Побратим змея (СИ) - "Arbiter Gaius". Страница 13

— Силой той, что породила…

— Силой того, кто зачал…

Слова струились, причудливо смешиваясь со все сгущающимся дымом, ставшим вскоре таким густым, что фигуры участников обряда лишь угадывались в нем смутными серыми тенями.

— Силой дарующих жизнь… — шепотом, едино, словно слившись дыханием — Изыди.

И еще раз — громче:

— Изыди!

— И третий — на пределе возможностей:

— Изыди!

За третьим возгласом камнем упала тишина, разорванная вскоре хриплым кашлем больного. Он все нарастал, Ёль забился на своем ложе, жадно ловя воздух. Анх быстро присел у его изголовья, крепко обхватив парнишку за плечи, не давая ему навредить себе, а Фетха тем временем одним быстрым движением откинула полог. Свежий ночной воздух ворвался в хижину — и показалось ли им, что изгоняемые им клубы дыма на мгновение сложились в призрачную костлявую фигуру?..

Ёль обмяк, и Анх, выпустив его, поспешно кивнул на колоду с водой. К тому моменту, как небо начало светлеть, возвещая пробуждение Лучезарной, в мальчишку успели влить почти половину ее содержимого — и немногим меньше он выдал обратно в виде обильного пота.

— Хорошо!.. — Анх одной рукой убрал ставшие мокрыми рыжие пряди с холодного мальчишеского лба, а второй устало потер красные от недосыпа и травяного дыма глаза. — Едва успели. Теперь ему ничего не грозит.

Фетха согласно кивнула, тяжело усаживаясь прямо у колоды с водой, и, с наслаждением сделав несколько больших глотков из деревянного ковшика, передала его Взывающему.

— Ты очень хорошо сделал, — ее рука коснулась груди.

— И ты, — Анх пил неторопливо, словно пытаясь прочувствовать все нюансы вкуса нехитрого, но такого уместно и нужного сейчас напитка. — Мое сердце задрожало, когда я услышал о нем…

Он помолчал, позволяя мыслям вполне закономерно перейти от Ёля к Кнышу, затем снова заговорил:

— Я как раз хотел… Спросить тебя кое о чем. Раз уж мы здесь… Хорошо сделаю?

Фетха кивнула, полуприкрыв глаза, ожидая продолжения — и терпеливо выслушала весь последовавший за этим монолог о перепитиях отношений Взывающего с сыном.

— Упертый ты, Анх, — заговорила она, когда Взывающий замолчал. — Как был упертый, так и остался.

И, прежде, чем Взывающий успел возразить, продолжила:

— Сам посуди. Взять хоть Ёля, — она слегка кивнула на мирно спящего подростка. — Если бы Лихомана не оставила его после нашего ритуала — что бы ты делал?

— Хм… — Взывающий казался удивленным таким неожиданным поворотом темы. — Не знаю… Ничего более сильного я не умею. На самом деле, мне больше нечего было бы делать.

— То есть ты бы сидел и смотрел, как он уходит в Холмы, — скептический голос травницы, однако, контрастировал с утвердительной интонацией ее реплики.

— Нет! Так я бы не смог. Я бы… Я… Не знаю! Не знаю что — но что-нибудь обязательно бы делал!

— Вот! — Фетха многозначительно поднял палец. — И в этом — твоя главная беда!

— Да?.. — Анх выглядел озадаченным.

— Ты как клыкач* — прешь напролом, не разбирая дороги, а там, где не можешь пройти — просто думаешь, что нужно напереть посильнее. И напрочь отказываешься признать то, что и так абсолютно ясно…

— Что? — в нетерпении воскликнул Анх, видя, что пауза затягивается.

— Да то, что часто ты слеп, как летучая мышь. Тебе ведомы желания духов? Ты знаешь, чего они хотят от тебя, Кныша, Ёля — да и от всех нас? Нет. Но ты будешь суетиться, терзать и себя, и других, заламывать руки и жаловаться — и все вместо того, чтобы…

— Чтобы?

— Чтобы просто сделать то, что в твоих силах — а остальное отдать тем, кто смыслит во всем чуточку больше тебя, — Фетха иронично прищурилась.

Анх раздраженно поджал губы.

