Раздел имущества - Джонсон Диана. Страница 74

— Ну, в том, чтобы стать лучше. Каждый день и во всем, в чем возможно. Это американская идея-фикс. — Она намеренно бросила ему это ужасное слово на букву «а», которое, как она давно уже подметила, действовало на него как чеснок на вампира. Но он не дрогнул.

— Не кажется ли вам ваш проект самоусовершенствования слишком эгоистичным? Вам не нужны совершенные мускулы брюшного пресса и знания pâtisserie^[174] в полном объеме? Большинству людей приходится учиться жить с собственными недостатками или работать над ними по выходным.

— Накачанные.

— Что?

— Человека, имеющего совершенную мускулатуру, мы называем накачанным.

— Да. Это американская зацикленность на себе. И из-за этого ускользает суть.

— Ну да, как же. Мы, американцы, все время упускаем суть. Теперь я это понимаю. — Ее ироничный тон убеждал в обратном. — Во всяком случае, я это делаю не для себя, — добавила она.

— Тогда для кого же?

— Для других. Это жест сотрудничества по отношению ко всему миру — быть как можно более информированным и компетентным.

— Это просто тщеславие, замаскированное протестантской добродетелью.

— Многие религиозные учения включают в себя физические достижения: пост, стойку на голове, самобичевание, — сказала Эми. — Или преодоление себя, как в моей религии.

— Религия своего «эго».

Его высказывания были почти невыносимо менторскими, но в этот раз она почувствовала, по крайней мере, что он старается проявлять дружелюбие, просто пока не знает, как это сделать.

Робина Крамли представили Памеле Венн. По правде говоря, Памела была гораздо ближе к нему по возрасту, чем ее дочь, но он об этом не раздумывал. Хорошо выглядевшая женщина — пример того, как потом будет выглядеть Поузи.

— Конечно, я имел удовольствие познакомиться с Поузи и Рупертом в Вальмери, — сказал он. — Она очень умная девушка и производит сильное впечатление.

— Вся эта история оказалась трудной для них. Я очень горжусь ими обоими, — призналась Памела. Робин не сразу сообразил, о чем она говорит: долгая кома их отца, этого негодяя, поступившего с Поузи так по-свински. — Я так рада с вами познакомиться, — продолжала Памела. — Думаю, у нас есть общая знакомая, Друзилла Эйбл, глава Северо-западного лондонского общества любителей чтения. Я знаю, что вы недавно с успехом выступили в Зале механики на Ридженс-парк…

— Гм… о да, действительно, — согласился Робин, хотя он и не помнил этот случай и не имел представления о том, кто такая Друзилла Эйбл.

Кип рассказывал Эмилю о своей школе гораздо подробнее, чем тому хотелось бы.

— Там не так уж и плохо. Много американцев. Но в следующем году я бы хотел вернуться в Орегон. Я член команды сноубордистов. Если я поеду сейчас, останется всего месяц — сезон заканчивается, кроме того, мне кажется, я должен остаться с Керри. Она поправляется, но не так быстро, как хотелось бы… — И еще много других сведений о том, как идет выздоровление Керри, и даже о ее умственном состоянии, которое он охарактеризовал как вызывающее тревогу в связи со сверхъестественными видениями.

Эмиль с удивлением узнал от Кипа, что Керри поместили в хорошо известную клинику Марианны: это был реабилитационный центр для алкоголиков с психиатрическим уклоном, получивший известность во времена Жана Кокто. Неужели болезнь Керри серьезнее, чем предполагалось? Или дело просто в том, что там ей могли предоставить комфортные условия (а для богатых клиентов — даже роскошные) и место для Гарри и его няни? Эмиль мог запросто представить себе личные палаты и обходительный дорогостоящий персонал этой легендарной клиники, и ему пришло в голову, что надо бы поинтересоваться, не оплатила ли американка и эту клинику тоже или расходы покрываются из наследства. Ему не хотелось поднимать этот вопрос самому — для него это было не так уж и важно, но кому-то надо поинтересоваться, возможно, английской части семьи, и как можно скорее. Кип продолжал разговаривать с Эмилем, но, казалось, избегал упоминаний об Эми Хокинз, его предполагаемой благодетельнице. Эмиль заметил, что, когда бы Эми ни высматривала Кипа среди гостей, он всегда отворачивался или смотрел в сторону. Эми тоже обратила на это внимание.

