День империи (СИ) - Янушкевич Сергей Казимирович. Страница 71

Вначале слово взял прокурор. Вместо того чтобы, как обычно, оставаться за своим столом, он вдруг поднялся и начал медленно ходить туда-сюда по сцене, словно пытаясь изобразить всем своим видом крайнюю возбуждённость и сосредоточенность.

-Свободные граждане и рабочие Версаля, мне уже не в первый раз на этом самом месте приходиться обвинять преступников в их гнусных злодеяниях. Все они при жизни были подлецами и мерзавцами, но ещё ни разу я не видел перед собой такое чудовище как сейчас. Чтобы только перечислить всё то зло, что он совершил всего за пять лет, нужно потратить как минимум несколько дней. Он загубил тысячи жизней, он обманом заставил тысячи других людей покинуть своих прежних хозяев и вступить в ряды своей шайки, он грабил, он мародерствовал, он силой свергнул законного правителя Беверли Хиллз Жея О'Жея и занял его место, а также он, в последнее время, специально вступает в конфликты и столкновения с нашими добрыми покровителями хамелеонами, провоцируя войну между нами и всем Верхним Центраполисом. Перед нами находится не обыкновенный человек, друзья мои. Это монстр, это дьявол, от которого нам следует избавиться как можно скорее. После окончания этой ужасной войны с фаталоками, мы, люди объединены здесь одной-единственной целью - любой ценой выжить и продолжить свой род. Этот же негодяй хочет поскорей разрушить наш хрупкий мир и обречь всех нас на полное вымирание. Я сожалею... Я глубоко сожалею, что законы Версаля слишком гуманные и не позволяют мне потребовать наказания по настоящему адекватного всем преступлениям подсудимого. Мне остаётся только настаивать на казни через повешенье, хотя по моему это слишком уж лёгкая смерть для бунтовщика и убийцы. Все вы знаете, что следовало бы ещё и подвергнуть тяжёлым пыткам эту мразь, чтобы он хотя бы частично на собственной шкуре, почувствовал всю ту боль, которую он сам принёс в наш мир.

После таких слов зрители на ложах аплодировали стоя. Судья в белом парике одобрительно кивнул в сторону обвинения, а затем обернулся и сквозь прочную стальную решётку посмотрел на закованного в цепи Виктора.

-Подсудимый, у вас есть, что сказать в своё оправдание?

-Да, я хотел бы прямо сейчас обратиться к вашему прокурору.

-И что же вы хотите ему сообщить?

Виктор поднял голову и, обведя взглядом членов суда, кисло улыбнулся.

-Пусть он поцелует меня в задницу.

Услышав такое, присяжные смутились, прокурор в негодовании сжал кулаки, а среди рабов в зале послышался робкий, приглушенный смех. Правда, этот смех тотчас стих, после того как Людовик с высоты своей пирамиды гневно посмотрел вниз и по взмаху его руки десяток охранников тотчас бросились в толпу, чтобы схватить шутников. После минутной заминки судья поднялся со своего места и ударом деревянного молотка по столу призвал всех к порядку и вниманию.

-Подсудимый, я полностью согласен со стороной обвинения насчёт вас и ваших поступков. Своим поведением на свободе и в зале суда вы сами доказали, что не достойны того чтобы жить на этом свете. Но в отличие от вашего дикого Беверли Хиллза, у нас в Версале над всем главенствует закон. Поэтому пускай присяжные сейчас удалятся в свою совещательную комнату и решат там виновны вы или нет. Теперь ваша судьба всецело находится в их руках. Да свершится сегодня правосудие и восторжествует справедливость. Объявляю перерыв.

Перерыв затянулся где-то на минут пятнадцать. Все это время Виктор молча сидел в своей клетке и, не отрываясь, тусклыми глазами смотрел куда-то в одну точку.

"Не понимаю к чему всё это дешёвое представление. Кому нужно всё это совещание присяжных, если все они уже давно получили указ от Людовика о том, какой приговор должны будут вынести? Они даже не соизволили опросить ни одного свидетеля. Да и зачем? Королю и так известно кто здесь преступник. Неужели это конец? Странно. Когда то мне многие говорили о том, что меня непременно ждёт клетка подсудимого, но разве я мог себе даже представить, что всё обернётся именно так?".

