Круа-Сен-Бернар», узнать телефон матери Виктуар (дочь, которую он скрывал, — само по себе достойное удивления открытие!). Может быть, эта неизвестная женщина еще больше расстроена из-за того, как обошлись с ее собственной дочерью, из-за того, как с ней всегда обходились, — если только сбившийся с пути Венн не знал о Виктуар все это время и не хранил тайну про себя, не баловал ее, не посылал подарки на день рождения и остальные праздники, не потакал Виктуар в ущерб Поузи. Удивить Пам теперь было трудно, но инстинкт подсказывал ей, что она найдет союзницу в лице той женщины, дочерью которой Адриан пренебрегал.

Оказалось, к счастью, что Жеральдин Шастэн прекрасно говорит по-английски, и по телефону она показалась Пам приветливой, даже сердечной. Две отвергнутые женщины быстро нашли общий язык на почве негодования, тлевшего на протяжении более чем тридцати лет, — поскольку их негодование не было направлено против друг друга. Жеральдин даже показалось, что ее собственное негодование смягчается из-за того, что Венн, кажется, никогда не слышал о существовании Виктуар, насколько знала Пам.

— Я посылала ему записку, но он, возможно, ее не получил. Без сомнения, тридцать лет назад наша почта была так же ненадежна, как и теперь, да и к тому времени, когда я поняла… он уже уехал обратно в Англию. По крайней мере, он не возражал против того, чтобы его имя стояло в ее свидетельстве о рождении.

Пам не высказала это наблюдение вслух, но про себя быстро вычислила, что, когда Виктуар была зачата, она сама только-только вышла замуж за Венна. К счастью, это не нанесло ей глубокой сердечной раны.

Пам была рада, что позвонила Жеральдин еще по одной, более важной причине. Она узнала, что Жеральдин не была убеждена, что Венн мог просто так оставить новой молодой жене château, виноградник и остальную часть французской собственности, независимо от того, что написано в его английском завещании.

— И это законы! В этой стране человек не может владеть собственностью и ничего не оставить детям.

— Вот как? — Пам попросила ее объяснить подробнее, в надежде, что несправедливость Адриана к Поузи и Руперту, допущенная в Англии, во Франции будет компенсирована.

— Я уже позвонила одному человеку, которого в большей или меньшей степени можно считать нашим семейным адвокатом, и он собирается заняться этим делом. По крайней мере, он позвонит английскому адвокату, — пояснила Жеральдин. — Они с ним обсудят ситуацию.

— Но он умер здесь, в Англии.