Сделано в СССР (СИ) - Богдашов Сергей Александрович. Страница 92

– Простите, что вмешиваюсь в вашу беседу, меня зовут Боб Вудворт и я корреспондент «Вашингтон Геральд». Разрешите мне задать пару вопросов? – подсел к нам щеголевато одетый мужчина, в неприлично дорогом костюме.

Я заметил, что оба спортсмена нахмурились, что-то вспоминая, а Матео, сместившись журналисту за спину, принялся отчаянно жестикулировать, чего-то пытаясь до меня донести.

– Если вы про соревнования, то я не готов ни к каким прогнозам, – попытался я отбрыкаться от общения с журналистом.

– Вовсе нет. Всего лишь пара уточняющих вопросов по вашему выступлению в университете. Как я понял, вы занимаетесь и спортом и парапсихологией. Эти ваши увлечения каким-то образом влияют друг на друга? – Вудворт щёлкнул кнопкой диктофона и ожидающе уставился на меня сквозь толстые стёкла очков в массивной черепаховой оправе.

– Думаю, что ответ вы видите прямо перед собой. Рядом со мной находятся прославленные американские атлеты, а не индийские йоги и не буддийские монахи, по сравнению с которыми я всего лишь простой самоучка. Поэтому вам придётся верить собственным глазам, и не рассчитывать на неправдоподобную сенсацию. Никакими чудесами успехи в спорте не объяснить. Только упорные тренировки, хороший тренер и галлоны собственного пота. Пожалуй, это единственная реальная возможность чего-то достичь в спорте, – ответил я журналисту, под одобрительные смешки спортсменов.

– Тогда для чего же вы тратите своё время на такое бесполезное занятие? – изобразил Вудворт удивление, приправив своё высказывание изрядной долей скепсиса.

– А разве Боб Бимон не сделал то же самое? Весь спортивный мир ждал, когда же кто-нибудь из людей сможет прыгнуть на двадцать восемь футов, а он прыгнул дальше двадцати девяти. Все считали, что такое невозможно, а он вышел за эти границы и разом улучшил мировой рекорд на полметра с лишним. Так и я. Я занимаюсь тем, что считается невозможным, и у меня получается. Пусть не всё и не сразу. Только совершая порой невозможное мы можем попытаться узнать пределы наших возможностей, – тут я вынужденно воспользовался помощью Матео, чтобы не запутаться в переводе.

– Хорошо сказано, – почмокал журналист губами, словно пробуя мои слова на вкус, – Если разрешите, я использую ваше высказывание, как заголовок для своей статьи.

– Дарю. Пользуйтесь, – пожал я плечами, заканчивая разговор.

– Очень опасный человек, – поделился со мной учитель русского языка, когда мы выходили с трибун, – В семьдесят втором году он и Карл Бернстайн раскрутили Уотергейтский скандал и добились отставки президента Никсона. Вот уж не ожидал, что журналиста его уровня сюда к нам пришлют. К тому же он и к спорту никакого отношения не имеет…

Лэнгли. Штаб – квартира ЦРУ.

– Значит ты считаешь, что никакого смысла в дальнейшей разработке этого русского нет? – хозяин обширного кабинета на третьем этаже перекинул незажжённую сигару из одно уголка рта в другой. Курить хотелось до одури, но кондиционеры и так с трудом справлялись с послеобеденной жарой. Курить же при работающем кондиционере – плохая идея. Через полчаса пропахнешь дымом так, словно провёл всё это время в пепельнице, да ещё и глаза начнут слезиться.

– Думаю, что если бы он знал что-то по настоящему серьёзное, то парни из КГБ просто не выпустили бы его из страны. Сам знаешь, насколько у них с этим строго. Зато после его заявления перед журналистами, о том, что он ожидает провокации именно от нас, вся эта история отдаёт очень неприятным душком. Допускаю, что Советы нас играют, на самом деле они только и ждут повода, чтобы спустить на нас прессу. После полёта в космос этот их парень в глазах общества не просто спортсмен, а достаточно публичная личность. Кроме того, если подумать, то мы с ним на данный момент оказались по одну сторону баррикад, – пожилой собеседник хозяина кабинета не даром считался одним из лучших аналитиков Управления. Жизнь его научила, что не всегда стоит бросаться грудью на амбразуру, если существует безопасный вариант, который может принести чуть больше пользы для собственной карьеры.

