Не единственная (СИ) - Миленина Лидия. Страница 23

Аньис словно машинально вложила ладонь в его руку, ощутила, как он слегка потянул ее вверх, помогая подняться. И тут же убрал ладонь, когда она встала.

— Я готова, господин… — прошептала она, не поднимая глаз.

— Еще нет, — он с улыбкой покачал головой. — Но я признателен тебе за попытку.

В саду ярко горели светильники, а над головой — звезды. Аньис вдыхала полной грудью, пытаясь успокоиться и осознать то, что ей открылось. Если бы он сказал, что ему лет шестьдесят-семьдесят, она бы не удивилась. Она знала, что маги умеют продлять молодость и жизнь. Но не две тысячи ведь? В ушах звучало: «драконы живут намного дольше, и я тоже». Так что же — ее хозяин дракон, принявший человеческий облик? От этой мысли по спине бежали мурашки и становилось… нет, не страшно. Скорее как-то удивительно, необыкновенно.

Ну и да, пожалуй, все же немного страшно.

То есть, получается, на самом деле он огромный ящер, способный изрыгать огонь? Способный в одиночку спалить и разрушить весь их город?

В Альбене было мало легенд о драконах, а в последнее столетие и вовсе считалось, что драконы давно ушли куда-то «за предел». И нигде не было указаний, что они могут принимать человеческий облик. Но в легендах драконы были сильными магами. Самыми сильными из всех живущих. Кто знает, может быть, они могут менять облик магическим путем и жить среди людей…

Аньис посмотрела в бесконечное небо над головой. На секунду ей показалось, что огромная крылатая тень накрыла звезды. А потом она вдруг мысленно увидела лицо своего господина, твердое, красивое среди звезд… Она обязательно узнает правду. Когда будет готова… Пожалуй, сейчас это действительно как-то слишком. Он и так затмевает для нее солнце.

…А какая у него горячая рука… И ведь он принес ей салфетку, помог встать, позаботился, словно она принцесса или знатная дама… Раньше никто не делал ничего подобного, даже Садди. В груди сладко заныло, а небо вдруг закружилось перед глазами, свивая звезды в одну мерцающую спираль.

Проверка прошла успешно. Рональд выяснил все, что хотел. Да, древняя кровь расы Эдора сильна в этой девочке. Парти слушаются ее, природный дар договариваться с судьбой живет в ней. С самим Эдором или его отцом Рональд даже не взялся бы играть. В их руках парти всегда бы выкидывали двенадцать, а фигуры стремительно доходили до центра, минуя все препятствия. Правда, и над ними судьба иногда шутила. Например, подкинув Эдору настоящее Сокровище. Жизнь — более серьезная игра, и здесь сложнее договориться.

А вообще к девочке нужно еще присмотреться. Вероятно, она может преподнести и другие сюрпризы. Ему понравилось играть с ней… Достойный противник для парти. Но, конечно, не стоило касаться ее. Слишком сильное впечатление для детского разума, балансирующего между страхом и влюбленностью. Но сделанного не воротишь.

… У нее такая худая кисть, столько трогательной неуверенности и детской чувствительности… От этой ее нежной беззащитности он чувствовал себя очень древним, очень сильным, очень… суровым и закостенелым, что ли..

Рональд взял в руку кисть и тут же отложил.

С портрета смотрели проницательные зеленые глаза, смотрели так, словно она говорила с ним. Только слов в этой речи не было. Когда-то, незадолго до того, как она ушла из его жизни, им казалось, что слова больше не нужны. Не нужны стали даже образы, что шлют друг другу те, кто владеет мысленной речью. Они просто чувствовали все друг о друге, находясь при этом далеко. Или рядом — но не имея возможности быть вместе.

Самое смешное, что эта девочка, Аньис, тонкой нитью слегка звеневшая на задворках его души, совсем ее не напоминала. Ни внешностью, ни характером. И, наверное, это хорошо. Видеть отблески той в других женщинах было слишком мучительно. Словно судьба посмеялась и подкинула отражение, одну манящую деталь, или, может быть, плоский холст портрета вместо оригинала. А оригинал как был, так и остается недоступным.

