Шиза. История одной клички (Повесть) - Нифонтова Юлия Анатольевна. Страница 12

Общага, замерев от напряжения, вслушивается. Вот он долгожданный, желанный, могучий — ХРРРАП! Сигнал начала другой жизни — тайной, ночной. Осторожные шаги. Неопознанные тени. ШШШ… Шелест. Шорох. Шёпот.

Девушки снимают с себя серьги, цепочки, заколки… все мелкие детали хитрого дамского туалета, давя эмоции и возбуждение. Лора и Гульнур, будучи хозяйками каморки (когда Коменда спит, конечно), деловито выдвигают на середину колченогий казённый стол, зажигают свечи, открывают примороженные форточки. Командующим шаманом, как всегда, избрана всеми уважаемая Большая Мать, строгая, но справедливая. Крупной, осанистой фигурой, низким, грудным голосом, спокойной уверенностью внушает всеобщее уважение и выглядит мудрее однокурсниц на целую жизнь.

— Зден, глянь, дверь хорошо закрыта? Янку больше нет смысла ждать. Мама, наверное, не отпустила.

— Да проверяла уже, сколько ж можно.

— Лор, добавь воды в таз и поставь его на стол. Готовы к общению с духами?

Затаив дыхание, девушки сгрудились у стола. Большая Мать быстрым, точным движением нарисовала стрелочку на крошечном фаянсовом блюдце.

— Сосредоточились! Кто засмеётся — убью!

Спорить с Большой Матерью никто не решился.

Внутри у всех будто моторчик заколотился. Словно маленький чертёнок заметался от необъяснимого страха к припадку истерического смеха. Но, помня твёрдое обещание Большой Матери, девушки старались не выказывать эмоций. Особенно трудно было сдерживаться смешливой Гульнур.

В глазах гадальщиц отражались свечи, а похолодевшие пальцы дрожали над блюдцем.

— Кого вызывать будем? — поинтересовалась хрупкая Зденка, казавшаяся в своей белой ночнушке прозрачной снегурочкой.

— Ну, есть у тебя какой-нибудь кумир на примете, с кем бы ты мечтала поговорить?

— Крамской! Иван Николаевич, конечно, — смутившись, выпалила зардевшаяся Зденка. Ведь за стеной, по соседству, вздыхал о ней Хромцов, прозванный за яркий талант Крамским.

Но ни Крамской, ни Илья Ефимович Репин, ни Павел Андреевич Федотов, ни другие знаменитые живописцы не желали контактировать со своими почитательницами.

— А может, Врубеля? — прогнусавила прыщавая молчунья Нюся. Услышать её голос никто не ожидал, поэтому все невольно вздрогнули и уставились, как на говорящую мебель.

— Случилось чудо! Оно ещё и говорить умеет! — хрипло пробасила Лора, центровая девушка села Потрошилово, полная противоположность флегматичной Нюси.

— Ой, нет, девочки, не надо Врубеля. Я тут про него по Истории Искусств реферат писала. Так он — ужас что! — примирительно затараторила Гульнур — единственная подруга Нюси, таскающая её за собой на тусовки, как безмолвную тень, — Он, представляете, был одержим Демоном, а когда писал, то постоянно слышал его пение, пока совсем не того…

— Тогда стопудово надо именно Врубеля звать, раз он ещё при жизни с чертями водился, — с характерным наездом настаивала Лора.

— Дети мои, вы забыли, что с вами профессионал. Гуль, неси кружку с воском. Мы его сейчас так заведём, что он как миленький явится вместе с Демоном, — авторитетно заявила Большая Мать, не обращая внимания на испуганный взгляд Гульнур.

Велев всем поставить пальцы над тарелочкой, вливая воск тонкой струйкой в воду, начала колдовать:

Духи Воска и Огня,
Погадайте на меня.
С ледяною водой обнимитеся
И моею судьбой поделитеся.
Все четыре ветра,
Со всего света,
Не воротами —
Приворотами,
Облетите мир иной,
И поставьте предо мной
Дух художника
Михаила Александровича Врубеля.

Большая Мать до предела повысила тревожные нотки в голосе — Дух, приди к нам! Михаил Александрович, если Вы с нами, дайте знак.

