Экспедиция идет к цели (Приключенческая повесть) - Колесникова Мария Васильевна. Страница 25

Да, это была победа! Наконец-то Пушкарев доказал, на что способен. А для Вали — новая сказка пустыни: вечный огонь, мягкая, таинственная улыбка богини Тары, скелеты динозавров и кости величиной с телеграфный столб…

Несмотря на обилие впечатлений, Пушкарев заснул мгновенно — как в черную яму провалился.

Цокто ворочался, ему показалось душно, и он вышел из палатки освежиться. Не успел сделать и десятка шагов, как кто-то цепко схватил его за локоть. Это был Очир. При свете звезд его лицо с высокими скулами казалось зеленым, зловещим. Глаза блестели.

— Заждался? А я тут как тут. И за вами присматривал. Огонь в пещере видел, кости дракона видел. Ты молодец, Цокто: артельный скот дохнет, эпидемия. Ветеринары понаехали — не могут понять, откуда чума на коров свалилась. Хотел я ветеринаров порешить, да Бадзар воспротивился: пусть, говорит, моему скоту прививки сделают. Хочешь, твоего русского геолога порешу?

Цокто охватила злоба, она душила его.

— Зачем? — спросил он.

— Как зачем? Не бойся, все сделаю без шума: свяжу его, отволоку в пещеру, положу на алтарь перед бурханом, а священный огонь потушить можно. Геолог наглотается газа и умрет. Никто никогда не догадается, не найдет.

— Священный огонь гасить нельзя.

— Почему?

— Старики говорят, война начнется.

— А разве война — плохо? Война — всегда хорошо.

— Но тот, кто погасит священный огонь, сам умрет. Разве не знаешь? Эрлик-Номон-хан, владыка смерти, смотрит за такими, как ты, каждую минуту.

Очир задумался. Он был суеверен.

— А как же его прикончить, твоего русского? Может, так, как я прикончил дархана Дамдина? Я его задушил, сбросил в пропасть Ногон-могой. Все труп не там ищут, где надо. Пусть ищут.

Цокто Очира не боялся. Теперь, после того как узнал об эпидемии, он уже ничего не боялся: он сам стал государственным преступником. И если заговорщиков схватят, то схватят и его, Цокто; возможно, приговорят к расстрелу. Но в душе все еще жила надежда: как-нибудь вывернусь. А если глупый Очир убьет русского геолога, тогда подозрение падет на Цокто и вывернуться не удастся. Прирезать бы Очира…

— Ты Пушкарева не трогай, — сказал он Очиру строго. — А то мы и тебя можем отнести в газовую пещеру, и твой японский хозяин никогда не найдет тебя.

И в голосе его была такая твердость, что Очир испугался.

— Ну, ну, я пошутил, — сказал Очир. — Фарфоровая посуда не должна ссориться с глиняной. Ты все равно теперь у нас в кулаке, как мышь. Поезжай со своим русским в лагерь, а я тут немного побуду — дела есть, поживу в юрте табунщика Яримпиля.

Через два дня пришла машина. От шофера узнали, что в стадах объединения вспыхнула чума крупного рогатого скота. Пушкарев, Цокто и Тумурбатор, плотно позавтракав жареной бараниной, распростились с Котловиной пещер. Очира нигде не было видно.

ПРАЗДНИК «БОЛЬШОЙ ВОДЫ»

— Ты — со мной, а остальное не так уж важно, — сказала она. — Мне бы частичку твоих удач, и я была бы самым счастливым человеком.

— А кому они нужны, мои удачи, если воды опять не окажется. А мечта найти алмазы рухнула. Куда девался старый Дамдин?.. Что-то мне все это не нравится. Слишком уж много случайностей: пропали пиропы, исчез Дамдин… Ну, а насчет воды у меня все же есть предчувствие — вода скоро будет!

— Не надо утешать. Тут на интуиции далеко не уедешь.

Они шли по степи. Вечернее солнце золотило дали, пустынный простор словно бы затягивал их. Им было хорошо вдвоем, хотелось идти и идти, и заботы дня постепенно уступали место интимному чувству, желанию ни о чем не думать, говорить о красоте жизни, о ее необыкновенности.

— Я совсем извелась без тебя, — сказала она.

— Ну, положим, мне было не слаще. Если хочешь знать, я все это время держался на самолюбии.

