Предания вершин седых (СИ) - Инош Алана. Страница 36

Но он добрался. Сырым туманным утром, серым и зябким, между стволами деревьев показался отряд воинов в тёмных доспехах. Шлемы их для устрашения имели вид уродливых чудовищных морд с клыками. Чужаки были и похожи, и непохожи на Марушиных псов... Сходны, безусловно, тем, что внутри них тоже жил зверь, а отличались, наверное, чужеземным обликом да ещё стальным блеском глаз. Свои, родные члены стаи казались Олянке ближе, теплее... человечнее, что ли, хоть и странно так говорить об оборотнях. Эти же — безжалостные, ледяные, чужие.

Воинов насчитывалось, пожалуй, не меньше сотни. Военачальник, подняв забрало шлема, открыл смуглое, гладко выбритое лицо и окриком на чужом языке велел сотне остановиться. Достав и развернув чертёж местности, он всматривался в него. Его чёрные брови хмурились, рот был сурово сжат.

— Глянь, глянь, умник какой учёный, — хмыкнула Куница уголком рта, кивая Олянке на навия, который с важным видом вглядывался в карту. — По бумажке сверяется! Щас дорогу спрашивать будет. Не много, видать, он там высмотрел...

Так и вышло. Военачальник, подняв глаза от карты, спросил с резким иностранным выговором:

— Как есть называться этот место?

— Кукушкины болота это, — ответил кто-то из стаи.

Сотенный вскинул взгляд в сторону говорившего.

— Кто есть здесь главный?

Бабушка, облачённая в шерстяной плащ-накидку, выступила вперёд. Убор из перьев возвышался царственно на её голове, лицо было исполнено строгого достоинства.

— Я старшая, сынок. Чего ты забыл-то в нашей глухомани?

Сотенный обратил ледяной взор на Свумару.

— Мы и вы есть родственный народ. Мы поклоняться одна богиня — Маруша. Посему мы ждать от вас помощь. Мы сбиваться с пути и у нас кончаться пища. Вы указывать нам дорога на Зимград и делиться запасы.

— Далеконько ты забрёл, соколик ясный, — хмыкнула Бабушка. — Зимград-то совсем в другой стороне. Дорогу, так и быть, укажем, а запасы нам и самим пригодятся. Зверья в лесу ещё полно, сами пропитание добудете.

Сотенный нахмурился.

— Старуха! У твой племя нет выбор. Те, кто не сотрудничать с наш войско и не оказывать помощь, считаться наш враг и подлежать уничтожение. Вы отдавать запасы, и мы оставлять вас в живых. После того как великая Владычица Дамрад будет установить своя власть на эти земли, все наши сородичи в этот мир будут иметь преимущества. Дети Маруши будут иметь права и свободу. Все прочие побеждённые — рабы. Но чтобы иметь права и свободу, необходимо оказывать помощь войско непобедимой Владычица Дамрад. Те, кто не оказывать помощь и чинить препятствия осуществлению завоеваний, считаться наш враг и подлежать уничтожение. Ты понимать?

Бабушка слушала, склонив голову немного набок, с чуть проступавшей в уголках глаз и губ усмешкой. Невозмутимое бесстрашие её взора успокаивало соплеменников, хотя молодые всё же слегка нервничали. Матери прижали к себе малышей.

— Как там сестрица Махруд — не пробудилась ещё? Всё сидит, недвижимая и нетленная? — спросила вдруг Бабушка. — Давно мы с ней не виделись... Ну, ничего. Скоро, скоро пробуждение. Навь изменится. Вот только ты, сынок, этого не увидишь. Ты здесь, на чужбине, свою головушку сложишь.

— О чём ты болтать, сумасшедший старуха? — воскликнул сотенный. — Какой право ты иметь называть великий Махруд своя сестра?

— Да по праву рождения от одной матери, — усмехнулась Свумара, но её глаза оставались серыми льдинками. — Ты, сынок, язык-то не ломай, говори на своём родном — авось, пойму, хоть и не слышала его уже много лет.

— Ты выжить из ума, бабка?! — закричал сотенный.

Гулкими, тяжёлыми глыбами льда сорвались с уст Свумары несколько слов на незнакомом языке. Молниеносно выбросив вперёд руку с растопыренными пальцами, она несильно ударила сотенного в грудь. Тот захрипел, выпучил глаза и рухнул, громыхнув доспехами, наземь.

— Это она ему сердце остановила, — шёпотом пояснила Куница, приблизив губы к уху Олянки. — Ох, что сейчас начнётся!

