Побратим змея (СИ) - "Arbiter Gaius". Страница 15

– Что?.. Что это было?..

Взгляд Кныша все еще был расфокусированным, и голос звучал хрипло – но выглядел он гораздо бодрее, чем несколько минут назад, и потому Тур не отказал себе в каком-то злобном удовольствии ответить:

– Сон-трава. Это была сон-трава. Которую нормальные Рослые берут по листику и прячут под шкуры на лежанке, чтоб лучше спалось. И которую один потерянный, мрак его, зачем-то щедро кинул в огонь, едва не отправив себя к предкам и не усыпив на пару восходов весь Род. Вот – что – это – было.

Сын Взывающего, однако, желчного юмора не оценил, видимо, все еще плохо соображая, и непонимающе взглянув на охотника, лишь прошептал:

– Пить хочется.

– Снега съешь, – буркнул Тур, запоздало понимая, что все же погорячился и ощущая себя слегка виноватым.

Кныш, видимо еще не вполне вернувшийся к реальности, следовать совету, однако, не спешил, все так же несколько растерянно озираясь – и Тур с досадливым фырком загреб в ладонь побольше грязно-белой массы и от души повозил ею по его лицу – чтоб и напился и умылся заодно. Кныш дернулся было, но быстро сообразив, что за грубоватыми действиями Тура не скрывается злого умысла, с охотой прихватил губами небольшую ледышку.

– Лучше? – буркнул охотник, поспешно убирая ладонь: от прикосновения к ней губ Кныша стало щекотно и как-то... Странно.

– Лучше, – окрепший голос сына Взывающего вполне соответствовал его словам. – Ты очень хорошо сделал.

Он коснулся рукой груди.

– Ладно. Съешь еще снега, потом отведу тебя в твою хижину... Но что на тебя нашло-то?! – видя, что опасность миновала, Тур не смог-таки сдержать бурлящие в груди чувства, связанные с этой дурацкой и весьма опасной ситуацией. – Ты же правда мог уйти к предкам! Зачем ты бросил в огонь сон-траву?

– Я не знал, что это сон-трава. Родитель велел мне приготовить сбор, сказал, какие травы взять. Я сделал все точно, как он сказал... Вроде бы, – последние слова Кныш произнес уже менее уверенно. Тур хмыкнул.

– Даже если твой родитель, – а не ты, – что-то напутал. Ясно же, что сон-трава не может входить в сбор, который нужно бросать в огонь!

Смущенно-виноватый взгляд Кныша, однако, ясно говорил о том, что для него в этом ничего ясного не было. Тур покосился на него с некоторым недоверием: неужели такое бывает?! – и осторожно осведомился, проверяя, действительно ли все настолько плохо:

– Кныш, ты знаешь, как выглядит сон-трава?..

Сын Взывающего едва заметно мотнул головой и, наверное, покраснел бы, – если бы на обеих его щеках уже не полыхало по отпечатку ладони Тура.

– Кругленькие светло-зеленые с зазубринками листочки?.. – словно обращаясь к младенцу, уточнил охотник – хотя все и так становилось до боли ясным.

Все тот же отрицательный жест.

– Ну пахнет еще так... Сладко. Вот как сейчас в Ритуальной хижине – только слабее гораздо.

– Я не знаю, как выглядит или пахнет сон-трава, сын вождя! – огрызнулся Кныш. – Знал бы – уж наверное здесь бы не сидел! Чего ты от меня хочешь?! И я – не потерянный, – он пристально посмотрел Туру в глаза. – Просто не знаю и все.

Сын вождя помолчал, понимая, что хватил лишку.

– Плохо сказал, – наконец отозвался он, ударяя себя кулаком в грудь. – Я был зол. И... Сердце задрожало, наверно. Но я не вижу! – голос его окреп. – Ты слышишь духов, чувствуешь их. Ты говоришь с духом Озера Избранницы, одним из двух Величайших. Этого не дано твоему родителю. И не было дано его родителю. И родителю его родителя... Таким, как ты, был, может быть, только Правзывающий, которого избрал сам Великий предок. Но в то же время самые простые вещи скрыты от тебя. Даже дети знают, как выглядит и пахнет сон-трава, и то, что, если она загорится – будет большая беда. А ведь она используется в обрядах-обрядах, а обряды – это то, как мы говорим с духами и как угождаем им. Ты ведь должен был бы разбираться в том, что хорошо для духов? Разве нет?

– А кто тебе сказал, что обряды для них хороши?

Тур смутился, сбитый с толку этим, казалось, совершенно бессмысленным вопросом.