Какой была она, ушедшая, та, которую он помнил всегда? Она была другой. В ней был не стебель, а стержень. Сильная, несгибаемая, но чувствительная и добрая, она выдержала столько мучений, как никто из его народа, кроме, пожалуй… его самого. Но об этом он предпочитал не думать. Когда-то эти мучения изменили его, сделали тем, кто он есть. И этого достаточно. Не обязательно вспоминать подробности.

Только одно роднило Аньис с ушедшей любимой. Страсть к игре и детская непосредственность. Его зеленоглазая единственная не играла в настольные игры. Она играла с людьми, в отношениях с ними. Но эта игра не оскорбляла никого, не ранила. Это была игра взглядов, интонаций, ситуаций, ходов… Интересная и даже веселая. И очень откровенная, стоящаяся на умении понимать и чувствовать людей, а не на желании управлять ими.

Он и сейчас внутренне улыбался, вспоминая, как она сближала и отдаляла дистанцию, говорила странные вещи, чтоб спровоцировать его на откровенность в самом начале их общения. И как потом… они долго играли. В четыре руки. До тех пор, пока… Пока судьба не разлучила их.

А еще она была самоотверженной и благородной. И никогда не бросила бы ребенка, волею случая попавшего в чужие непонятные игры.

Что-то щелкнуло внутри Рональда. Зеленые глаза словно говорили ему — иди. Он вышел, хлопнув дверью, и быстро направился в сад. Можно было пройти по-другому, срезать расстояние, как умел лишь он один. Но тут и так было недалеко.

Неожиданно воздух стал густым. Аньис ощутила его присутствие раньше, чем заметила высокую темную фигуру, заслонившую звезды слева. И стало спокойно. Безопасно. Даже легко. И голова у нее перестала кружиться.

— Простите, господин… — прошептала она тихо, так, чтобы он услышал и ответил, если захочет. Несмотря на то, что ее учили не заговаривать с хозяином первой. Но она подумала, что сейчас можно. — Если вы что-то скрываете, то, конечно, имеете на это право…

Темный сад озарился его полуулыбкой. Аньис даже показалось, что светильники на высоких подставках вспыхнули ярче.

— Несомненно. Знаешь, Аньис, обычно люди не афишируют что-либо, чтобы обезопасить себя, — боковым зрением Аньис заметила, что он сложил руки на груди и устремил взгляд в звездное небо. — Но бывает и по-другому. Иногда приходится что-то скрывать, чтобы обезопасить других. Ведь подчас люди из любопытства узнают что-то, а потом это мучает их. Любопытство, как и настойчивость, — неплохие качества. Да и желание победить тоже. Просто, порой выигрыш приносит не только радость, но и боль, Аньис. Смотри на свои мотивы, все дело в них. Ради чего ты хочешь победить, ради чего ты хочешь узнать что-то. И когда твои мотивы будут не праздными, победа (или информация) сама придет тебе в руки.

Аньис удивленно слушала его. Он говорил с ней… как с ученицей. Не как с рабыней, роль которой — существовать для его удовольствия. А как с девочкой, которую он хочет чему-то научить.

Боясь спугнуть момент, Аньис смотрела туда же, куда и он — на звездное небо. И слушала глубокий низкий голос с бархатными нотками, который звучал так, словно тот, кто говорит, знает все на свете. Очень уверенно. Но удивительно мягко. Голос сильного, знающего, могущественного человека, который может позволить себе быть снисходительными и добрым. Потому что ему не нужно утверждать силу, знание и власть. Они и так очевидны.

— Ты одареннее, чем я думал, Аньис, — помолчав, продолжил он. — Через три дня у тебя появится новый учитель — по лингвистике.

— Что это такое? — удивилась Аньис.

— Будешь изучать иностранные языки. Трех соседних государств и два заморских. Даже, если ты никогда не окажешься за границей Альбене, изучение языков хорошо тренирует ум. Но я уверен, что пригодится. Мне понравилось, как ты играешь. И думаю, судьбе тоже. Ты играешь слишком хорошо, чтобы она не открыла перед тобой такую возможность.

Аньис изумленно молчала. А что ей было сказать? Что господин, которого она должна бояться и почитать, как бога, открывает перед ней новые пути? Словно она была его дочкой или воспитанницей из благородного рода. За что ей все это?.. А сам он сейчас казался тем, кем и был — очень древним и мудрым существом, каждое слово которого наполнено смыслом. Просто ему почему-то захотелось пригреть котенка, пригревшегося у его ног…