В эту самую секунду что-то разительно изменилось в самой атмосфере. Вода в тазу качнулась, и застывшие восковые капли столкнулись с мягким пластмассовым стуком. Качнулся под ногами и тут же встал на место пол. Фарфоровое блюдце дрогнуло и поехало, обжигая пальцы. Ледяной ветер, пробежавшийся по комнате, обдал всех единым порывом и задул все свечи разом. Вдруг жуткая неведомая сила, вопреки законам природы и здравому смыслу, выплеснула холодную чёрную воду прямо в лица гадальщицам. От неожиданности они с визгом вскочили. С грохотом попадали стулья. Затрясся, заходил ходуном стол. В ужасе девушки смотрели, как к белому окну медленно приближается огромная, чётко очерченная тень. Под всеобщее «Ах!» тёмный силуэт поднял руку и тихонько постучал… Стук. Стук-стук. От этого слабого, гнетущего душу звука всем стало как-то особенно жутко и тошно.

После секундного оцепенения раздался дружный рёв, началась паника. Судорожно хватаясь друг за друга, девчонки живым клубком пытались штурмовать ветхий шкаф. Запинаясь и падая в темноте, стремились уползти под кровати. Нюся обречённо завыла, крепко зажав себе рот обеими руками. В душе она продолжала бояться Коменду больше, чем любое привидение. Но Дух Михаила Александровича оказался на редкость проворен. Уже в следующую минуту в коридоре послышалась тяжёлая поступь. Разъярённый Дух стал настойчиво дёргать и тарабанить в хлипкую дверь, готовую слететь с петель. Разбушевался он не на шутку и, свирепо сопя, явно жаждал крови. Когда мятежный Михаил Александрович, окончательно войдя в раж, начал колотить в несчастную дверь ногами, словно гром небесный, раздалось такое знакомое и родное:

— Открывайте, кобыляки чёртовы! Завтра же докладная будет у директора на столе. Я вам покажу, как пьянки с дебоширством устраивать в государственном учреждении. Халды! Всех на улицу повыкидываю, вместе с эньтюдниками вашими.

— КОМЕНДА! — одновременно прошептали Зденка, Нюся и Гульнур, обнявшись, как перед казнью.

Большая Мать отважно включила свет и повелела:

— Лора, иди!

— Да, этой грымзе даже Врубель с Демоном нипочём, — обречённо вздохнула Лора и, достав из заначки сгущёнку, бутылку водки, палку колбасы, как старшая по комнате и умеющая говорить с комендантом на одном языке, пошла успокаивать грозного Духа Общаги.

Невесело было Янке возвращаться домой заполночь. Весь день прошёл в предвкушении намеченного гадания. Чтоб мама Ира отпустила, пришлось зарабатывать очки тщательной уборкой квартиры, демонстрируя безропотную покорность. Но затея неожиданно сорвалась. Подойдя к общежитию, Янка увидела, что окна темны. Боясь ошибиться и нарваться на местное чудовище, Янка предварительно кинула в открытую форточку снежок (который и обрызгал гадальщиц, угодив прямо в таз с водой). Заметив в замороженном окне мелькающие тени, она решилась постучать. Но после того как яркая, обличительная речь Коменды сотрясла мироздание, стало ясно, что пора уносить ноги. О том, что кто-то отопрёт секретный лаз кочегарки, теперь и думать было смешно. В пакете уныло позвякивало невостребованное пиво. «Странно, — размышляла Янка, — с чего это Коменда так взбеленилась, может, снежок ей в глаз попал? Хоть бы!» А по ночному небу уже вовсю разлилась голубая Фэ Цэ в пастозном замесе с тёмным краплаком и марсом, на сугробы лёг синий кобальт, сверкая кое-где титановыми белилами…

Янка сидела одна на тёмной кухне и смотрела, как пламя свечи исполняет древний танец: «Может, это и хорошо, что покорение общаги сегодня не состоялось. Пиво всё мне досталось с вкусными орешками! Да и свежи ещё неприятные новогодние воспоминания — прошлое, общаговское приключение, окончившееся трагично». Видимо, весь этот год обещал быть не таким, как все. Янка, чувствуя, как тоскливое беспокойство овладевает ею, интуитивно потянулась к заветному перстню, отгоняющему печали. Теперь она вообще никогда не расставалась со своим талисманом и носила кольцо на цепочке вместо кулона, как страдалец Фродо из «Властелина колец». Во втором семестре началось «масло», и Янка вынуждена была спасать перстень от лаков и разбавителей. Зато на ладонях теперь темнели несмывающиеся пятна въевшейся краски, как почётный знак принадлежности к избранной касте художников-живописцев.