– А разве нет? – только и смог выдавить он.

– Мне видится, нет.

– Как ты это видишь?

Кныш медлил с ответом, задумавшись и словно подыскивая подходящие слова. Затем все же заговорил:

– Все дело в них самих. В том, какие они. В них есть сила, видишь? И красота... И... Движение. Они – как порыв ветра, они меняются, они чувствуют... Они и сейчас создают что-то новое, они... Радуются?.. – последнее слово сын Взывающего произнес несколько удивленно, словно сам только что открыл для себя это свойство духов. – Они... Они полны жизни, видишь? Они полнее жизни, чем мы... Может, потому что они не умирают. Когда я их чувствую – это просто переполняет... И поэтому, когда родитель начинает твердить: «щепотку этой травы, щепотку той, воды – капель по-пальцам-руки...» – я чувствую, что это не о них. Им не нужны эти капли, щепотки, гимны, жертвы, повернись сюда, поклонись... Так что это не я не могу запомнить. Это они это отвергают. Это как завеса перед моими глазами, ушами... Я слушаю и не слышу, смотрю и не вижу...

Тур некоторое время сидел молча. Исповедь Кныша породила в нем странное чувство – одновременно сладкое, манящее, дурманящее, – словно мелькнуло вдали нечто небывало прекрасное, удивительное, – что-то, что хочется познать – но хочется и оттолкнуть – странная смесь вожделения и гнева.

Приходилось, однако, думать о делах насущных.

– Твой родитель уже несколько раз приносил жертвы духам лета, чтобы они вернули нам тепло, – сказал он. – Но они не были приняты. Думаешь, это потому, что духи хотят чего-то другого?

– Может быть.

Охотник помолчал, задумавшись, затем по лицу его промелькнула тревожная тень.

– Вождь сказал, что у нас осталось последнее средство вернуть лето, – продолжил он. – И именно об этом он сейчас говорит с твоим родителем. Но если ему нужен Взывающий – значит, речь снова о каких-нибудь жертвах и обрядах. Если все так, как ты говоришь – значит... Значит и они приняты не будут?.. – голос его дрогнул.

Кныш молча пожал плечами.

– Но если не жертв, не обрядов, – то чего тогда хотят духи?! – Тур не собирался сдаваться так просто.

Сын Взывающего повернулся к нему, в глазах его промелькнула грусть и какая-то безнадежная тоска.

– Если бы я это знал, сын вождя, – медленно ответил он. – Если бы знал...

Просьба Маруха не стала для Взывающего Анха неожиданностью: то, что ситуация с затянувшейся зимой обостряется и приближается к критической, было очевидно, – как и то, что для разрешения ее оставался лишь один способ.

И все же в голосе его звучало сомнение.

– А не поздно ли мы спохватились, Марух? Большая жертва – она на то и большая... Думаешь, охотники смогут набить достаточно дичи?

– Пошлем Тура со-товарищи, они справятся, – Марух отвечал поспешно и даже с оттенком некоторого безразличия. Не потому, что не понимал сложности стоящей перед охотниками задачи, – а потому, что знал: на самом деле беспокоит Анха нечто совсем иное.

– Заодно и ты все для себя с сыном-то решишь, – сказал он, направляя все же разговор в болезненное для Анха, но совершенно необходимое русло. – Ёлем-то его все равно не заменишь – ни теперь, ни в будущем.

Взывающий помрачнел, задумчиво сделал пару шагов вперед, затем вернулся к собеседнику, машинально теребя в пальцах отломанную от какого-то куста тонкую веточку.

– Не о моем благе речь идет, Марух. Всем ведь рискуем. А ну как...

– Взывающий, – веско перебил его вождь. – Или ты творишь Большую жертву – или я следующим восходом объявляю Переход.

Анх чуть покачал головой, словно упрекая старого товарища в излишней горячности – но затем решительно кивнул. Если другого выхода нет – значит, надо идти на все. Даже если...

Взывающий взглянул на дневное светило, уже начинавшее клониться к закату.

– Я не успею подготовиться, чтобы сопроводить Лучезарную на покой сегодня. Да и охотникам не стоит отправляться в лес на ночь глядя. Лучше начать завтра на закате. Когда Лучезарная трижды скроется и взойдет, мы принесем жертвы духам лета. Они останутся довольны. Скажи Туру, пусть отправляется в Ближний лес с молодыми охотниками. Будут нужны олени по-пальцам-руки и птица – сколько смогут добыть. И передай Роду, чтобы в эти восходы мужчины не сходились с женщинами. Духи должны видеть, что не только Взывающий – но и все мы приносим им жертвы.