Эмиль подумал, что для Кипа, наверное, тяжело попасть в какую-то версальскую школу: он заметно радовался возможности оказаться среди знакомых лиц, таких как Руперт, Крамли и Эми Хокинз. Эмиль знал о ее неудачном вмешательстве в дело транспортировки отца Виктуар в Лондон, но, пока Кип не сказал ему, не догадывался о том, что это она организовала школу для мальчика и предложила оплатить его возвращение в Америку, если бы он захотел вернуться в старую школу.

Все, но Эми особенно, были удивлены тем, что парижане продолжают интересоваться Жанной д’Арк, о появлении которой говорили как о «физической аберрации», настоящем «явлении» или «американском вторжении», хотя все время entre guillemets^[175], словно каждый говоривший опасался выбрать неправильный вариант из всех возможных, учитывая невероятность такого явления вообще. Из американских газет Эми узнала, что там нарастает волна протеста, которая теперь локализовалась в Вашингтоне. Но и в Калифорнии поднимались голоса против недостаточно открытой политики правительства, когда речь идет о военных действиях, подвергающих опасности даже Европу, — потребовалась альпийская трагедия, чтобы на это обстоятельство обратили внимание. Под нажимом всех этих небольших выступлений пресс-служба президента выступила с заявлением, в котором полностью отрицалось присутствие американских военных самолетов в районе Альп, не говоря уже о низких полетах, которые могли вызвать сход лавин. Активисты сделали противоположные заявления, демонстрируя свое недоверие, и высказали предположения о планах военной эскалации на Среднем Востоке и на Балканах.

Серьезная французская пресса тоже громко заговорила о таком возможном развитии событий, предсказывая внезапные вторжения, даже в Европе, настолько сильны были дурные предчувствия. Крайне левые газеты прогнозировали незаконный сговор французского правительства и нечестивых американцев для осуществления их грязных планов. Популярная французская пресса больше занималась вопросом о явлении самой Жанны д’Арк, чем обсуждением политического значения этого события. Во многих заметках говорилось о «тайне Альп», и манера их изложения способствовала укоренению суеверий и символизировала национальные устремления. «Явление перед мысленным взором избранной, свидетельницы, означает не меньшее и для всех нас», — такое мнение высказал преподобный отец Руиз, священник из Лиона. Жеральдин вырезала из газет несколько заметок для Эми, которые та прилежно перевела со словарем в руках.

— Канонизированная Жанна, что бы ни думали о ее материальном присутствии, не теряет своей вдохновляющей силы: своего мужества, искренности, веры в себя, — говорил Эмиль нескольким своим поклонникам.

Относительно Жанны д’Арк у господина Осуорси были для Эми хорошие новости, почерпнутые из газеты «Ле монд», которую он читал в поезде.

— Там никого не было, только снег, это все, что там смогли найти. Они не исключают возможности обнаружить тело весной.

— Хорошие новости, — сказала Эми, думая о том, не было ли в этих словах подтекста: «Вы особенно будете рады услышать, что там больше никого не нашли». — Но откуда вы знаете?

— Полагаю, они запускали зонды или проводили исследование радиоволнами. Однако есть и плохие новости или, по крайней мере, повод для волнений. Но я лучше вам завтра позвоню. Произошло нечто ужасное, это касается Керри и Кипа. Завтра я непременно позвоню вам.

— Нет, в чем дело? Вы можете сказать мне сейчас.

— Керри ведет себя очень странно, агрессивно, она несчастна из-за смерти мужа.

— Вполне понятно.

— Мы утром поговорим.

Эми пошла искать Кипа.

— Американская культура… звучит как оксюморон^[176], — говорил Эмиль кому-то по-английски. — Как бы сильно они ни хотели этого, какой бы скучной и однообразной ни была их жизнь без нее — отсюда и их одержимость деньгами, — они не доверяют культуре в европейском смысле слова. Подумайте об их бесчеловечном обращении со своим самым блестящим писателем, гениальным Эдгаром По, которым они пренебрегают.