— И нашел нефтяной газ. У меня тоже самолюбия хоть отбавляй, да толку от него никакого. А Зыков гоголем ходит: «Все конспектики, конспектики… Без конспектиков воды нет и с конспектиками воды нет». Все-таки ты повидал чудеса, а я за это время, кроме ухмыляющейся физиономии Зыкова, похожей на недожаренную яичницу, ничего не видела. Его вид вызывает у меня аллергию. Если бы можно было хотя бы одним глазком взглянуть на каменную богиню и на кости динозавров! Кости динозавров… Сумасшествие…

— Такая возможность не исключается. Когда я рассказал обо всем Сандагу и Тимякову, они прямо-таки остолбенели. Все суетились возле меня и Цокто, какао и коньяком угощали. И знаешь, что самое обидное: чувствую — Сандаг и Тимяков не верят ни одному моему слову. Сандаг так осторожненько, вроде сам с собой, рассуждает: «Каменной Тары исполинских размеров быть не может. Кто ее изваял? Дзанабадзар, великий скульптор семнадцатого века? Но Дзанабадзар работал с бронзой, с металлами вообще. Резьбой по камню он не занимался. Его богиня Тара — это скульптурный портрет его возлюбленной. Нет уж, извините, пока не увижу собственными глазами, не поверю. Если даже она из мыльного камня или вылепленная из глины, наподобие субурганов, все равно не верю. Цельный скелет динозавра? Да ни один монгол, будь он ламой или пастухом, ни за какие блага в мире не дотронется до костей дракона — потому они и пролежали на поверхности семьдесят миллионов лет. Подобные жертвы богам у нас не приносят. Ну, а вечный огонь, если это не какой-нибудь ламский фокус…» В общем, все мои находки свел к нулю со знаком минус.

— Надо было захватить кость динозавра.

— Надо было. Да как везти чертову кость длиной в восемь метров? Так вот: Сандаг и Тимяков решили, как я полагаю, проверить мою заявку и совершить большую разведочную поездку по Гоби. После того как найдем воду, сразу же отправимся в Котловину пещер, а потом вроде бы спустимся до второй цепи Гобийского Алтая, к хребту Нэмэгэту, и вернемся домой через пустыню, будем обследовать по пути все источники и оазисы. Так что теперь все зависит от вас с Зыковым.

— Ты хочешь сказать — от меня?

— Ну, считай так. Я лично убежден в твоем прогнозе: правильно сделала, заложив скважину навстречу падающим пластам.

На буровую они вернулись в полной темноте. Пушкарев вскочил на свою лошадку и помчался по ночной степи в лагерь экспедиции. Ему хотелось остаться на буровой, очень хотелось, но остаться он здесь не мог.

…Теперь Пушкарев каждый день появлялся на буровой. Найти воду во что бы то ни стало! Помочь Вале… Если говорить по правде, то он только и занят был делами гидрогеологов, забросив поиск угля и горючих сланцев. Своих геологов разделил на два отряда. Отряды, правда, насчитывали не так уж много народу: геолог, шофер, коллектор. Наметил маршруты геологической съемки для них. С утра до поздней ночи разъезжали отряды по степи, описывали все обнажения, все выходы пород, все «наводящие признаки», все источники.

В очень короткий срок составил он предварительную геологическую карту огромных пространств, и Валя могла теперь судить о простирании тех или иных пластов, а это главное. Пушкарев обнаружил водоносные песчаники. Большего Саша сделать не мог. В соответствии с предполагаемым простиранием этих пластов и заложили еще три скважины.

Саша Пушкарев… Каждый приезд его на буровую делался для нее событием. Иногда они приезжали с Тумурбатором, и пограничник развлекал Долгор. «А из них могла бы получиться неплохая пара…» — думала Валя. Но чаще всего она думала о воде.

И снова скрипит железный трос о блоки, снова многометровая свеча штанг гнется и вздрагивает — вот-вот оборвется…

Таинственное исчезновение старого мастера Дамдина озадачило всех и опечалило. Куда он мог деваться? В юрте все осталось на своих местах, даже незаконченная работа из нефрита. Меньше всего можно было думать о преднамеренном убийстве почти столетнего старца.

Пушкарев понимал: искать месторождение алмазов бессмысленно, и все-таки он не оставлял надежды. Случались дни и часы, когда они с Цокто и Тумурбатором забирались далеко в горы, обследовали котловины. Но это была, так сказать, побочная, «необязательная» работа.