Увидев военачальника бездыханным, один из воинов — тоже, видно, начальник, но пониже званием — рявкнул что-то, и сотня обнажила мечи. Без боя Стая, конечно, не сдалась бы, но вся или почти вся полегла бы здесь, в своей родной глуши. Бабушка подняла руку ладонью вперёд.

— Не страшитесь, чада мои, — сказала она соплеменникам, и голос её прозвучал ободряюще, твёрдо и спокойно. И добавила, обращаясь к навиям: — Да нате, получайте вашего сотенного назад.

С этими словами она опустилась на колено и гулко ударила его в защищённую доспехами грудь. Тот с хрипом всосал воздух и дёрнулся — живёхонек. Навии кинулись к нему на помощь и поставили своего предводителя на ноги. Несколько мгновений военачальник не мог выговорить ни слова, только вращал выпученными глазами, точно безумный.

— Это тебе за сумасшедшую старуху, — беззлобно сказала Бабушка, отвесив ему шутовской щелчок по носу. — Проваливайте-ка вы, сынки, с Кукушкиных болот, и больше сюда не суйтесь. Помощи вам от нас не будет. Держите путь на юго-восток — так к Зимграду и выйдете.

— Ты правда есть сестра великий Махруд? — пробормотал, тяжко дыша, сотенный. В его мутном взгляде проступало потрясение.

Свумара опять что-то сказала на навьем, и отзвуки этого языка смешивались в ушах Олянки с игрушечными шепотками молвиц: «Навь-Навь-Навь...» После этого, придя в себя и отдышавшись, сотенный хрипло отдал приказ, и воины медленно, хмуро покинули Кукушкины болота, направляясь на юго-восток.

— Все здесь поляжете, сынки, — вздохнула Бабушка, сквозь задумчивый прищур глядя им в могучие спины. — Все до одного. Идите, идите, не оборачивайтесь...

Это была первая встреча Олянки с войной лицом к лицу. Мирная тишина родных Кукушкиных болот рассеялась от лязга доспехов, и Олянку накрыло леденящим осознанием: а что сейчас творится дома?! За три года в лесу она уже почти отвыкла считать домом тот человеческий кров, под которым она родилась, но теперь память и боль всколыхнулись болотной мутью. Любимко! Родители, братья и сестрицы! Что с ними, живы ли они, есть ли у них по-прежнему кров и пища?

Олянка не могла усидеть на Кукушкиных болотах. Душа была не на месте, день и ночь ныла, не находила покоя, тревожилась за родных. Вороном каркала опасность, кружила тёмной тенью над головой, лишая сна, и кусок в горле застревал от мысли, что им там, может быть, сейчас есть нечего.

— Бабушка, — обратилась Олянка к Свумаре. — Позволь мне сбегать в родные места, близких проведать. Боюсь я за них...

— Держать тебя не стану, всё равно уйдёшь, коли задумала, — вздохнула та. — Ступай. Только возьми с собой молвицы.

И она протянула Олянке кожаный мешочек с пророческими костяшками. Он лёг в руку, лёгкий и невзрачный с виду, но что за сила таилась в нём?

— Молвицы эти не простые. Коли в беду попадёшь, достань одну кость и кинь под ноги. Молвица сама определит, как тебя выручить, и сама всё сделает. А после ты только мешочек открой — и она на место вернётся.

Вдобавок к молвицам Свумара дала ей мешочек со смесью целебных трав.

— Благодарю тебя, Бабушка, — с влажными глазами пробормотала Олянка.

Но это было ещё не всё. Чтобы Олянка могла при случае понимать вражеский язык, Бабушка впустила ей в ухо паучка — маленького, с длинными худыми лапками, серебристо переливающегося. Олянка передёрнулась, глядя, как эта крошечная тварь ползает по пальцу Свумары. Брюшко его мерцало, точно капелька ртути, в отблесках пламени очага.

— Терпения — на один миг, а польза потом надолго, — успокоила её Бабушка.

Бррр... Зажмурившись и стиснув зубы, Олянка терпела щекотание паучьих лапок. Наружу рвался визг омерзения, хотелось вытряхнуть создание наружу, но тяжёлая рука Бабушки придавила плечо каменным покоем. Терпеть миг, польза надолго. Копошение в ухе стихло, будто паучок растворился внутри, но гадливое желание выковырнуть маленького гада ещё свербело, будоражило чесоткой, дёргало плечи судорогой.

— Тихо, тихо, — усмехнулась Свумара. — Тебе самой его оттуда уж не достать. Просто забудь о нём, он тебя не побеспокоит. Это создание ещё более древнее, чем мы сами. Жрицы Маруши его не сотворили, они его только приручили. Соединяя свой разум с нашим, сие существо наделяет его силой понимать на слух любой язык. Есть и иные способы его использования, но тебе они не надобны.