– И что ты на этот раз придумал? – отложил в пепельницу так и незажжённую сигару хозяин кабинета.

– Некоторые его утверждения могут оказаться нам очень полезны. Например, исходя из информации по развитию электроники в СССР мы можем поменять одного недружественного нам сноба на вполне симпатичную ирландку, Джоанн О'Рурк Ишам, которая будет нам за это крайне признательна. А записанную Вудвортом информацию про тех же йогов и монахов, можно подать, как результат нашей оперативной работы. Пусть ребята из ближневосточного отдела проявят чуть больше прыти. Не всё же им нас тыкать носом в недоработки. Дополнительные материалы по обеим темам я собрал. Всё выглядит более чем убедительно.

– Выглядит? – вложил в одно слово сразу несколько смысловых нагрузок владелец роскошного кабинета.

– Не только. Что касается микросхем, то там мы просто подтвердим доклад ирландки, а по нейрофизике пусть ближневосточники роют тщательнее. В той же Индии или Тибете. Если ничего не найдут, то это их проблемы, а если отыщут, то мы молодцы, – аналитик, впервые за весь разговор чуть обозначил улыбку. Холодную и едкую. Не обещающую ничего хорошего нескольким его коллегам из соседних отделов.

Пять попыток. В отличии от Олимпийских Игр, у нас в «большом матче» не бывает квалификационных прыжков. Спортсменов и так немного и нет необходимости отсеивать тех, кто не смог прыгнуть дальше, чем семь метров шестьдесят пять сантиметров. Мне, по жеребьёвке выпало прыгать вторым. Не самый удачный расклад. Я бы предпочёл прыгать пятым – шестым, чтобы знать результаты соперников. Хотя Боб вчера меня и убеждал в том, что не стоит этого делать и надо просто верить в себя, но я дитя цифр и статистики. Ничего не могу с собой поделать, меня разрывает от любопытства и чужие результаты добавляют мне адреналин.

Первая попытка и мой прыжок на восемь ноль пять. Катастрофически слабо, но я при отталкивании потерял очень много. Навскидку, сантиметров двадцать. Не сложился разбег.

Тем не менее, после первой попытки у меня оказывается лучший результат. Американец Робинсон прыгнул всего лишь на восемь метров и один сантиметр.

Ввожу корректировку в разбег… и сливаю вторую попытку. Заступ. Проходя мимо ямы успеваю заметить, что залез на планку – индикатор сантиметра на три.

С разбегом происходит что-то неладное и я начинаю нервничать.

У остальных прыгунов дела идут не важно. Отметку в восемь метров пока преодолели только мы с Робинсоном. Результаты удивляют. Со слов Семёныча я знаю, что как минимум ещё трое спортсменов могут прыгнуть на восемь метров двадцать сантиметров, и это только их официальный результат.

Третья попытка проходит чуть лучше, но стараясь подгадать точно на брус, я перед прыжком теряю скорость разбега. Прыжок… Восемь восемнадцать.

После третьей попытки мой результат лучший, но любой из спортсменов меня ещё может обогнать.

Мои прыжки мне не нравятся. Злюсь сам на себя и меня распирает ярость, скапливаясь где-то внутри тугой пружиной.

На четвёртую попытку выхожу злой и взвинченный. Иду пританцовывая, словно на пружинах. Возвращаю свою старую длину разбега, добавляя ранее отнятую пару шагов. С трудом дождавшись сигнала судьи, стремглав снимаюсь с места. «Высота», – вспоминаю я совет Боба, полностью выкладываясь в прыжок.

Приземляюсь жёстко. Успеваю подобрать ноги и не просесть вниз пятой точкой, собрав песок боком. Поднимаюсь. Есть белый флажок! Попытка засчитана! Эмоции бьют через край. Я уже понимаю, что прыжок удался. Пританцовываю за ямой, вскинув руки. Трибуны отзываются восторженным гулом. И тут ногу пронзает сильнейшая судорога. Катаюсь по траве, пытаясь руками размять окаменевшие мышцы. Получается плохо. Боль такая, что с глаз выдавливает слёзы. Ко мне бежит тренер и кто-то из спортсменов. С их помощью добираюсь до скамейки и попадаю в руки массажиста.

Ничего не вижу. Мои спортивные закрытые очки запотели, превратив окружающий меня мир в марево размытых теней и силуэтов.