— То есть я должен смириться с тем, что когда я уйду в Холмы предков, Род останется без защиты перед духами?! Ты же сама видишь — он и простейшего обряда запомнить не в состоянии!.. Это что, по-твоему — хорошо?! Я…

— Я, я, я!.. — передразнила его знахарка. — Отвлекись уже от себя. Не ты тянешь на себе всю Мать и всего Отца! Ты даже весь Род на себе не тянешь. Лучше подумай, что, может быть, Род после тебя останется не без защиты — а без такой защиты, к какой ты привык. Кныш ведь не дурачок, не потерянный! И если ему не дается твое ремесло — то может, нужно спросить — а почему так?

Губы Анха были все еще скептически искривлены — но в глазах мелькнула задумчивость.

— Говоришь, искать ответы?.. — протянул он. — А если я их не найду?

— Значит, найдет кто-то другой, — Фетха грузно поднялась, подошла к Взывающему и, положив руку ему на плечо, с неожиданной мягкой грустью закончила: — Никому не дано знать все ответы, Анх. Хотя бы потому, что, сдается мне, каждый ответ рождает новые вопросы…

Комментарий к Глава 2 * Клыкач — мамонт.

====== Глава 3 ======

Тур, сидящий у входа в родную хижину, был мрачен, как восход, открывавшийся его взгляду. Середина Теплого Безвременья, духи милосердные, – или не очень!.. Молодой охотник с досадливым вздохом отвел взгляд от серо-бело-бурой грязной мешанины, которую представлял собой расстилавшийся перед ним пейзаж. Унылое зрелище, что ни говори. Впрочем, общую безобразность окружающей природы он бы пережил – небось и похуже чего видал, – а вот то, что в до сих пор стоявших полуголыми лесах существенно поубавилось дичи – это волновало его всерьез.

Да и не только его.

Старейшины Рода во главе с его родителем собирались уже дважды – и всякий раз Марух с этих собраний возвращался чернее тучи и долго сидел, глядя невидящим взглядом в стену да машинально поглаживая шрам, пересекавший лицо. Тур знал, что отметину эту родитель получил еще в юности, когда сразу по его возвращении из Большого путешествия на селище напали низкие. Они тогда дрались не на жизнь, а насмерть – враги были изгнаны за самые Дальние холмы, и больше нападать не рисковали.

События тех восходов уже давно успели стать родовым преданием, которое старики передавали детям, коротая у очага длинные зимние вечера – однако неожиданно они снова обрели актуальность.

Тур догадывался, о чем вождь грозно рычал на советах старейшин, и о чем после молчал в своей хижине: если лето не вернется, то дичи в лесах не останется вовсе, а значит – долина, в которой они живут, станет непригодной для обитания. Родитель вынужден будет объявить Переход – и тогда Род снимется с места и пойдет искать лучшей доли. О Переходе Тур слышал лишь мельком: давно не было в живых никого из предков, которые пришли в этот лесистый край из-за Высоких гор. Но того, что он слышал, было достаточно, чтобы сообразить: Переход означал тяжкие лишения, голод и смерти. Это еще не считая того, с чем им придется столкнуться в новых местах.

Об этом молодой охотник тоже думал – и пришел к выводу, что единственным местом, куда имело смысл уходить, были те самые Дальние холмы. Именно из-за них начинал в конце зимы дуть ласковый влажный ветер, который означал начало Теплого Безвременья, предшествовавшего лету. Если же лето по каким-то причинам к ним не шло – оставалось лишь идти к нему. А заодно и в лапы к низким. Именно поэтому, как было ясно Туру, его родитель и не спешил принимать решение: избранный путь мог в равной степени привести Род и к спасению, и к полному истреблению. На такой шаг нельзя решаться, пока не испробованы все средства вернуть тепло в их край. А неиспробованные средства еще оставались. Сын вождя понятия не имел, какие именно, но в том, что не все еще потеряно, был абсолютно убежден. Ведь если бы надежды не было, родитель не стал бы медлить. Лучше поднять Род сейчас, чем когда они ослабеют от голода и неминуемо начавшихся болезней. Эти бестелесные враги были, по глубокому убеждению молодого охотника, куда опаснее низких. С теми он и другие мужчины еще поборются. А вот против собственного пустого брюха не попрешь, это уж как есть.

И Тур ждал, вместе со всем Родом радуясь выдававшимся погожим восходам и печалясь о ненастных, уходя на охоты и возвращаясь, все еще, с добычей. Это было главное. А о том, какими усилиями дичь добывалась, охотники предпочитали не распространяться. Только валились, вернувшись домой, на свои лежанки и то ли засыпали мертвецким сном, то ли проваливались в беспамятство чуть ли не на пару восходов – затем только, чтобы, поднявшись, почти сразу снова уйти в леса...