Наконец присяжные, после обсуждения, снова вернулись в зал суда. Ровной цепочкой эти слуги закона неторопливо входили на сцену и занимали свои места. Все они были хорошо одеты, сыты и довольны собой. Высшее общество Версаля доверяло вершить правосудие только людям из своего круга.

-Виновен,- проговорил первый из них, высокий очкарик с кучерявыми волосами,- Таких мерзавцев как он нужно давить всеми силами и я счастлив, что могу внести свой вклад в борьбу с этим злом.

-Виновен,- быстро протараторил маленький толстяк с чёрными усами.

-Виновен,- медленно процедила сквозь зубы стервозная, сорокалетняя дама с холодным, презрительным взглядом, бледной кожей и пепельными волосами.

-Виновен,- чуть ли не все хором прокричали шестеро оставшихся присяжных.

После короткой паузы, громкий удар молотка судьи нарушил мертвую, гнетущую тишину, повисшую в подземной опере.

-И так, внимание... Подсудимый Виктор Морган, вы признаны виновным во всех предъявленных вам обвинениях и приговариваетесь к смертной казни через повешенье. Приговор приводится в исполнение незамедлительно и прямо в зале суда.

Снова послышался гром аплодисментов, снова крики "ура" и снова ликование публики на верхних ложах. Как ни странно, восторг аристократии разделяли и многие рабы. Они также гневно трясли кулаками и требовали скорейшей казни преступника, но делали они это только для того, чтобы вот таким вот образом заработать хоть какую то благосклонность со стороны элиты Версаля и самого Людовика.

Четверо охранников отворили железную клетку и, вытащив подсудимого наружу, неторопливо повели его к виселице. Виктор не сопротивлялся. Он спокойно шёл вперед, гордо подняв голову перед орущей со всех сторон толпой и довольными физиономиями присяжных. Неожиданно перед глазами у него всё словно поплыло. Все вокруг, в один миг, стало мутным и как будто покрытым пеленой. Яркие фонари на стенах превратились в расплывчатые, желтые пятна, а десятки тысяч лиц в зале перемешались в какую то непонятную, однородную массу. Неужели всего через несколько минут его уже не будет? Все закончится. Он навсегда покинет этот мир и его мёртвое тело выбросят где-нибудь на помойку, на съедение крысам. Как же так... Как же так... Нет, он не боялся смерти, но его беспокоили судьбы людей в Беверли Хиллз, которых он оставлял здесь, на растерзание Людовику и другим рабовладельцам. Они возлагали на него все свои надежды, а он вынужден был покинуть этих несчастных и обречь их на новое рабство. Неожиданно, помимо его собственной воли, их лица, одно за другим, начали мелькать у него перед глазами. Кто-то улыбался, а кто-то хмурился, чье то выражение было задумчивым, а чьё то легкомысленным. Скоро всех их, как и когда-то, закуют в кандалы и бичом погонят на плантации и раскопки.

"Прощайте. Я не смогу больше, как раньше, защищать вас. Так не должно было произойти. Я сам во всём виноват. Нечего мне было идти к этим негодяям со своими переговорами. Держитесь, друзья. Знаю, я не оправдал ваших надежд и поэтому, если можете, простите меня".

Под барабанную дробь Виктора ввели на помост и палач уже собрался было накинуть петлю не его шею, как вдруг в дальнем конце зала неожиданно началась какая то неразбериха. Слышались какие то крики и ругань, куда то бежали вооружённые охранники, а через несколько минут там уже послышались и первые выстрелы. Неужели кто-то пытался атаковать Версаль? Только сумасшедший мог сунуться в такое хорошо охраняемое селение. Но, похоже, этот "сумасшедший" всё хорошо просчитал и совсем скоро, благодаря внезапности и стремительности, нападающие прорвали первый заслон солдат Людовика и ворвались внутрь. Они одновременно хлынули сразу из нескольких входов и, посчитав, что противник располагает крупными силами, обороняющиеся в панике отступили. В это же время началось волнение рабов и во всём огромном зале подземной оперы. Поначалу они лишь смяли тонкий ряд охранников у северного входа, но затем, воодушевленная первой победой, уже вся эта бесконечная и пёстрая толпа оборванцев с яростными криками бросилась на своих угнетателей.